Страница 36 из 37
Рядом с их фамилиями в списке на граните высечены имена матроса Ивана Голубца, снайперов Ноя Адамия и Людмилы Павличенко, отважной разведчицы Марии Байды и десятки других. Всего 54 человека были удостоены высшей воинской награды.
Надпись на одной из гранитных плит гласит: «Подвиги севастопольцев, их беззаветное мужество и самоотверженность, ярость в борьбе с врагом будут жить в веках, их увенчает бессмертная слава».
Золотой южный октябрь. Севастопольский дом офицеров. Здесь собрались представители партийных, советских, общественных организаций и Севастопольского гарнизона, чтобы торжественно отметить 30-летие начала героической обороны Севастополя в 1941–1942 годах.
Взволнованно звучит краткое вступительное слово первого секретаря горкома партии В. И. Пашкова.
Собравшиеся стоя почтили минутой молчания героев, павших в боях за свободу и независимость нашей Родины.
Под сводами зала гремят звуки марша. Собравшиеся стоя приветствуют знамя Краснознаменного города-героя Севастополя и Военно-морской флаг Краснознаменного Черноморского флота, боевые знамена частей и кораблей, овеянные славой побед в боях за нашу Родину и город-герой Севастополь.
Бывший командир крейсера «Красный Кавказ» контрадмирал в отставке А. М. Гущин называет номера частей, чьи знамена проплывают по залу.
В зал под дробь барабанов и звуки пионерских горнов вступает колонна юных ленинцев, пришедших поздравить участников собрания…
И вот — торжественная минута: принимается Обращение ветеранов к севастопольцам, к морякам Черноморья.
Взволнован голос читающего его:
«Жители города-героя Севастополя!
Воины Краснознаменного Черноморского флота!
Дорогие наши боевые товарищи и друзья! Наши братья, сестры и внуки!
Вместе со всей нашей необъятной страной, вместе с вами мы отмечаем 30-летие со дня начала героической обороны легендарного Севастополя.
Ровно тридцать лет назад вот в такой же октябрьский день мы с оружием в руках встали на защиту Севастополя. В жестокой борьбе против фашистских захватчиков нам приходилось своим телом закрывать амбразуры вражеских дзотов и дотов, со связками гранат бросаться под гусеницы фашистских танков, вступать в рукопашные схватки, идти на воздушный таран. Мы не раз смотрели смерти в глаза. Мы сражались так, как учила нас Коммунистическая партия, как подсказывали нам наши сердца, наша совесть, как наказывали драться наши отцы и деды, наши матери и жены.
В ту суровую годину здесь не было и метра земли, где бы не пылали пожарища, где бы не гремели выстрелы, где бы не рвались бомбы и снаряды, где бы не была пролита кровь защитников города. Стонали камни, плавился металл, но мы стояли. Тогда мы думали об одном: отстоять любимую Родину, ее честь, свободу и независимость, отстоять великие завоевания Октября. И мы выполнили свой высокий долг перед партией и народом. Боевая слава Севастополя облетела весь мир. Он вошел в века бастионом мужества, стойкости и храбрости советского народа. Он по праву занял достойное место в замечательном созвездии таких советских городов-героев, как Москва, Ленинград, Киев, Волгоград, Одесса и крепость-герой Брест.
В дни 30-летия начала обороны Севастополя мы склоняем головы перед памятью павших товарищей, друзей-однополчан и обращаемся к вам:
— Именем погибших героев, болью ран, святостью братских могил завещаем вам боевую славу Севастополя. Храните ее в чистоте и почете. Приумножайте ратными и трудовыми подвигами! Завещаем!» И подписи. Много подписей…
После торжеств — на мыс Херсонес.
Почти тридцать лет прошло, а сохранились капониры. Только заросли травой.
У монумента павшим здесь товарищам — всегда цветы.
Мы спускаемся к морю. Садимся на камни. Долго молчим.
А потом кто-нибудь тихо-тихо начинает нашу любимую гвардейскую песню. Сложенную еще в огненном 1943-м сержантом Борисом Зубовым:
Мы поем, и нам кажется, что вот в надвигающихся сумерках вспыхнет сигнальная ракета, и нас поднимет с земли крылатая и грозная команда:
— По самолетам!..
Нет, нет, да и долетал из-за Рейна голос кого-нибудь из бывших «завоевателей».
Что только они не предлагали! И сбросить на нас атомную бомбу. И «объявить Советам» крестовый поход. И предать нас анафеме.
Этим уроки войны не пошли впрок. Особенно старался мой старый «знакомый» Эрих фон Манштейн. Кажется, не было такого сборища реваншистов, где бы он либо не выступил с подстрекательской речью, либо не зачитывалось бы его приветственное послание.
И вдруг открываю утром газету: «Умер фон Манштейн».
«Бонн, 12 июня (1973 года — М. А.). В Мюнхене в возрасте 85 лет умер бывший гитлеровский фельдмаршал Эрих фон Манштейн. В нацистском вермахте он командовал группой армии „Дон“, безуспешно пытавшейся пробиться к окруженной под Сталинградом группировке гитлеровских войск. В 1949 году приговорен английским военным трибуналом к 18 годам заключения, но в 1952 году был освобожден. В последние годы жил в Баварии, являлся членом реваншистских организаций».
И сразу — как удар ножа — ощущение того далекого военного дня, когда я с напарником вылетел на разведку и «без разрешения» атаковал и поджег под Ялтой катер. Впоследствии выяснилось, что на нем был сам командующий гитлеровской группировкой в Крыму Манштейн.
Если бы мы знали это! Не пришлось бы фельдмаршалу писать мемуары…
Рука невольно тянется к книжным полкам. Достаю «Утерянные победы» Манштейна. Раскрываю на знакомой странице — как-никак она имеет ко мне самое прямое отношение: «Я с целью ознакомления с местностью, — пишет фон Манштейн, — совершал поездку вдоль южного берега до Балаклавы на итальянском торпедном катере… Мне необходимо было установить, в какой степени прибрежная дорога, по которой обеспечивалось все снабжение корпуса, могла просматриваться с моря, и простреливаться корректируемым огнем…
На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защелкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Так как они налетели на нас со стороны слепящего солнца, мы не заметили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглушил шум их моторов. За несколько секунд из 16 человек, находившихся на борту, 7 было убито и ранено. Катер загорелся, что было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам…
Это была печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранено три матроса. Погиб также и начальник ялтинского порта, сопровождавший нас, капитан 1 ранга фон Бредов… У моих ног лежал мой самый верный боевой товарищ, мой водитель Фриц Нагель…»
Что же! Все имеет свой конец. Завершил свой земной круг и Эрих фон Манштейн. Его не стало. Но сколько ядовитых семян бросил он на послевоенную землю! И что-то взрастет из них?
Впрочем, здесь гадать не приходится. «Взросли» человеконенавистничество, реваншизм, злоба, недоверие.
Это о них, учениках фельдмаршала, рассказывают чуть ли не ежедневно газеты:
Прага. В заявлении представителя МИД ЧССР осуждается реваншистская деятельность так называемого землячества судетских немцев. Здесь напоминается, что нынешним летом в Мюнхене состоялся слет этого землячества, который был проникнут проявлениями ненависти к политике мирного сосуществования и разрядки напряженности в Европе. Кульминацией этого слета было большое собрание, состоявшееся 10 июня, в день, когда отмечалась 31-я годовщина лидицкой трагедии. Реваншистские руководители использовали это собрание выселенных лиц для давления на федеральное правительство, с тем чтобы оно уделяло большое внимание их советам и позиции при осуществлении своей политики нормализации отношений с социалистическими странами.