Взрослая жизнь для начинающих

— Но? — сказала Айона, и ее голос помог ему собраться с силами и сделать решительный шаг.

— Но я не смогу это сделать, если не буду совершенно уверен, что ты этого хочешь. Только если ты захочешь, чтобы мы это сделали вместе. Только если ты не станешь возражать против того, что будущее наше уже не так ясно спланировано, как это у нас было раньше. Я вообще не захотел бы этим заниматься, если бы со мной не было тебя. Без тебя я вообще ничего не захотел бы делать.

Глаза Ангуса наполнились слезами, и Айона протянула руку и взяла его за подбородок, на котором уже начинала пробиваться щетина.

— Почему это я не захочу быть с тобой? — спросила она. — Где мне еще быть, как не с тобой?

Ангус постарался не вспоминать, с кем она предпочла быть, когда отправилась сдавать экзамен в автошколе. Может, так все и начинается… И она начинает понимать, что обойдется без него… — Но, Айона, подумай, сколько придется вложить усилий, времени и денег!

— Ангус, ты как будто пытаешься меня отговорить. А я хочу этим заниматься! Я хочу, чтобы мы вместе это сделали!

Достаточно ли этого? Ангус взял ее руку со своего подбородка и переплел свои пальцы с ее пальчиками, такими нежными. Он надеялся, что Айона не заметит, как от волнения у него дрожат руки.

— Айона, — сказал он и прочистил горло. — М-м, я хотел подождать до того, ну, до того момента, когда буду точно знать, как пойдут дела, но мне уже кажется, что этого никогда нельзя предвидеть. — Он замолчал, подождал, когда она посмотрит на него, и после этого постарался не дать ей отвести глаз. — Ты согласна выйти за меня замуж? — спросил он. — Сейчас? И тогда мы сможем сделать все это вместе?

Вот и наступил тот момент, о котором Айона так мечтала, но в той же степени и боялась. В голове замелькали отдельные кадры: Мэри и Крис, ее родители, несколько свадеб членов королевской семьи, клип к песне «Ганз’Н Роузез» «Ноябрьский дождь», все планы, которые она когда-то строила, — все это пролетало в ее голове, как продукты в миксере, и откуда-то пришло неотчетливое паническое сопротивление.

— Ангус, а разве сейчас мы живем не так же, как если бы были женаты? — спросила она с неуверенной улыбкой. — Разве свадьба что-то изменит? Это же ничего не гарантирует, правда?

Внутренний голос Айоны отчаянно запричитал от того, как неромантично она рассуждает.

— Я же адвокат, — устало напомнил Ангус, — так что, поверь мне, я знаю, что никаких гарантий быть не может. Ничто не может длиться вечно. Но иногда мне кажется, что ты не знаешь, как я люблю тебя, — наверно, я забываю тебе об этом говорить, и мы начинаем воспринимать наши отношения, как что-то само собой разумеющееся. И я знаю, что это страшно — пообещать и выполнять обещание до конца своих дней, если ты понятия не имеешь, какой будет твоя жизнь уже к концу этого года. Но когда я начинаю представлять, какой будет моя жизнь без тебя, то понимаю, что хочу сделать так, чтобы ты всегда была со мной… если ты этого хочешь. Да ты же меня знаешь, я не люблю рисковать. Я выбираю только совершенно надежные варианты.

— А как же паб, Ангус, — спросила Айона, чтобы разобраться, понимает ли он сам, на что решился. — Разве это не рискованное дело?

— Я делал это для тебя — если бы не ты, мне даже в голову не пришло бы заняться этим делом, — сказал он, не обращая внимание на то, что ноги у него уже начинали затекать. — Если бы не ты, я сейчас реализовывал бы свой карьерный план, расписанный на двадцать лет вперед, сидел бы в офисе, умирая от скуки, и жалел бы, что мне не хватает смелости бросить это все и сделать что-то стоящее. А чем мы рискуем, если поженимся? Закон совершенно не обязывает тебя превратиться в стерву, а меня в подкаблучника.

— Или в Криса и Мэри, — машинально добавила Айона и не смогла не вздрогнуть от смущения, потому что в голове у нее всплыла сюрреалистическая картина: Мэри и Лайам, вваливающиеся в обнимку в спальню. Теперь эта картина будет еще долго стоять у нее перед глазами.

— Даже в Криса и Мэри. Почему вообще что-то должно измениться? Айона, ты же знаешь, я люблю тебя, люблю уже много лет. Я хочу сказать, — он очень серьезно посмотрел на нее, — что ты помогаешь мне стать лучше, чем я есть, а ради этого, как я думаю, и стоит создавать семью. Два человека, которые помогают друг другу радоваться жизни. Я не хочу, чтобы мы превратились в одинаковые половинки, — я люблю тебя такой, не похожей на меня, — черт возьми, если бы я хотел найти копию самого себя, — а это было бы так скучно, — я познакомился бы с кем-нибудь на работе. То есть, вот почему я освободил для тебя сарай, дал тебе возможность иногда побыть в уединении, иметь свою собственную жизнь…

Упоминание о сарае пробудило у него в голове пугающий образ: черная картина, которую Айона делала в подарок на свадьбу, — и Ангус вдруг замолчал. Боже всемогущий. Как же он мог забыть эту страшную, безумную картину, пусть в пабе и творился настоящий хаос? И правда, он слишком много думает об этом заведении, оно превратилось в навязчивую идею.

Но это когда-нибудь закончится, — горячо пообещал себе он, стараясь провернуть сделку с собственной судьбой. Если они с Джимом купят паб, он обязательно сделает так, что он и Айона смогут больше времени проводить вместе, гулять по Ричмонд Парку, ходить в музеи, завтракать в постели. Совсем как раньше.

Ангус посмотрел Айоне в лицо так, как будто они только что познакомились, и тут ему пришло в голову, что она может ответить ему «нет». А ведь она так и не сказала «да». И отреагировала на все без особого восторга. Ангуса охватила паника, и тогда он, чувствуя, что терять больше нечего, задал вопрос, который так его мучил.

— Айона, та картина у тебя в сарае… — начал он.

Глаза ее тут же стали настороженными и смущенными.

— Картина? Мм, а как ты…

— Айона, скажи мне, что это не заказ к свадьбе, который ты делала для той женщины с командным голосом, правда? — поторопился спросить он, пока Айона не стала узнавать, зачем он заходил в сарай. — Ты не пыталась передать в этой картине свое отношение к браку?

Айона ответила не сразу. А вдруг это и было ее представление о замужестве? Не об этом ли она думала, когда размазывала краски по бумаге? О том, как она в ужасе чувствует, что не властна что-либо изменить в собственной жизни и не в состоянии решить все эти проблемы, от которых она задыхается, — и свои, и чужие. И разве страха перед замужеством не было среди прочих страхов?

«Я просто не хочу его огорчать, — внезапно подумала она. — Я не хочу быть тем единственным, на что он полагается, когда все выходит из-под контроля, — я ведь сама не могу на себя положиться. Как это непросто».

Она закрыла глаза и постаралась отключить свое сознание, послушать, что ей подскажет инстинкт, а не вспоминать миллионы страниц из журналов с полезными советами и неудачный опыт других людей.

В голове у нее возникла Мэри: она стояла, уперев руки в боки, возмущенно фыркала, и пуговицы ее блузки готовы были вот-вот расстегнуться.

«А чем же, по-твоему, твоя жизнь после вступления в брак будет отличаться от того, как ты живешь сейчас? — раздался у нее в голове сердитый голос. — Вот ты, и вот он, и хотя вы, возможно, частенько бесите друг друга, с кем же ты еще хочешь быть, если не с ним? Нельзя вечно оставаться девочкой-подростком, порхающей среди множества мимолетных увлечений, пусть это и обещают иллюстрированные журналы».

Но…

«И не пытайся предъявлять Неда в качестве примера своей неверности. В него можно было трогательно влюбиться совершенно ничем не рискуя. Да, тебе нравится Нед, а кому он не нравится? Такой красивый и обаятельный, неисправимый холостяк. Но ты не любишь Неда по-настоящему, ты любишь только то, что он для тебя значит — твою юность, беспечную жизнь и все то, от чего приходиться отказаться когда выходишь замуж».

Но…

«Он для тебя — просто юношеское увлечение, Айона, такое же, как Джимми Пейдж. Ведь когда ты пылко фантазируешь о том, как проводишь время с Джимми Пейджем, ты не считаешь это поводом не выходить замуж за Ангуса, верно? А разве ты прекратишь мечтать только потому, что на пальце у тебя появилось кольцо? Такие безумные увлечения не имеют отношения к тем, в кого ты влюбляешься для тебя важно то, что стоит в твоем представлении за этими людьми. Это может быть свобода, поверхностные переживания, недосягаемость; иногда привлекают отзвуки эха, напоминающего о том, о чем отчаянно мечтали сами объекты фантазий».