Фрактальный принц

— Я не имею привычки разговаривать с незнакомцами, — отвечает мальчик.

Она опускается на колени в песок рядом с ним.

— Хотелось бы надеяться, что ты уже не считаешь меня незнакомкой, Матчек, — говорит она.

Мальчик разглядывает ее, сосредоточенно нахмурив брови.

— Откуда тебе известно мое имя? — спрашивает он.

— Я очень стара, — отзывается она. — И знаю множество имен.

В какую же игру он здесь играет? Ветер треплет ее шляпу, ноги ощущают тепло песка. В ее следах, словно крохотные звездочки, зажигаются искорки планктона.

— Матчек, чем ты занимаешься? — шепчет она.

Глаза Матчека внезапно выдают его возраст.

— Я пытаюсь кое-что найти, — отвечает он. — То, что потерял много лет назад.

— Это ведь как болезнь, верно? — произносит она. — Пытаться зацепиться за потерянные вещи.

В его взгляде вспыхивает злорадство.

— Да. Да, так и есть. — Он тычет палкой в песок. — Я знаю, зачем ты пришла. Они тебя убивают, не так ли?

— Да, — признается она. — Антон и Сянь никогда мне не доверяли. Но об этом мы можем поговорить и позже. Какой красивый вир.

Учитывая его мрачное настроение, она считает, что комплимент не помешает.

Юный Матчек поднимается и швыряет в воду камешек. Тот подпрыгивает несколько раз, а затем исчезает в воде.

— Этого недостаточно, — говорит он, и в его голосе звучит ярость старого Матчека, не терпящего ничего неправильного в мире. — Я не могу тебе помочь. Не могу вмешиваться в данный момент. Мы слишком слабы, чтобы затеять полномасштабную гражданскую войну. Зоку притаились и выжидают. Я знаю, они кажутся слабыми, но вспомни, что натворил Каминари. Мы должны поддерживать иллюзию своего могущества. Я не могу рисковать ради спасения кого-то из вас.

— Что же ты все-таки здесь делаешь, Матчек? Прячешься в воспоминаниях? Это на тебя не похоже.

Он смеется.

— Царство Небесное унаследует невинный. Ты можешь себе представить невинность в качестве ключа к камню Каминари? Подумать только, а я так смеялся над христианством. Поверь, если я найду здесь то, что ищу, все изменится. А пока я могу лишь попросить тебя держаться. Но ведь это всегда тебе удавалось лучше всего, не так ли?

— Ты позволишь мне погибнуть? Так вот чем ты собираешься отплатить мне за все прошедшие годы? Ты позволишь мне превратиться в призрак только потому, что это удобно?

Вир вокруг них рассеивается. Матчек является в облике Прайма, воплощения миллиарда гоголов, Метасущности, вершителя Плана, Отца Драконов.

— Ради осуществления Плана я готов пожертвовать всеми гоголами Соборности, каждым разумным существом. Но ты ведь никогда этого не понимала, верно?

Его голос остается странно мягким и спокойным. В других вирах тот же разговор ведут другие пеллегрини и чены. Насколько было бы легче, если бы удалось проникнуть в его разум и понять, что происходит у него в голове. Но это прямой путь к Драконам.

Пеллегрини смеется.

— Похоже, ты сам стал рабом наших удобных вымыслов. Как мило. Впрочем, ты всегда был выдумщиком. Матчек, почему бы тебе не придумать для нас другой мир — мир без Драконов, превращений и зоку? Дай мне знать, когда решишься на это.

С небесной тверди они видят в вирах внизу другие варианты. Жестокость. Любовь. Но в основном недовольство.

— Больше не приходи ко мне. Мне известны твои замыслы относительно Эксперимента и вора. Ты сама по себе. Я уверен, ты прекрасно справишься.

Она удаляется, разрывая связи между своим храмом и его губернией.

— Ты никогда не хотел взрослеть, — произносит она.

Глава двадцать третья

ТАВАДДУД И ВОР

Абу и Рамзан ведут их на галерею у самой вершины Осколка Угарте. Стены дворца совершенно голые и выкрашены в белый цвет. Без атар-очков Таваддуд различает лишь проблески невидимых элементов: все поверхности покрыты сложными схемами и геометрическими фигурами. Из широкого окна открывается вид на ночной Сирр, над которым полыхает золотое пламя Базы Соборности. Таваддуд пристально смотрит на нее, пока не начинает казаться, будто башня вот-вот рухнет, а с ней рухнет и весь ее мир.

— Моему отцу известно, что мы здесь, — говорит она. — Он уничтожит тебя.

— Дорогая Таваддуд, — отвечает Абу Нувас, — может, ты и способна обмануть своих клиентов-джиннов, но я вижу тебя насквозь. — Он постукивает пальцем по латунному глазу. — В буквальном смысле.

Абу поворачивает ружье в сторону Сумангуру.

— Думаю, тебе полезно будет узнать, что это вовсе не Сумангуру Бирюзовой Ветви. Под его ужасной личиной скрывается вор и обманщик по имени Жан ле Фламбер.

Таваддуд переводит взгляд на Сумангуру. Под его шрамами теперь проступает другое лицо, когда-то мелькнувшее перед ней на мгновение: яркие глаза, сардоническая усмешка.

Он пожимает плечами.

— Виновен по всем статьям.

— Что же нам с тобой делать? Впрочем, это неважно. Здесь, по соседству с пустыней дикого кода, нередки несчастные случаи. И у нас еще есть время, чтобы это обсудить. Устраивайтесь, пожалуйста, поудобнее. Мы подождем еще кое-кого.

Он взмахивает рукой, и в воздухе появляются прозрачные кресла из фоглетов. Абу опускается в одно из них и закидывает ногу на ногу. Таваддуд с опаской садится в другое, повернувшись лицом к торговцу гоголами.

— Почему? — спрашивает она.

— Я тебе говорил. Месть. Потому что я ненавижу это место. Потому что Алайль и ее друзья так со мной поступили. Она использовала меня, чтобы отыскать аль-Джанна Пушки, а потом бросила в пустыне умирать. Я сообщил ей имя, открывающее рай, а она отняла его у меня.

Он сжимает кулак, в котором держит мыслекапсулу.

— Что ж, я выжил. Я вернулся. И сразу обратился в загрузочный храм, но сянь-ку не смогли исправить то, что она сделала, они не в силах смыть с меня пустыню, пока не завладеют Землей. Я нашел способ служить им. И они были добрее, чем Алайль, и намного честнее.

Но дело не только во мне, Таваддуд. Ты и сама многое видела. Сирр прогнил насквозь: он порождает монстров и питается душами. Мы прозябаем в грязи, а другие обитатели Системы строят алмазные замки и живут вечно. Неужели твой любимый Бану Сасан не заслуживает лучшего?

Все не так, думает Таваддуд, вспоминая слова Аксолотля. Но ничего не говорит вслух.

— Аккорды не играют особой роли. Они были удобны Соборности, не более того. Когда-то Аун сжег их, но теперь они снова готовы. Как ты думаешь, с какой целью построен Ковш? Когда твой приятель, — он подбрасывает в воздух мыслекапсулу и снова ловит ее, скажет мне то, что я хочу узнать, сянь-ку больше не станут медлить. Земля пройдет перезагрузку, а я получу свою награду. Я обрету целостность. — Он грустно улыбается. — Извини, но не могу сказать, что сожалею.

Говори им то, что они хотят услышать.

— Ты никогда не станешь прежним, — заявляет Таваддуд. — То, что у тебя отняли, невозможно вернуть. Но ты можешь заменить это чем-нибудь другим. Поверь, я это знаю. Без Аксолотля я была опустошенной и растерянной. Но потом встретила тебя.

Абу смотрит на нее сверкающим человеческим глазом, его губы сжимаются в тонкую линию. А затем он начинает смеяться.

— Я чуть было не поверил тебе. Ты затронула струны, которые мне казались давно оборванными. — Он качает головой. — Но ты всего лишь использовала меня в игре со своим отцом. Похититель тел правильно назвал тебя шлюхой Аксолотля. Как ты думаешь, почему я тобой заинтересовался? Потому что тебя все так называют. Когда он от меня ускользнул, ты осталась единственной ниточкой к нему. Его слабость. И не смотри так грустно. Мы оба получили то, что хотели. Но хватит об этом. Я уверен, мой гость уже здесь.

Дверь открывается, и входит сянь-ку в черной форме Соборности. Она коротко кивает Сумангуру.

— Господин Сумангуру. Или я должна сказать: Жан ле Фламбер? Прошу прощения за небольшое опоздание. Моя ветвь гордится своей пунктуальностью.