Страница 8 из 11
– Что, в роще решили заночевать? – опешила Евдокия, опасливо покосившись на мужа.
Внутренний голос ей говорил, что Лагутину речи подруги вряд ли понравятся. Однако муж смотрел на дорогу – и ухом он не повел, а вот Майка болезненно на вопрос отозвалась.
– Что? В Роще? Ну, Дуся, ты у меня простая! С чего ты взяла, что я люблю на соломе? Охота была пиписку колоть! Мы шашлычки пожарили и заполировали их хорошим винцом, а знакомиться начали уже в приличном мотеле…
Евдокия, краснея и вжав голову в плечи, приготовилась слушать чудовищные откровения прямо в присутствии мужа. Сексуально озабоченная Майя постельные темы любила и подробнейше их смаковала, но на этот раз Евдокия зря испугалась. Майка, вдруг себя обрывая, и, словно опомнившись, закричала:
– Ой, Дусь, я че звоню. Тренькни мне прямо сейчас на мобилу.
– Зачем? – опешила Евдокия.
– Да мобилу я потеряла свою, а там у меня записная книжка…
– Откуда же ты звонишь?
– С телефона, что в нашем номере. Понимаешь, потрясно удобный момент: он умаялся, в душ пошел, а у меня память ни к черту – только твой номер и помню, а тут приключений тьма! От впечатлений меня распирает и, как назло, мобилы с книжкой нет под рукой! Выручай поскорей, подружка!
– Ну ты, Майка, и бестолковая, – подивилась Евдокия. – Зачем на меня время тратила? Сама себе и звонила бы.
– И что?
– Сотовый зазвенит, а ты по звуку его обнаружишь.
Майя пришла в восторг:
– Дуська, ты гений! Как я не сообразила? Но все равно, я звонила не зря. Должна же и ты знать как мы потрахались.
Сообщив эту «потрясную» новость, Майя переключилась на других подруг и знакомых, но телефон Евдокии не остался без дела: в тот же миг зазвонил снова.
Леонид Павлович, покачав головой, проворчал:
– Ну, началось.
Евдокия его успокоила:
– Это Борис.
– Опять? – удивился Лагутин.
– Я же его просила, – напомнила Евдокия. – Или ты против?
– Да нет, говори.
– Большое спасибо.
Голос брата был глух и даже напуган:
– Слушай, Дуняша, еле к тебе дозвонился: все занято и занято…
– Я с Майкой болтала, – просветила его Евдокия и, переходя на шепот, спросила: – Ну как?
И Борис перешел на шепот:
– Даже не знаю как тебе и сказать. Зрелище жутковатое.
Евдокие вспомнился сон. Она снова оказалась на той же улице, босиком и в ночнушке, и почему-то в тех же кустах. Незнакомец был тоже там. Он теперь не рыдал, просто сидел под луной в глубокой задумчивости, явно витая в каких-то других местах. Евдокия к нему подошла вплотную. Он ее не заметил и очнулся, лишь услышав вопрос.
– Почему вы опять на моем месте сидите? – спросила она, чем изрядно испугала беднягу.
Он дернулся и вскочил, но ответил:
– Я вас жду.
– Ждете? Меня?
– Да.
– Зачем?
Мужчина удивленно пожал плечами:
– Сам не знаю. А вы здесь почему?
Настала очередь Евдокии:
– Не знаю сама, – сказала она, тоже пожимая плечами. – Ноги меня принесли.
Ей захотелось проверить из плоти ли он. Евдокия сделала жест, собираясь коснуться пальцем плеча незнакомца – он проворно отпрянул и, пятясь в кусты, воскликнул:
– Нет! Не надо!
В глазах его был запредельный ужас.
Она растерялась:
– Не надо? Но почему? Я же ваш сон.
– А нож настоящий, – прошептал незнакомец, уставившись куда-то ниже ее лица.
Проследив за его испуганным взглядом, Евдокия наткнулась на нож и похолодела.
Нож сжимала ее рука!
Уверенно!
Профессионально!
– Откуда это у меня? – растерянно спросила она.
– Вот именно, что откуда! Я собирался поинтересоваться еще в прошлый раз, но не решился, – признался молодой человек.
– В прошлый раз?! – ужаснулась Евдокия. – Вы хотите сказать, что я и в прошлый раз гуляла с ножом? Здесь? Под луной?
Он ответил:
– Как ни странно, но да. Вы гуляли.
– Это кошмар! – воскликнула Евдокия, поворачивая домой, но с ножом не расстоваясь.
– Куда же вы? – позвал незнакомец.
– Вы забыли, я – сон, – съязвила она.
– Да, вы мой сон.
– Тогда попробуйте меня остановите, – ответила ему Евдокия и… проснулась.
Глава 6
Отправляясь к Еве, Борис был настроен скептически. Если бы не болезнь сестры, он вообще не пошел бы, так Ева была ему неприятна. Пожалуй, даже была ему отвратительна.
И не потому, что она частенько врала – как умный мужчина, Борис не считал большим недостатком если женщина склонна ко лжи. У мужчин своя ложь, у женщин – своя.
И не потому, что Ева заносчива – он сам был заносчив.
И не потому, что фальшива – в этом он находил даже шарм.
И не потому, что сплетница и распущенна. И не потому…
Что отталкивало его в красавице Еве, на самом деле Борис не знал, но теперь, отправляясь к ней в гости, он вынужден был копаться в себе, чтобы определиться с тактикой поведения – хочешь-не хочешь, а придется с этой развязной девицей общаться.
Прекрасно образованный Борис был склонен и к самоанализу, и к анализу, и вообще, он любил философствовать.
«Раз уж сестрица приправила мне объект, постараемся с пользой потратить время, – решил он. – Что ж, посмотрим, побачим поближе, кто она, эта Ева. Выведем врушку на чистую воду, а заодно и простофиле Дуняшке глаза откроем. Хороший человечек сестренка моя, но слишком доверчивая…»
С такими мыслями Борис подошел к квартире и потянулся к звонку, но на кнопку нажать не успел – дверь распахнулась.
– Я на балконе поджидала тебя, – приветливо улыбнулась Ева и, делая шаг назад, пригласила: – Боб, прямо в обуви в холл проходи. Я тебе очень рада.
Бориса она ошеломила. Видел он фифочку эту не раз: и в группе и позже, у Евдокии. На пару с Майкой, обе они были из тех обольстительниц-женщин, у которых греховные мысли во всем: в походке, в прическе, в мимике, в жестах, в улыбке, в словах, не говоря уже об одежде. Такие не ходят, не сидят, не едят и не живут – они себя предлагают.
Но на этот раз Ева была другой. Встреть он подругу Дуняши не здесь, не в ее же квартире, мимо прошел бы, совсем не узнав – так она изменилась. Кокетства ноль. Потертые джинсы, мужская рубашка, волосы кое-как собраны в хвост и карандаш рассеянно грызется в зубах – задумчива и серьезна.
«Охотно сходил бы с ней в… библиотеку», – поймал себя на мысли Борис.
Ева же поймала на себе его взгляд и хищно отметила: «Впечатление произвела. Мой „ботаник“!»
Что-то вспыхнуло между ними, зажгло их сердца.
Она удивилась. Он смутился.
И подумал: «Что это я так грубо на подругу сестры упялился?»
И, чтобы скрыть свой конфуз, развязно спросил:
– Так что тут за ужасы?
И вновь сюрприз: Ева смутилась и покраснела – от нее он такого не ожидал. Всегда она казалась ему неисправимой нахалкой, а тут…
– Боб, может не надо? – с мольбой попросила Ева. – Дуська – сумасшедшая добрячка, и ты потрясный человек. Бросив свои дела, по первому зову примчался ко мне, а кто я тебе? Просто знакомая. Прости, Боб, что время твое заняла. И тебе, и Дуське, я вам за все благодарна, но лучше справлюсь с этим сама.
Таким заявление Ева окончательно отрезала Борису пути к отступлению.
– А в чем дело? – озадаченно поправляя очки, спросил он. – Почему ты, собственно, отказываешься от моей помощи?
– Ну-уу, мне неловко. Я знаю, ты занятой…
Он поспешил сообщить:
– У меня много лишнего времени.
– И потом, ты мужчина, а мужчины обычно в такие вещи не…
Она запнулась и опять покраснела.
«Боится моего скептицизма, боится, что врушкой ее назову», – догадался Борис и неожиданно понял какая черта настораживала его всегда в Еве. Настораживала и даже отталкивала.
«Она же болезненно самолюбива, – прозрел он. – Самолюбива до умопомрачения и так же обидчива».
Борис опасался таких людей: никогда не знаешь где их ущемишь. Будучи человеком наблюдательным, он сделал вывод: обидчивость – самая опасная в человеке черта. Не подлость, не жадность, не зависть и не безнравственность даже – все эти качества быстро себя обнаруживают, а вот болезненное самолюбие и обидчивость так умеют маскироваться, что узнаешь о них только тогда, когда уже слишком поздно. Еще наивно держишь человека в друзьях, а он давно уже ненавидит тебя лютой ненавистью и только того и ждет, когда ты спиной к нему повернешься – мгновенно с радостью всадит нож.