Двойные неприятности

Когда наступила развязка, только Майк Сэнд остался с высоко поднятой головой. Он понимал, что перестрелка в Хэйкокском аэропорту горько аукнется профсоюзному начальству, независимо от того, кто из них победит. Ведь все профсоюзные боссы вели себя сегодня как головорезы, отвечающие выстрелом на выстрел. Сэнд понимал, что победить может только Хартселльская комиссия, и не важно, кто останется в живых и будет подсчитывать потери, когда все закончится. Он все понимал, но остановить это кровопролитие было не в его силах.

Неожиданно его сильная фигура вздрогнула. Его настигла пуля. Я пробрался к нему, когда он упал навзничь, но немедленно приподнялся и сел.

Я опустился на корточки перед ним и спросил:

— Куда отвезли Хоуп?

Сначала он не понял меня.

— В плечо... это ничего... мне нужно остановить этих сумасшедших, прежде чем... Драм? Господи, что ты тут делаешь?!

— Я пришел за девушкой, Майк. — Я вынужден был кричать ему на ухо, чтобы он меня расслышал.

— Не знаю я никакой девушки. Это все чокнутый Аббамонте. Мелкий хищник в мире больших людей.

— Где девушка, Майк? — Я тряс его за плечо, потом, взглянув на свою руку и увидев, что она в крови, я понял, куда его ранили.

— В подвале. Вон там. — Он мотнул головой вправо.

Когда я поднялся, чтобы идти, к нам нетвердой походкой приблизился высокий старик. Это был Нелс Торгесен. Он не стал прятаться в гараже; в своем огромном кулачище он держал пистолет.

— Ты продал нас Рейгену, Майк, — сказал он сквозь зубы.

В Сэнде вспыхнул обычный огонь.

— Я? Ну и глуп же ты, братец!

Торгесен поднял пистолет. Я изо всей мочи влепил ему по уху своим «магнумом». Он, как подпиленное дерево, тут же рухнул прямо к ногам Сэнда.

Я отыскал лестницу, ведущую в подвал, и, перескакивая сразу через две ступеньки, стал спускаться вниз. Лестница привела меня в сырой холодный коридор с единственной лампочкой без абажура на стене. В обоих концах коридора было по двери.

Я подошел к одной из них и заглянул внутрь.

Я увидел небольшую комнату со столом посередине, а за ним — массивную фигуру Аббамонте. Он в бешеной спешке хватал без разбору громоздившиеся ворохом на столе бумаги и запихивал их в портфель. В комнате было холодно, но его пиджак взмок на спине от пота.

Я не услышал, как открылась вторая дверь в другом конце короткого коридора. Что-то твердое уперлось мне в спину.

— Драм, — сказал чей-то голос, — наша встреча обещает быть интересной!

Никогда не следует подходить к человеку отчаянному и к тому же с хорошей реакцией и наставлять на него оружие. А я был достаточно отчаян и быстр. Я ткнул локтем назад и быстро обернулся вокруг своей оси, одновременно наклоняясь к полу. Аббамонте бросил портфель и вскинул пистолет, чтобы прикончить меня. Но застрелил Ровера, стоящего с револьвером в дверном проеме. Единственная пуля из пистолета Аббамонте превратила левый глаз Ровера в красное месиво. Другому глазу едва хватило времени, чтобы изобразить удивление.

Ровер умер на месте, еще до того, как его тело грохнулось на пол.

Я перепрыгнул через труп и ринулся по короткому коридору. Погони не было слышно. Аббамонте вернулся к своему занятию наипервейшей важности — к портфелю. Если он засунет туда нужные бумаги и смоется, у него есть шанс. Расписки его должников позволят ему дернуть за нужные веревочки и привести в действие пружины — во всяком случае, для того, чтобы улепетнуть из страны. А что будет со мной, его абсолютно не интересует.

Вот еще одна дверь, точно такая же, как первая. Я открыл ее. В комнате ничего не было, кроме пары упаковочных ящиков. Хоуп сидела на полу. Линдсей, наклонившись над ней, вцепился пальцами левой руки в ее короткие темные волосы, запрокинув ей голову, отчего ее белая шея выгнулась дугой.

Блузка на ней была разорвана. Одна лямка лифчика отстегнута. Грудь была в красных рубцах. Из носа текла кровь. В правой руке Линдсей держал зажженную сигарету, почти касаясь ее шеи.

— ...последний раз, — говорил он. — Если Хольт знал, значит, и ты знаешь. Что задумали Хольт с Рейгеном?

Глаза Хоуп расширились. Она не видела меня. Она пыталась оттолкнуть Линдсея, но слишком неравными были их силы.

Линдсей услышал, как открылась дверь, но не повернулся.

— Она все расскажет, мистер Аббамонте, — пообещал он. — Расскажет как миленькая, если я прижгу ей кожу сигаретой.

— Как обстоят дела во Фронт-Ройале, Линдсей? — спросил я.

Он выпустил Хоуп и резко оглянулся; оружия в руках у него не было. Вот что потом не давало мне покоя. Убить его хладнокровно? Ведь он издевался над Хоуп. Нет, только не это.

Хотя он спокойненько сделал бы это с Хоуп.

Я застрелил его, когда он потянулся за своим пистолетом.

Пуля попала ему в грудь, и он стал валиться назад.

Хоуп чуть было не лишилась сознания. Я подошел и погладил ее по волосам. Она захлюпала у меня на груди. Глаза ее просияли.

— Чет, — шептала она, — Чет, слава богу! Ты здесь! Ты здесь!

Взять ее с собой наверх? Но здесь, внизу, безопасней.

— Мне придется оставить тебя на несколько минут, малышка.

— Он хотел... Чет, не уходи!

— Тут тебе будет безопасней. Ты можешь встать?

Я помог ей подняться на ноги. Дверь была сделана из цельного толстого куска дерева. И там имелась щеколда. Я дал Хоуп револьвер Очкарика:

— Запри за мной дверь. Я вернусь. Если кто-то еще попытается войти, стреляй не раздумывая!

— Не уходи. Я не могу...

Хоуп заплакала. Я слизнул слезинки с ее щек:

— Я ненадолго. Я вынужден оставить тебя. Наверху идет настоящая война.

Тут Хоуп увидела труп Линдсея, и мне пришлось подхватить ее, чтобы она не упала. Я потянул ее за ушные мочки.

Насилие порождает насилие. Теперь труп не значил ничего. Позднее я еще вернусь к этому. Но не сейчас. Впрочем, Хоуп пришлось пройти и через другой ад. Я волоком вытащил труп в коридор, и Хоуп проводила меня до двери.

— Запрись, — велел я.

Она попыталась улыбнуться. Потом закрыла дверь, и я услышал, как задвинулась щеколда.

Тем временем Аббамонте тяжело поднимался по лестнице с распухшим портфелем в руке.

Я побежал за ним. Толстяк торопится, подумал я. Но он знал, какие бумаги взять. Даже если ему удастся удрать с ними, вся полиция Вашингтона и Лос-Анджелеса и дюжина других мелких шишек профсоюза грузоперевозчиков будут кружить вокруг головорезов «Братства» месяцами. Однако крупные шишки, стоящие за кулисами всех дел, организаторы и устроители, местные царьки коммерции и коммерческие боссы штата, которые продались Сэнду и Рейгену за пальто из ламы и рефрижераторы, за большие дома на поросших деревьями холмах л быстроходные морские суда, за сверкающие автомобили и еще более блестящих блондинок с влажными губами, выйдут сухими из воды, если только Аббамонте улизнет из Хэйкокского аэропорта со своим портфелем.

Теперь наверху слышались только отдельные беспорядочные выстрелы. Всего несколько темных фигур сгрудилось у разбитых окон. Хлопнула какая-то дверь. Потом сквозь ветер и стук дождя я услышал звук отъезжающего автомобиля и понял, что Абба, прихватив своих молодчиков, удирает из аэропорта.

Двое, пригнувшись, бежали к двери, которая только что хлопнула. Я обошел массивную фигуру Майка Сэнда, распростертую на полу, и тоже помчался следом за теми двумя. Между тем Сэнд медленно, с большим трудом полз к двери. Не думаю, что ему удастся доползти до нее, а если и удастся, то что дальше? Я достиг двери одновременно с двумя какими-то типами. Они продолжали преследование, а я не стал. Я увидел грузную, неуклюжую фигуру, лежавшую на мокрой от дождя бетонированной площадке в нескольких ярдах от меня.

Это был Аббамонте. Он поскользнулся и упал. Теперь он пятился назад, как рак, загребая руками, в надежде отыскать свой портфель. Он и в самом деле сейчас был похож на рака.

Когда он поднялся на ноги с портфелем в руках, я навел на него свой «магнум» и выстрелил. Но услышал лишь щелчок пустого барабана. Я швырнул в него револьвер, но промахнулся. И тогда я кинулся к нему. Развернувшись, Аббамонте обрушил тяжелый портфель мне на грудь, одновременно сунув руку в карман за пистолетом.