Живые тени ваянг

Теплым августовским днем в небольшом городке Саардаме[32] появились чужеземцы. Добротное дорожное длиннополое платье необычного покроя и высокие богато украшенные шапки выдавали если не представителей самого знатного рода, то, как минимум, чиновников высокого ранга.

Эти люди вошли в харчевню, скорее всего, передохнуть и перекусить с дороги. А через некоторое время вышли в костюмах местных судовщиков: в красных камзолах с крупными пуговицами, в коротких жилетках и широких штанах.

- Пройдемся, осмотримся, - рослый молодой человек махнул рукой, в которой держал короткую голландскую трубку, в сторону залива.

- Хорошо, Питер... – ответил тот, что стоял рядом с ним справа, похоже, он и был его «правой рукой».

- Правильно, Алексашка, называешь меня, и всем впредь не забывать меня только так и кликать, по имени...

Приезжие в необычных для себя нарядах прошествовали по улицам Саардама, с интересом рассматривая домики рабочих издалека и даже заглядывая в них, а потом дошли до верфи, где строились пусть не военные, но все же, корабли – купеческие и китобойные. Здесь они, приблизившись к возвышающемуся остову фрегата, смогли воочию наблюдать, как рабочие сколачивают бревна и стругают доски. А с какой ловкостью натягивают канаты и крепят паруса! И – не смущаются чужеземцев, потому как и сами одеты в такие же одежды.

На Кримпе, в восточной части залива, подальше от города, а значит, и от глаз людских, стоял деревянный домик кузнеца Геррита Киста[33]. Была в нем всего одна комната, но зато с очагом и углублением в стене для матраса, которое можно было закрыть занавеской. Невысокие потолки, деревянные наличники, двустворчатая дверь и лестница на чердак. Стояла и мебель: стол из тяжелого дерева с табуретками и нехитрые приспособления для посуды. Так что можно было даже готовить еду. Здесь и разместились чужеземцы.

Натоптавшись хорошенько за день в непривычной фламандской обуви, они сидели за столом и потягивали из добротных деревянных кружек свежее пиво.

- Вот ты скажи мне, Геррит, - спрашивал царь Петр у кузнеца, - почему архангельские мастера не могут сами строить такие корабли? Почему приходится нанимать голландцев?

- Есть у нас особое чутье, и передается оно от отцов детям, - отвечал ему Геррит. - Есть у нас в душе каждого корабельного мастера златой огонь, который никогда не гаснет... А на ваших архангельских верфях и я бывал... Хорошие там плотники и кузнецы, но... слабые корабельных дел мастера...

- А есть ли какие специальные методы? Осмысление того, что именно так надо строить? Расчеты!

- Нет, наши мастера больше полагаются на природную сметку и верность глаза...

- Да, огорчил ты меня, Геррит, значит, чтобы постичь эту науку, надо самому плотничать?

- Выходит, и так... А почему, Ваше... Почему, Питер, не пошел ты сразу в Амстердам, а инкогнито – сюда?

- Много я насмотрелся голландских плотников, и даже помахал сам топором в Преображенском, Переяславле и Воронеже. И вот мое слово: лучшими оказались уроженцы Саардама. Так что подумал я – надо ехать туда, где строят добрые корабли.

***

На следующий день Петр Великий под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова вместе с десятком своих помощников работал на верфи Липста Рогге[34] наравне с другими плотниками Саардама.

Таким и запомнят его жители этого небольшого городка: высоким и статным, крепкого телосложения, круглолицым, с темными бровями, с темными короткими кудрявыми волосами, в саржевом кафтане и в красной рубашке, в войлочной рабочей шляпе и с двумя топорищами в руках. Шагающего быстро и размахивающего руками, откликающегося лишь на обращения «Питер-тиммерман», или «Питер-бас»[35]. А если будут его приветствовать «Государь» или «Ваше Величество», он отвернется и не скажет ни слова.

Уже в первый день работы на верфи Петр обратил внимание на скопление народа.

- И что это, Алексашка, они меня разглядывают? Или им уже известно, кто я? – спросил он у Александра Меншикова.

- Говорят, саардамские плотники, работающие в Москве и в Воронеже, давно уже написали на родину о том, что приедет к ним царь Московии с Великим посольством...

- И что же? Разве я отличаюсь от плотников по платью?

- Да не по платью! Они приметы сообщили... Мол, ростом как великан, на вид лет двадцать пять, трясет головой, машет при ходьбе руками, имеет на щеке бородавку...

- Это плохо. Если будут сильно докучать, придется уехать... – сокрушенно покачал головой и вздохнул царь Петр.

- И куда?

- В Амстердам, туда должны уже приехать мои... из Великого посольства. Ладно... Пошли пока в Амстердам кого-нибудь, Гаврилу или Феодосия, пусть вместе с Ремметом[36] купит материи хорошей, да сошьют нам платье по саардамскому образцу. Мне особенно любо их платье...

Они зашли проведать Марию Гитманс[37], бедную женщину, сын которой служил в Московии плотником. Была там и Антье, жена Арейана Метье[38], с которым и будет потом он соперничать в постройке корабля. Они сидели за стареньким столом, держали в руках рюмочки с домашней наливкой, и Мария рассказывала о том, как работает ее сын в такой далекой и такой угрюмой Московии:

- Писал, что там холоднее, чем у нас. Люди разные, но – не обижают... Ведь не один он там, вместе с Хенком поехал...

- А где он сейчас? – спросил Петр. – Не знаю ли я его?

- Да как может знать царь какого-то плотника? – ответила вопросом на вопрос Мария. – А зовут его Корнелиус Гитманс...

- Так знаю я Корнелия, - сказал Петр. – Он строит корабль рядом с моим.

- А как это - рядом с твоим, - спросила Мария, - разве и ты умеешь плотничать?

- Да, я тоже – плотник, - сказал царь.