Живые тени ваянг

Буквально вчера Катя еще не знала о том, что в один прекрасный день водоворот событий закрутит ее в глубокую воронку, да так, что придется «развязывать узлы» трехсотлетней давности. И не где-нибудь, а именно - «в тридевятом царстве, в тридесятом государстве».

А пока...

Она медленно поднималась по трапу самолета, лихорадочно «прокручивая» последние, не самые радостные события. Тяжелым вопросительным знаком висел в голове вопрос: почему именно Стаса отправляют на стажировку в Лондон? И почему именно сейчас, когда их отношения только-только начинают вступать в ту самую стадию?..

- Простите, вы летите в Амстердам или уже передумали? – интеллигентный старичок невысокого роста в добротном плаще и пижонской кепке тронул ее за плечо.

- Да-да... конечно... – девушка только сейчас заметила, что остановилась со своими раздумьями посреди трапа.

Она прошла в салон и легко нашла свое место – оно было почти рядом со входом, к тому же – у иллюминатора. «Ну вот, буду любоваться амстердамскими ночными огнями...» – наконец-то появилась в голове и приятная мысль.

Захватывающее зрелище – наблюдать свысока, как внизу простирается море огней – красных, зеленых и синих, ярких, как будто набухших от избытка энергии, и малюсеньких, робких и слабеньких. Последние – малыши, словно не определились еще в этой суматошной жизни и потому не обрели устойчивость. Они постоянно мигают, и никогда не знаешь, загорятся ли вновь, если погаснут. А некоторые огоньки взрываются фейерверком и разбрызгиваются по темному небу. Это их «звездный час», потому что уже после этого никогда не вспыхнут...

Старичок, ну надо же, оказался соседом. Он бережно поднял на полку свой толстенный кожаный портфель и посмотрел на спутницу:

- Помочь?

Небольшая рыжая сумка, сползшая с плеча на колени, была почти невесомой, ее хозяйка не любила таскать тяжелые вещи:

- Нет-нет, спасибо...

И бросила сумку на пол.

- Туристка? – сосед явно не давал сосредоточиться на мыслях, которые сверлили ее мозг.

- Нет, в командировку...

- Вижу, впервые? А я бываю здесь часто! И каждый раз нахожу в этом городе что-то новое... Так трудно его познать за один раз! Удивительное место... Магическое... Да-с... А какие люди прославили его! Декарт, Спиноза, Эразм Роттердамский... Советую сходить в музей Рембрандта... да, и Ван Гога. Непременно! А какой чудный здесь Королевский оркестр! И – балет, балет! Нидерландский балет – один из лучших в Европе! А опера? О, вам повезло! Сейчас здесь на гастролях немецкий театр...

Расслабившись, Катя почувствовала усталость, затягивающую в тяжелый панцирь. Так хотелось тишины, но старичок говорил и говорил, словно выступал с трибуны – с интересной, но очень длинной лекцией. И тогда она решила отделаться от навязчивого собеседника самым простым способом: сомкнула ресницы, как театральный занавес. Захлопнула их, и все!

***

Исчезли предметы, которые до этого все время мельтешили перед глазами: гладкая лысина на макушке сидящего впереди мужчины, кармашек с глянцевыми журналами под столиком, а главное – иллюминатор, манивший всего несколько секунд назад... О, боже, она будто на краю бездонной пропасти, пристально вглядывается в мрачную черноту зева, а он все ширится и ширится, как пасть ненасытного чудища, а потом как... схватит ее за ногу! И – кромешный мрак оглушает полной тишиной! Она летит стремительно в пропасть, укутанная в плотное черное покрывало!

Но вот, будто издалека, откуда-то из-за кулис, просачиваются нежные звуки колокольчиков, таких мелодичных и разноголосых, как «музыка ветра»... Мелодия становится все громче... Она струится, как легкие волны шелка, недавно привезенного ей из Китая. Рядом с нежной тканью стремительно разворачивается отрез из мягкой черной кожи – в игру вступают легкие ударники, разноголосые барабаны и барабанчики. А это – плотный гипюр, затягивающий в тесный корсет, да так, что останавливается дыхание. Наполняя пространство щемящими звуками, начала свою партию старинная флейта...

Еще мгновение – и черное покрывало превращается в бархатный театральный занавес, а на нем начинается странное представление, открывает которое ярко-красная маска со зловеще ощерившейся пастью полузверя-получеловека. Из темноты показываются и плечи – на них наброшен светлый плащ, а из-под него выглядывают... окрашенные в золото крылья и длинный хвост, увешенный маленькими колокольчиками.

А вот и вторая маска! Уже зеленая! На ней – огромная щель вместо рта и в этой пустоте светятся лишь длинные клыки. Крючкообразный нос под стать огромным круглым глазам, выпученным не то от боли, не то – от страха. Такие же «горящие» глаза стреляют электрическими импульсами и с третьей маски! Глазницы чуть прикрытыми длинными растрепанными волосами, а рот набит желтыми зубами. Чуть ниже «застарелой мочалки» колышатся две огромные женские груди... Как два безжизненных мешка...

Но самой удивительной показалась ей маска с зеленым, вытянутым до устрашающих размеров, птичьим клювом, из которого торчал узкий змеиный язычок. Из-под ярко-зеленого птичьего оперения смотрели на Катю совершенно... «человеческие» глаза-молнии.

Маски медленно проплыли перед занавесом, демонстрируя себя во всей красе, а потом уступили место своим теням, но с очертаниями уже всего туловища. Так странно было видеть, что тени этих монстров, как заведенные, размахивают руками, дрыгают ногами, набрасываются друг на друга, пытаясь уложить соперника в потасовке. Никто не хочет сдаваться! Но вот, наконец, тень первой маски, той, что с золотыми крыльями, вонзает свой кинжал в одну из грудей «мочалки», и тень демоницы, слабея от полученной раны, хватается за рукоятку кинжала и... падает.