Страница 3 из 37
Ведущий «мессер» находился в положении столь выгодном для атаки, что мне стоило огромного напряжения удержаться от нее.
«От кораблей ни на шаг», — вспомнил эти слова, взял себя в руки:
— Противника не преследовать! От эскадры не отходить, — кричал я по радио, отлично понимая, что сейчас происходит в душах моих ребят.
Они всегда привыкли атаковать. Атаковать первыми. А тут нужно было держать себя «на вожжах».
Осматриваю воздух.
Гриб со своими ведомыми — уже над кораблями. «Мессеры», зашедшие со стороны, исчезли, меняя направление атаки.
«Молодцы, — похвалил я мысленно наших летчиков. — Не поддались провокации».
Мы уже подходили к вражескому берегу, когда небо буквально потемнело от вражеских самолетов.
Волна за волной шли бомбардировщики и торпедоносцы. Вперед вырвались «мессеры». На этот раз они явно стремились навязать нам бой, сковать наши истребители, чтобы дать возможность своим тяжелым машинам прорваться к кораблям.
На крейсерах тоже заметили опасность. Корабли ощетинились огнем.
На пути атакующих торпедоносцев встала стена огня. Вот уже один из них задымил и рухнул в воду.
— Локинский, — крикнул я в микрофон, — сковывайте «мессеров». Гриб — ни шагу от эскадры. Если кто-нибудь прорвется — уничтожайте. Я иду на торпедоносцы и бомбардировщики.
Эскадрилья Локинского как-то мгновенно оказалась в гуще «мессеров». И — закрутилась знакомая по сотням боев карусель. Ребята Локинского, не принимая конкретного боя ни с одной из вражеских машин, устроили такой «кордебалет», что гитлеровцы опешили. «Яки», вроде бы, шли в атаку, в лоб. Но тут же, отвернув, бросались на машины слева и справа. Опять заходили в атаку и, завершив ее, сковывали еще секунду тому назад «не занятых» в сражении асов.
Такой же тактики придерживались и мы. Разбив строй бомбардировщиков, я резко спикировал и дал очередь по торпедоносцу. Он задымил, резко повернул в сторону Феодосии, чуть не нарвавшись на другой бомбардировщик. Тот буквально шарахнулся в сторону и тут же попал под огонь моего ведомого, который решил, видимо, добить врага: слишком заманчивой была добыча.
— Назад! — крикнул я по радио. — Немедленно назад! К эскадре!
Осмотрелся: карусель, которую «крутил» Локинский, уходила в сторону от кораблей. Гриб и его ребята барражировали над ними, отгоняя бомбардировщиков. Те беспорядочно сбрасывали бомбы в море и уходили к берегу.
Пока мы пришли в заданный квадрат, весь этот «цирк», как назвали потом бои того дня летчики, повторился еще четырежды.
Ровно в семнадцать часов заговорил главный калибр кораблей. На воздух взлетели доты, портовые сооружения, огневые точки противника.
Береговая артиллерия врага пыталась было ответить, но ее тут же подавили.
В тот день, доставив в целости и сохранности корабли обратно в базу и вернувшись на аэродром, мы были измотаны до предела.
Тогда я, пожалуй, впервые понял, что иногда легче атаковать, чем удержать себя от атаки. Легче выдержать самый сложный поединок, чем видеть все возможности личной победы, но сознательно не использовать их. Во имя более важных, высших целей, которые в конце концов определяют решающий тактический успех на войне.
Погибшие с нами в строю
Как ни трудно было «дотянуться» нам до Феодосии, делать это было необходимо.
Я не помню, когда появилась в нашем обиходе шуточная песенка:
Чего не было — того не было: «на одном крыле» не полетишь… А вот «на честном слове» — это как раз о нашей ситуации: десять минут на бой — и возвращайся: горючее кончается. Иначе — свалишься в море.
…Василия Гусакова долго преследовали тяжелые видения последнего боя, который он провел перед тем, как оказаться в нашем полку: он потерял ведущего. Потерял, хотя его вины в этом никакой не было… А дело случилось так.
Ведущим шел Сережа Луценко. Друг и закадычный товарищ Гусакова. Облачность была довольно плотной, и самолеты летели словно «обложенные ватой»: видимости — никакой.
По расчетам где-то внизу должна была быть станция Благовещенская. Неожиданно облака кончились, в кабины ударило яркое солнце, и в это мгновение Луценко увидел идущий ниже Ме-110. По его курсу нетрудно было догадаться: он возвращался с задания, с нашей территории.
— Василий, видишь?!
— Вижу.
— Атакуем! Прикрывай!
— Есть прикрывать!..
Используя преимущество в высоте, они камнем свалились на противника.
«Мессер» метнулся в сторону и со снижением стал уходить в облака.
Выпущенная Луценко очередь прошла мимо.
— Повторяем атаку! Догоним…
До «мессера» оставалось уже каких-то 300–400 метров, и Сергей приготовился дать очередь.
В воздушном бою случается всякое: стрелок с Ме-110 опередил Луценко всего на секунду…
Сергей резко бросил машину вверх. Василий пошел за ним, поняв все сразу: из мотора истребителя ведущего повалил дым.
«Под нами же море! — с тревогой подумал Василий. — Что делать? Чем помочь?!»
Он видел, как Сергей покинул кабину, и через несколько секунд в воздухе поплыл белый купол парашюта.
Василий кружил рядом с товарищем, тревожно оглядывая облака и небо: «Только бы „мессеров“ черти не принесли».
Так он и проводил друга до самой воды. Сергей, видимо, был тяжело ранен: он ни разу не махнул ведомому рукой.
Как только Луценко приводнился, Василий засек время, курс, координаты места его приводнения и на полной скорости пошел к аэродрому. А через полчаса со старшим лейтенантом Фоминым он на УТ-2 уже вернулся обратно. «Только бы продержался на воде… Только бы продержался!..» — лихорадочно думал Василий, сжимая в руках спасательный пояс.
Они обшарили весь район. Летали, пока позволял запас горючего. Но Луценко на воде уже не было…
Через два дня, зайдя в столовую, Василий случайно услышал разговор незнакомых летчиков:
— Слышал, Луценко сбили!..
— А кто у него был ведомый?
— Какой-то сержант, молодой…
— Наверное, растерялся, не прикрыл..?
Василий не стал вмешиваться в разговор, хотя болью полоснуло по сердцу.
Он-то знал, что выполнил свой долг до конца. Но что толку от такого сознания, если Сергея уже не воскресишь. Если ничего уже для него не будет — ни солнечного крымского неба, ни высоты, ни счастья полета…
Когда Гусаков пришел вместе со своим другом Борисом Масловым в сентябре 1943 года в наш полк, он попросил меня:
— Товарищ командир! Мне нужно как можно больше летать на боевые задания.
— Чем же вы лучше других?
— Я не лучше. Но мне нужно отомстить… за погибшего друга.
Я не стал расспрашивать подробности. Видел — тяжело на душе у человека. И только много месяцев спустя узнал о трагедии, происшедшей с Луценко.
— Гусаков и Маслов, будете сопровождать штурмовики в Феодосию.
— Есть!
— Воздушным боем не увлекаться. Главное — охрана «илов». И помните о десяти минутах над целью. Остальной бензин — на обратный путь.
— К чему вы это, товарищ командир?
— Молодые, можете увлечься…
— Так и вы, товарищ командир, не старик.
— Я — другое дело. Я не забуду.
Летчики четко повернулись и побежали по полю к машинам.
Тревога не покидала меня. Из головы не выходила фраза, оброненная в разговоре Василием: «Мне нужно отомстить…».
«Не наломал бы он дров», — подумалось тогда. По собственному опыту я знал, что случится, если истребитель забудет об этих десяти минутах, ставших для нас проклятием.
«Илы» держались у самой воды. Волна за волной заходили они в атаку.