Страница 71 из 74
— Инсценированные забастовки, стычки, бойкоты с целью привлечения новых членов. Или вот такой случай. Сэнд не желал иметь дело с одной из компаний, поставлявшей горючее для грузовиков, и решил ее скомпрометировать: подослал своих людей, и те в контейнеры с горючим подсыпали сахар. Сэнд столько наворотил дел за эти пять недель! Ну а о последнем звонке его и говорить не приходится. Это касалось Фроста.
— А именно?
— Сэнду стало известно, что Фрост будет давать показания на заседаниях Хартселльской комиссии. Он позвонил одному из своих верноподданных в Лос-Анджелес и, сообщив о намерении Фроста выступить с сенсационным заявлением, приказал похитить старика и упрятать куда-нибудь до окончания публичных слушаний... либо убить, если ситуация выйдет из-под контроля... или если Сэнд прикажет ему это сделать.
Теперь многое становилось ясным, например: откуда Брауну стало известно, что доктор Фрост будет главным свидетелем, и каким образом Рейген узнал, что Браун наверняка поедет к Фросту.
— А почему же верноподданный Сэнда не выполнил указание босса по поводу Фроста?
— Предполагалось, что для начала со стариком переговорит жена Сэнда, их встреча должна была состояться вечером в прошлое воскресенье. Не исключалось, что ей удастся уговорить отца, то есть Фроста, отказаться от дачи показаний. Ну а если не удастся, тогда верноподданный приступит к выполнению своего задания. — Он помолчал немного, потом добавил: — Но старикашка смылся.
Понятно, подумал я. Старик смылся, несмотря на то, что за ним по пятам следовал верноподданный Сэнда, а головорезы Рейгена готовы были продать души дьяволу за эти пленки.
— Фрост не был твоим сторонником, и тем более сторонником Сэнда, — сказал я. — Так почему же ты оставил его в живых, если, конечно, он еще жив?
— Он жив и здоров. И если бы мне пришлось его шлепнуть, я сделал бы это где-нибудь неподалеку от Вашингтона. Чтобы переложить всю вину на Сэнда.
— Потому что сфера деятельности Сэнда простирается за пределы Вашингтона? Это не могло служить бесспорным доказательством.
— При наличии этих пленок могло бы. Черт побери, на пленке же собственный голос Сэнда, приказывающего этому мерзавцу в случае чего отделаться от Фроста, и ответ этого его прихлебателя: «Положись на меня, Майк». Любой, кто прослушает пленку, сразу поймет, что это дело рук Сэнда. — Рейген продолжал: — Я не считал нужным убирать Фроста. Был момент, когда я мог убедить его дать свидетельские показания против шишек местного профсоюза, не впутывая в это дело меня, и тем самым вымостить мне дорожку наверх. Я уже знал о трениях между Сэндом и Аббамонте и, располагая этими записями, мог бы без всякой посторонней помощи скинуть Сэнда — невзирая на все его преимущества передо мной. Если бы доктор изобличил на слушаниях Аббамонте, никто не смог бы воспрепятствовать мне.
Вот как я собирался уладить дела сегодня ночью. — Он помолчал, а потом добавил:
— Должно быть, они об этом пронюхали.
Вот что произошло.
Рейген так ни о чем и не догадался. И я ему, естественно, ничего не сказал, а вместо этого спросил:
— А где сейчас эти магнитофонные записи, Рейген?
— Мы заправили самолет в Миссури, недалеко от Спрингфилда, на частном аэродроме, принадлежащем одному из моих друзей по профсоюзному движению. Я оставил их там с одним парнем.
Он поведал нам, кто этот парень и как его можно найти.
А это означало, что пленки окажутся в распоряжении Хартселльской комиссии к завтрашнему утру.
— Когда после потасовки в Блю-Джей я заглянул в свой «кадиллак», чемодана Алексис Сэнд там не оказалось, — сказал я. — Вряд ли у нее было время забрать его. Итак?
— Я велел Кэнди проверить твою тачку и взять все, что ему под руку попадется. Я подумал, что у Алексис в чемодане есть нечто стоящее и что это пригодится для сегодняшней встречи. Но там ничего не оказалось. Только панталончики и прозрачное белье. Да, и еще чековая книжка.
Я саркастически улыбнулся:
— Да, и еще чековая книжка. Разве этого мало?
— Черт побери, нет! — с горячностью воскликнул Рейген. — Она принадлежит ей, тут все чисто. Я ее тщательно проверил.
Еще бы! А вот я не проверил.
— А как насчет другой книженции? Небольшой, в кожаном переплете? — поинтересовался я.
— Какая еще книженция? Там были панталончики да чековая книжка — и больше ничего. Очень милые панталончики, должен сказать.
Я понимал, что Рейген лукавит, но он старался меня убедить, что ему-то это лучше известно.
Драм, сидевший на корточках рядом со мной, спросил:
— О какой это книжке вы толкуете?
Я рассказал ему, как, заглянув в чемодан Алексис в «Статлере», обнаружил среди дамского белья эти две вещи, хотя мне важно было тогда удостовериться, что Алексис не оставила свою чековую книжку в туалете.
— А не мог это быть дневник? — спросил Драм.
— Мог. Там содержались какие-то записи. У меня не было времени почитать его, но это было очень похоже на дневник. А что?
— Половина молодчиков «Братства» охотилась за дневником Нелса Торгесена в тот день, когда был убит Хольт. Там были сведения о множестве мошеннических операций «Братства грузоперевозчиков». Вот почему Хольт хотел забрать его у Торгесена.
Рейген застонал. И на сей раз громче, чем прежде.
— Вы собираетесь пригласить ко мне врача? — спросил он. — Хотите меня доконать?! Мои ноги...
— Когда выметемся отсюда, — пообещал я.
Рейген прояснил и еще некоторые факты. Теперь я знал совершенно точно, что стреляли в меня у здания профсоюза Минк и Кэнди и именно они разгромили мою квартиру в четверг ночью. Рейген признался также, что, помимо магнитофонных записей, Браун украл документы, порочащие Рейгена, но когда узнал об этом от Фроста, то уничтожил их.
И тогда я сказал:
— Теперь последний вопрос, Рейген. Ты умолчал об этом, поэтому ответь на мой вопрос сейчас. Я хочу, чтобы и Драм тоже услышал. Кто стрелял Торну Брауну в спину?
Он заколебался, облизал губы.
— Ну, давай, Рейген. Минк раскололся, прежде чем отбросить копыта в Блю-Джей. Мы не двинемся с места до тех пор, пока ты не скажешь. Даже если придется ждать несколько часов.
Он тягостно вздохнул:
— Ты ведь уже знаешь. Я двинул ему как следует. Он вскочил и побежал. — Мне нужно было его остановить.
Я посмотрел на Драма. Тот кивнул:
— Я слышал. Я выбросил черные мысли из головы и широко улыбнулся Драму:
— Теперь-то ты мне веришь?
Он улыбнулся в ответ:
— Человек, у которого сломаны обе ноги, в чем угодно признается. Но... теперь я тебе верю.
Мы с Драмом поднялись наконец с корточек.
— А ведь Алексис и доктор Фрост все еще находятся в самолете, — сказал Драм.
— Пошли выпустим их, — охотно согласился я.
Мы подошли к «ДС-3» и начали осторожно взбираться в него через люк, на случай, если кто-то из головорезов все еще продолжает охранять своих пленников. Но в самолете оказались только доктор Гедеон Фрост и Алексис Фрост, она же миссис Майк Сэнд. Только эти двое, из-за которых и разгорелся весь сыр-бор.
Они были связаны и сидели на задних сиденьях в кабине.
Когда появились мы с Драмом, Алексис радостно вскрикнула, и доктор Фрост тоже сказал что-то, но что именно — я не расслышал.
Алексис пробормотала что-то невнятное, а потом воскликнула:
— Слава богу! Слава богу! — И добавила:
— Я не знала, что... Я так испугалась...
Она умолкла, словно ее покинули силы.
Я принялся развязывать им руки, и мы вкратце рассказали, конечно, в первую очередь ради Фроста, о том, что здесь происходило.
— Поэтому ваши показания завтра объяснят все, в том числе и то, что случилось здесь сегодня ночью, а это последнее, безусловно, заслуживает объяснений. — Я широко улыбнулся ему. — А теперь позвольте мне сказать, что я счастлив познакомиться с вами. Нам с мистером Драмом долго пришлось ждать этого момента.
Доктор Фрост ласково улыбнулся. Он выглядел точно так же, как на фотографии, которую я видел в его доме и мельком в Блю-Джей. Красивое лицо, хотя излишне полное, с кустистыми бровями и густой седой шевелюрой. Доброе лицо. Но сейчас он выглядел очень усталым. У Алексис тоже был усталый вид, но она никогда не казалась мне такой красивой, как сейчас.