Страница 57 из 117
«Неужели так реагирует на то, что остались вдвоем?» – подумала Катя. И тут же поймала себя на том, что совсем немного, но привязалась к гостю. Скажем, как к другу. Конечно, не к самому близкому, а к тому, с кем можно поболтать о том, о сем, а иногда и пооткровенничать.
***
Эрмитаж она полюбила еще в детстве. Однажды они пришли вчетвером: мама, папа, Валек и она. Мама, необычайно нарядная и веселая, шутила и даже смеялась. Но когда подошла к этому полотну, мгновенно помрачнела, замкнулась. Она была очень впечатлительной, особенно если стоял вопрос «отцы и дети», как в «Возвращении блудного сына». Всегда жалела тех, кто обижен, кто недополучил тепла и ласки, и не важно, были ли это старшие или младшие... Мама...
Катя и Буди подошли к величайшему полотну выдающегося художника и молчали. Каждый думал о своем – наболевшем или сокровенном. Наконец, он произнес почти шепотом:
- Мне кажется, здесь нужно постоять как можно дольше! Чем больше смотришь, тем больше видишь...
- Ты тоже так думаешь?
Она как раз разглядывала мелкие детали, те, что не сразу бросаются в глаза. Ведь поначалу глаз выхватывает более крупные предметы, и только потом...
Блудный сын вернулся после длительного и нелегкого путешествия. Возможно, он промотал все состояние, скорее всего, даже нищенствовал. Об этом говорят его бритая, как у каторжника, голова, пообтрепавшееся платье, износившиеся туфли, одна из которых так расхлябалась, что упала... Отец же нежно обнимает его, прощая. Справа – старший сын, видно, как ревностно относится он к возвращению брата. Сейчас, правда, не может открыто выразить свои чувства, потому что побаивается отца, как бы не впасть в немилость, да и свидетели есть...
Конечно же, эти герои – главные. Но если приглядеться, то на темном фоне можно увидеть и других людей, героев второго плана...
- Буди, ты видишь женщину? Вверху, вон там, левее. Как думаешь, кто она?
- Думаю, служанка! Хотя... Скорее, это аллегория... И связана она с любовью, если виден медальон в виде красного сердечка. А может, мать блудного сына?
- Нет, Буди, откуда здесь мать? Хотя... А вон там – видишь?
- В дорожном плаще с посохом?
- Да.
- Думаю, это тоже странник, и он понимает блудного сына. Посмотри, выражение его лица совсем не агрессивное, даже сочувствующее. А может быть, это тоже аллегория? Например, изображение отцовской любви, или же – отца, который тоже когда-то странствовал... Слушай, Катя, а тебе не кажется, что он так похож на Рембрандта? Может, это его автопортрет?
- Ну да, будет он на религиозном полотне писать себя?
- А почему бы и нет? Может, он хочет подчеркнуть свою странствующую натуру? Свою любовь к свободе?
- Ну, ты и вообразил... Сейчас увидишь на картине революционные мотивы...
- Не увижу. Я уже приметил флейтиста, так что здесь будет веселье по поводу возвращения блудного сына, а не революция...
Буди с интересом разглядывал и другие полотна, однако именно «Возвращение блудного сына» особенно сильно притягивало его взгляд. Заметила Катя и еще одну особенность в поведении своего гостя: почему он так внимательно всматривался не только в картины, но и в интерьер Эрмитажа? То запрокидывал голову, чтобы увидеть потолки с его неповторимой отделкой, то чуть ли не врастал в мозаичный пол, рассматривая его узоры. На одной из лестниц так низко наклонился, что поскользнулся и едва не упал.
- Буди, ты что?
- Мне здесь нравится, - ответил он. – Может такое быть?
Катя пожала плечами. Кто его знает, а вдруг там, на его родине, нет таких дворцов? Жалко, что ли? Да пусть любуется!
***
Они прогулялись по Адмиралтейской набережной, где молча постояли возле памятника Петру Первому. Молодой Петр топором вырубал деталь лодки. Очень даже оригинально: царь с совершенно не царским орудием. Хотя... может быть, в те времена вот такими топорами и головы отрубали? И даже – цари! Потом Буди прочитал вслух надпись: “Этот памятник подарен городу Санкт-Петербургу Королевством Нидерланды. Открыт 7 сентября 1996 г. Его Королевским Высочеством Принцем Оранским”.
- Это он там, в Голландии, учился корабли строить, - подсказала Катя, заметив недоумение на лице Буди. – Папа пишет диссертацию о Петровской эпохе, он бы рассказал подробнее...
Подул резкий ветер. Снега было мало, но порывы ветра обжигали лицо, будто кололи маленькими иголочками. Буди поежился, видимо, не любил холодную погоду.
- Здесь рядом небольшое кафе, - проявила инициативу Катя. – Зайдем?
Они сделали заказ и сидели молча, опять думая каждый о своем, потом Буди не выдержал:
- Катя, я очень прошу серьезно отнестись к моему предложению...
- Вообще-то поездки не входят в мои планы, - сказала она, прислушиваясь к голосу разума. - Я ведь замуж собираюсь... Да и Новый год не за горами...
Но сердце подсказывало ей, что есть в этом предложении нечто. И это «нечто» она должна сделать, именно «должна».
- И все же...
Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент принесли горячее. И Буди замолчал. А потом они молчали вместе, как два телефона, не подсоединенные к общей сети.
Когда они вернулись домой, Георгий Дмитриевич пришел почти следом. На удивление рано, и Катя обрадовалась этому больше обычного. Ей так не нравилась затянувшаяся с Буди пауза.
- Надо бы подкрепиться! Вы как?
Отец был в хорошем расположении духа, и это бросалось в глаза. «Неужели появились новости по поводу защиты? – подумала Катя, но не стала первой заводить разговор.