Молодой Сталин

В 1883 году Бесо стал “раздражителен и нерадив”. Он ввязывался в пьяные драки и заслужил прозвище Безумный Бесо.

Поиски “настоящего отца” обычно начинаются, когда сын становится могущественным и знаменитым. После того как Сталин стал советским диктатором, в отцы ему записывали прославленного исследователя Центральной Азии Николая Пржевальского, который был похож на взрослого Сталина и однажды проезжал через Гори, и даже будущего самодержца Александра III, который посещал Тифлис и якобы жил там во дворце, где Кеке служила горничной. Но Пржевальский был гомосексуалистом и его не было в Грузии, когда был зачат Сталин, а Кеке не было в Тифлисе, когда там останавливался царевич.

Кто же был настоящим отцом Сталина, если не принимать во внимание абсурдные версии? Действительно, Эгнаташвили покровительствовал семье, утешал жену и помогал сыну. Он был женат, имел детей, жил на широкую ногу, владел несколькими прибыльными кабаками и был процветающим виноделом в стране, которая просто купалась в вине. К тому же этот рослый атлет с напомаженными усами был борцом-чемпионом – в городе, где борцов носили на руках. Как мы уже заметили, Кеке сама написала: Эгнаташвили “всегда старался помогать нам в создании нашей семьи”. Фраза неудачная, но, возможно, знаменательная. Вряд ли слова Кеке следует воспринимать буквально – или же она хотела что-то нам сообщить?

Другой кандидат в отцы – полицейский Давришеви, который помогал Кеке, когда та жаловалась на пьянство мужа. “Насколько мне известно, Сосо был родным сыном Давришеви, – свидетельствовал друг Давришеви – городской голова Журули. – Все в Гори знали о его связи с красивой матерью Сосо”.

Сам Сталин однажды обмолвился, что его отцом на самом деле был священник; таким образом, мы получаем третьего кандидата – отца Чарквиани. Все трое – Эгнаташвили, Давришеви и Чарквиани – были женаты, но в маскулинной грузинской культуре наличие любовниц было вполне естественным (как и у братьев-итальянцев). Священники в Гори славились распутством. Все трое были видными мужчинами и с удовольствием помогали в беде красивой соседке11.

Образ благочестивой старухи в черном монашеском платке (какой Кеке стала в 1930-е) трудно связать с образом веселой молодой женщины (такой она была в 1880-х). Ее набожность не подвергается сомнению, но религиозное послушание никогда не исключало плотского греха. Кеке явно гордилась тем, что была “желанной и красивой девушкой”, и есть свидетельства, что она была куда искушеннее в любви, чем казалась. Уже в пожилом возрасте она будто бы советовала Нине Берии, жене сталинского наместника на Кавказе Лаврентия, заводить любовников и пускалась в весьма откровенные разговоры о сексе: “Я в молодости вела хозяйство в одном доме и, познакомившись с красивым парнем, не упустила своего”. Берии – недоброжелательные свидетели, но намеки на любовь к шалостям есть и в мемуарах самой Кеке. Она вспоминает, как однажды в саду ее мать сумела приманить Сосо цветком – тогда Кеке мигом вынула груди и показала их малышу, который забыл о цветке и побежал к матери. Но оказалось, что пьяный русский ссыльный Пока следит за ними – он не смог сдержать смеха, и Кеке тут же “застегнула платье”12.

Сталин в своей обычной туманной и неправдивой манере поддерживал эти слухи. Когда в последние годы он беседовал со своим грузинским протеже Мгеладзе, у того “создалось впечатление, что… Сталин является незаконнорожденным сыном Якова Эгнаташвили”; Сталин якобы отрицал, что Бесо – его отец. На приеме в 1934-м он сказал: “Мой отец был священником”. Но в отсутствие Бесо все три возможных отца помогали в воспитании Сосо: он жил у Чарквиани, его защищали Давришеви, а половину своего времени он проводил у Эгнаташвили. Разумеется, он чувствовал к ним сыновнюю любовь. В пользу кандидатуры священника говорит еще и то, что в духовное училище принимали только детей духовенства, так что, по словам его матери, Сталина выдали за сына священника13.

К Безумному Бесо Сталин относился двойственно: он презирал его, но порой испытывал гордость за отца и жалость к нему. У них случались и счастливые минуты. Бесо рассказывал Сосо истории о грузинских героях-грабителях, которые боролись против богатых, грабили князей и отдавали добычу бедным. На кремлевских попойках диктатор Сталин хвастался перед Хрущевым и другими приближенными, что унаследовал отцовскую тягу к спиртному. Когда маленький Сталин еще лежал в колыбели, Бесо обмакивал пальцы в вино и давал ему пососать; Сталин проделывал то же самое со своими детьми, что приводило в ярость его жену Надежду. Позднее он с чувством писал о некоем безымянном сапожнике, владельце маленькой мастерской, чье дело погубил жестокий капитализм. “Здесь-то впервые и подрезываются крылья… мечтам нашего сапожника”, – писал Сталин. Однажды он хвалился: “Мой отец шил по две пары… сапог в день”. Уже будучи диктатором, он любил называть и себя сапожником. Впоследствии он использовал в качестве псевдонима фамилию Бесошвили – “сын Бесо”, а ближайшие друзья в Гори называли его Бесо14.

Скорее всего, Сталин действительно был сыном Бесо, пусть тот в пьяном виде и называл сына ублюдком. От замужней женщины всегда ожидали добропорядочности, но, если бы красивая и молодая Кеке, без пяти минут вдова, и вправду стала любовницей Эгнаташвили, когда ее брак распался, в этом едва ли было бы что-то возмутительное. В ее мемуарах Эгнаташвили появляется так же часто, как и муж, а вспоминает она его с куда большей теплотой. Кеке указывает, что он был до того добр и отзывчив, что это даже вызывало “неловкость”. Некоторые члены семьи Эгнаташвили заявляют о своей “генетической” связи со Сталиным. Впрочем, лучше всех об этом сказал внук Эгнаташвили Гурам Ратишвили: “Мы попросту не знаем, был ли он отцом Сталина, но мы точно знаем, что купец заменил мальчику отца”15.

Слухи о незаконнорожденности, как и об осетинском происхождении, способствовали дискредитации тирана Сталина, которого ненавидели в Грузии, после того как он в 1920-х подчинил ее и подверг репрессиям. Выдающихся людей скромного происхождения часто считают сыновьями кого-то другого. Но на самом деле они порой оказываются детьми своих законных отцов.

“В молодости наш вождь внешне очень походил на своего отца”, – свидетельствовал школьный друг Сталина Давид Папиташвили. По словам Александра Цихитатришвили, “по мере того как он рос, Сосо все больше стал походить на своего отца… Однажды ему приделали усы из кукурузных волос, и Сосо стал так похож на Бесо, что все удивились”16.

Ко времени, когда Сосо исполнилось пять лет, Безумный Бесо был алкоголиком, одержимым паранойей и склонным к насилию. “С каждым днем положение ухудшалось”, – рассказывает Кеке.

Глава 2

Безумный Бесо

Сосо настрадался от своего отца. Он боялся вечно пьяного Бесо. “Мой Сосо был очень чувствительным мальчиком, – пишет Кеке. – Только заслышав, как его отец на улице поет: “Балаам-балаам”, он бежал ко мне и просился посидеть у соседей, пока отец не заснет”.

Безумный Бесо теперь столько тратил на выпивку, что ему пришлось продать свой пояс, а, по словам Сталина, “для грузина пропить пояс – это самое последнее дело”1. Чем сильнее Кеке презирала Бесо, тем больше баловала Сосо: “Я всегда тепло укутывала его шерстяным шарфом. Он тоже очень любил меня. Когда он видел своего пьяного отца, его глаза наполнялись слезами, губы голубели, он жался ко мне и просил спрятать”.

Бесо вел себя жестоко по отношению и к Кеке, и к Сосо. Для грузина сын – это гордость, но, возможно, если злые языки все же говорили правду, Сосо стал для Бесо напоминанием о позорнейшем мужском унижении. Однажды Бесо с такой силой швырнул сына об пол, что ребенок несколько дней мочился кровью. “Незаслуженные избиения мальчишки сделали его таким же жестоким и бессердечным, как его отец”, – писал в своих мемуарах одноклассник Сталина Иосиф Иремашвили. Именно из-за отца в Сталине “выработалась глубокая неприязнь” к людям. Молодой Давришеви вспоминает, что Кеке “окружила его [Сосо] материнской любовью и от всех защищала”, а Бесо обращался с ним “как с собакой, избивая ни за что”.