Сказатели

   Картина вырисовывалась жутковатая. Дети не умели ни читать, ни писать, ни рисовать. Абсолютно. Речь их была крайне скудной, лишённой каких-либо эмоций. Простейшие тесты на логику, с которым справился бы и двухлетний карапуз, ставили их в тупик. Во время так называемых занятий их тренировали лишь в материализации разных предметов - реальных или изображённых на картинках. Демонстрация сопровождалась перечислением свойств предмета: тяжёлый-лёгкий, металлический-деревянный, холодный-горячий... одни качественные характеристики. Дети послушно исполняли, не задавая ни единого вопроса. Получалось не у всех и далеко не всегда. Успехи поощрялись кусочком шоколада. Параллель с дрессировкой животных вызвала у Олега оторопь.

   Коллеги-медики занимали чёткую позицию невмешательства. Проанализировав беседы с ними, Олег понял, что детей они боятся, а рапорт об увольнении не подают из-за хорошей зарплаты.

   - Вы хоть что-то пытаетесь для детей сделать? Или просто тупо наблюдаете? - возмущался он.

   - А что тут сделать-то? - пожимали плечами оба светоча медицины. - Ты сам-то у них нашёл хоть что-то? Они неживые - в этом и болезнь.

   Олег обратился к своим непосредственным руководителям за разъяснениями:

   - Вся проблема именно в том, что дети не развиваются, как личности. У них нет не просто детства, а стимула к жизни. Даже у животных детёныши развиваются, познавая мир в играх. Остановка умственного развития тянет за собой угасание нервной деятельности - это же очевидно! Дети - не роботы, они не могут просто тупо выполнять команды. Посмотрите, что происходит: шестеро из двадцати. И чудом живы до сих пор. Почему вы не позволяете им развиваться нормально?

   Его спокойно выслушали и так же спокойно объяснили, что живое существо с функциями Творца - это страшнее любого оружия.

   - Позвольте им фантазировать - и они наводнят мир чудовищами. Вы хотите оживших детских каракулей? Ночных кошмаров, воплотившихся для всего мира? Если не обуздать фантазию, дети станут полностью неконтролируемыми! Стоит лишь появиться цели, стоит им просто захотеть - и вы не сможете остановить их. Нет стимула к появлению желаний - нет и противостояния. Они должны быть полностью контролируемыми. Подавление воли и желаний - единственный путь управления ими.

   - Это же дети... - беспомощно сказал Олег.

   - Это не дети. Это экспериментальные образцы, - сурово оборвали его. - Ваша задача - найти способ поддержания их высшей нервной деятельности на должном уровне. Если решения задачи нет - Вы отстраняетесь от участия, эксперимент признаётся неудачным, образцы уничтожаются, проект закрывается.

   Олег вышел от руководства с чётким ощущением надвигающейся катастрофы. Ничего не предпринимать - это значит, позволить детям стать расходным материалом. А предпринимать ему по сути ничего не разрешили.

   Пробовал давать им препараты, стимулирующие нервную деятельность, антидепрессанты - эффект был практически нулевой. Юрка на занятиях вместо металлического бруска материализовал овощное рагу, которым детей кормили накануне - за что воспитатель жестоко отхлестал его ремнём на глазах других детей. Мальчишка жалобно плакал, остальные дети молча смотрели в пол. Девочки жались к стене. Олег пытался вмешаться, но его мягко попросили не влезать в воспитательный процесс. Хорошо, хоть позволили забрать мальчика в медблок после наказания.

   Юрку пришлось нести на руках. Когда Олег со своей ношей выходил из учебной комнаты, одна из девочек сделала было несколько робких шагов за ним.

   - Иза, куда? - остановил её воспитатель.

   Олег посмотрел на девочку. Стоп. Это как-никак волеизъявление. Или попытка...

   - Я беру её с собой, - сказал он поспешно. - Сниму энцефалограмму и приведу обратно. Иза, идём со мной.

   В блоке уложил Юрку на кушетку, указал Изе на стул - та послушно села. Прибежавший педиатр принялся набирать в шприц обезболивающее,. Мальчик плакал, девочка робко смотрела в его сторону. Сострадание?

   - Что ты чувствуешь, Иза? О чём думаешь?

   - Ему больно, - тихо ответила она.

   - А тебе?

   - Мне страшно.

   Педиатр сделал Юрке укол и ретировался. Олег подошёл, положил под голову ребёнку подушку и укрыл простынёй.

   - Отдохни, малыш.

   Перехватил внимательный взгляд девочки. Растерялся. Что сказать? Вопрос "что ты хочешь" она вряд ли поймёт. Или ответит, что ничего. Волеизъявление для них запрет. Подумал. Улыбнулся ей и сказал:

   - Можно.

   Она подошла, приподняла край простыни и погладила Юркину руку. Олег удивлённо приподнял брови: ого. А ведь не всё так плохо...

   - Иза, ты и сейчас боишься?

   Она долго молчала, глядя себе под ноги. Олег смотрел на неё и думал о причине: нехватка слов или настолько запугана?

   - Да, - наконец выдала она.

   - Я тебя не обижаю. Не наказываю. Не повышаю голос. Чего же ты боишься?

   На этот раз молчание тянулось ещё дольше. Мысль явно давалась с трудом.

   - Ты не такой.

   - Хорошо. Тогда договоримся так: раз я не такой, меня не надо бояться. И здесь вообще не надо бояться.

   Она послушно кивнула. Метнулись тоненькие чёрные косички. Олег погладил девочку по голове и ощутил, как Иза замирает, ловит эту незамысловатую ласку. Боится, да... Но теперь он точно знал, что ей нужно. Да и не только ей...

   Он пользовался любым предлогом, лишь бы забрать детей из-под контроля воспитателей. Чаще водил их на осмотры, подменял сослуживиц, в обязанности которых входило гулять с ними в сквере (как уж те были рады избежать скучного времяпрепровождения...), делал обходы тесных неуютных детских спален перед сном. Просто коснуться. Улыбнуться. Вызвать любую положительную реакцию. Или хотя бы исключить понятие "страх" - хоть ненадолго. День за днём. Неделя за неделей. Витамины и ноотропные препараты были лишь для прикрытия. Коллеги-врачи обрадовались появлению в коллективе фанатичного трудоголика и совершенно отошли от дел. Олег молчал. Не вмешиваются - тем только лучше делают.

   Результаты были странными. Девочки откликались на ласку обе. С мальчишками было сложнее. Костю присутствие Олега успокаивало. Антон говорил с ним больше и охотнее остальных. Максим оставался полностью безразличен. Юрка же боялся Олега едва ли не больше офицера, который обычно вёл у них занятия и который чуть что - бил. Пятеро из шести. Пусть хоть как-то, но их ещё можно было спасти.

   Олег пристально следил за результатами своих действий. Вёл записи, в которых фиксировал малейшие изменения в состоянии, поведении и достижениях каждого из шестерых. Докладывал руководству еженедельно. Молчал лишь о том, что предпринимает на самом деле. Его сдержанно хвалили. Даже пошли навстречу его пожеланиям и отстранили от работы тупую и ленивую медсестру Свету, присутствие которой Олега только раздражало.

   В ноябре стало совсем холодно, и детские прогулки запретили. Настроение в маленькой компании сразу упало. Малыши стали невнимательными, на них кричали, у Гали совершенно пропал аппетит, Антон перестал улыбаться. Олег обратился к руководству с просьбой возобновить прогулки.

   - Это их радость. Одна из немногих, и притом - самая большая. А вы запретили...

   Странно, но к нему прислушались. Через несколько дней одетых по-зимнему детей выпустили в сквер. С ними отправили Олега, поэтому четверым малышам никто не мешал улыбаться.

   Новый Год Олег планировал встретить с семьёй, но так как никто из родни даже не позвонил ему с приглашением, решил остаться на работе.

   Купил продуктов, настрогал себе пару нехитрых салатов, запёк в микроволновке куриный окорочок. Яблоки, мандарины, бутылка шампанского. Вывел на монитор компа старую фотку Яси - не пить же в одиночестве... С сослуживцами праздновать не тянуло.

   Отговорил по радио президент, пробили куранты. Олег отпил шампанского, задумался... и понял, что желание так и не загадал. Стало неуютно, захотелось просто выйти. Отвлечь себя движением. Встал, выключил радио, вышел в коридор.