Страница 45 из 74
— Ну что вы, миссис Моуди! Вы же знаете, мы делаем все, что в наших силах.
— Это только слова. Одни слова!
Молодой человек был из числа врачей, живущих при больнице, или, возможно, студентов-практикантов. Он вздохнул:
— Если он протянет ночь, у него будет шанс.
Сержант спросил у меня:
— Вы не знаете, зачем он вас звал?
— Могу только предполагать. Вам имя Рекс Маркер о чем-нибудь говорит?
— Маркер? Шишка в профсоюзе дальнобойщиков?
— Верно. Хартселльская комиссия проводит проверку «Национального братства грузоперевозчиков» по всей стране. Как вы знаете, я тоже работаю по заданию Хартселльской комиссии. Как и Дэн Моуди.
— Мы сейчас доставим сюда Маркера, — сказал сержант, а потом спросил у медсестры: — Где тут телефон?
Она объяснила, и тот пошел звонить. Вернулся он минут через десять, и мы стали ждать. Вскоре санитар принес нам сандвичи и кофе. Мы с сержантом закусили, а Кора Моуди, даже не прикоснулась к еде. Она лишь медленно отхлебывала кофе из дымящейся чашки.
Вскоре в конце коридора мы заметили направлявшегося к нам полицейского.
— Мы не нашли Маркера, — доложил он сержанту. — Дома его не оказалось. Мы проверили еще пару мест, где он мог быть. Наверняка забился в какую-нибудь щель и затаился там.
Ночь тянулась медленно. Сержанта дважды подзывали к телефону. Рекса Маркера так и не нашли.
Кризис наступил в два часа дня в пятницу. После завтрака с Корой Моуди в кафетерии через дорогу от больницы я по ее просьбе позвонил к ней домой. Она была не в состоянии говорить по телефону. Мама Джуди Джаффе сказала, что забирает детей Моуди к себе, пока Кора не вернется домой. И мы отправились в больницу. Сержант как раз должен был смениться с дежурства. Он выглядел изможденным, как, впрочем, и врач, сообщивший нам, что состояние Дэна Моуди остается по-прежнему тяжелым.
— Он выкарабкается? — спросил сержант, прежде чем уйти.
Доктор был лаконичен:
— Пока не знаю.
Кору уложили в сестринской комнате, а мне предоставили кровать, предназначенную для дежурного врача. Было уже десять часов. В маленькой комнатке, куда препроводили меня, я сбросил ботинки и растянулся на кровати, повесив свою наплечную кобуру на спинку стула.
Очнувшись от сна, я увидел стоящего посреди комнаты врача. Его взгляд был прикован к моей кобуре.
— И вы никогда не расстаетесь с этой штукой? — спросил он, заметив, что я проснулся.
— А вы когда-нибудь расстаетесь со своим скальпелем, доктор?
Я взглянул на часы. Было два часа дня. Во рту у меня пересохло, и вкус был такой, словно мне заткнули его грязным носком.
— К нему вернулось сознание. Сейчас у него находится жена. Он хочет поговорить с вами.
Это была палата на двоих, в которой сейчас находился один Дэн Моуди. Из-за опущенных жалюзи здесь царил полумрак.
Кора как раз собиралась уходить, когда я вошел.
— Я знаю, Чет, — сказала Кора с дрожью в голосе. — С ним будет все хорошо.
Когда она проходила мимо меня, я заметил слезы у нее на щеках.
— Я буду за дверью, милый.
— Теперь иди домой, — донесся слабый голос с кровати, — и позаботься о детях.
Я придвинул стул к кровати и сел.
— Мне нравится ваш головной убор, — сказал я.
— Последний крик моды. — Дэн Моуди попытался улыбнуться. Губы его были разбиты в кровь и страшно опухли. Левый глаз затек и напоминал большую лиловую сливу. Правая рука, лежавшая поверх одеяла, — в гипсе от плеча до запястья.
— Значит, вы и есть Чет Драм. Проследите, чтобы Кора поехала домой, ладно?
— Попытаюсь.
Он вздохнул, потом сказал:
— Рекс Маркер. Я загнал его в угол. Рейген задумал... перебраться в Вашингтон и занять место Майка Сэнда, если сенат строго осудит деятельность последнего. Маркер счел, что его прочат на место Рейгена — начальником филиала в Южной Калифорнии. Но Рейген невзлюбил его — за что, уж не знаю.
И Маркер рассвирепел. Стал заигрывать с Гедеоном Фростом.
Обещал передать Фросту какие-то материалы, которые способны не оставить камня на камне от профсоюза. Вот почему... понимаете?.. Маркер решил отделаться легким испугом, когда сенат будет принимать меры. В противном случае ему придется разделить участь остальных, а поскольку Рейген его уже списал, ему терять нечего. Черт, если бы он не стал сотрудничать с Фростом, ему пришлось бы туго! Рейген решил сделать Маркера козлом отпущения. Потому что в этих бумагах содержались совершенно убийственные факты... о деятельности профсоюза. Поэтому Маркер и решил сотрудничать с комиссией, чтобы извлечь для себя выгоду. Я встретился с ним в его меблированных комнатах в центре Лос-Анджелеса, сразу за Мэйн-стрит. Мексиканский район. — Губы Дэна Моуди скривились в горькой усмешке.
— И что произошло?
— Мы так и не успели поговорить. Появилась парочка рейгеновских громил.
— И Маркер дал деру. Он туда больше не вернется, верно?
— Черт, нет! Но судя по жилью... кто-то присматривает за его домом. — Он назвал мне адрес.
— Женщина, вы хотите сказать? Она не настолько глупа, чтобы отправиться туда сейчас.
— Не знаю. Бандиты Рейгена слишком заняты поисками Маркера и подготовкой... наезда на доктора Фроста. Они заскочили туда всего на минутку. Но этого было достаточно, чтобы Маркер выпрыгнул в окно и убежал, а меня они забрали с собой и как следует отделали. Возможно, они не поняли, что с ним живет какая-то баба. Черт, они же не детективы! — Он горестно вздохнул и добавил: — Иногда я задаюсь вопросом: а сам-то я детектив?
— Не нужно судить себя так строго. Вы дали нам наводку, в которой мы так нуждались.
— Проследите, чтобы Кора позаботилась о детях, ладно?
Дверь приоткрылась, и дежурный врач напомнил мне, что пора уходить.
Я осторожно похлопал Дэна Моуди по здоровому плечу и направился к двери.
— Драм? — окликнул он меня.
Я повернулся.
— Я... нет, ничего. Все в порядке.
С Корой Моуди в коридоре сидела медсестра.
— Вы собираетесь домой? — спросил я ее.
— Да. Мне просто хотелось еще раз взглянуть на него. Можно, доктор?
Врач кивнул.
— Что вы узнали? — спросил меня сержант.
Я рассказал, и тогда он обратился к полицейскому, стоявшему поблизости:
— Кто за рулем?
— Миллер, сержант.
— Нормально. Ты остаешься. Капитан хочет, чтобы охрана находилась здесь круглые сутки, на всякий случай. Хотите порхать с нами, Драм?
Я кивнул и отдал ключи от «форда» Коре Моуди. Потом мы с сержантом вышли на улицу и направились к патрульной машине.
Мы добрались до меблированных комнат незадолго до трех часов. Миллер медленно вел патрульную машину по забитой транспортом Мэйн-стрит вдоль тротуаров, по которым вальяжно расхаживали юные мексиканки с глазами-сливами в сопровождении своих низкорослых крепких парней; они облюбовали для прогулок центр разросшегося города, простирающегося теперь до каньонов.
Дом был одной из печальных реликвий, символизирующих предпринятое в двадцатые годы массовое переселение в эти места жителей Среднего Запада. С остроконечной крышей из гонта, с огороженным крыльцом и слуховыми окошками. Его вполне мог перевезти сюда из Иллинойса или Айовы какой-нибудь приверженец Хораса Грили как символ ностальгии по прошлому.
В маленьком, поросшем травой дворике имелся указатель — деревянная дощечка с облупившейся белой краской, когда-то покрывавшей ее, на которой значилось: «Меблированные комнаты». Доски деревянного крыльца были ветхими и прогибались под ногами. Дверь открыла толстющая мексиканка. Очевидно, хозяйка меблированных комнат.
— Маркер? — спросил сержант.
Женщина покосилась на его форму и покачала головой:
— Никакого Маркера я не знаю.
Сержант по-испански описал внешность Маркера. Женщина слушала настороженно, подозрительно щурясь.
— Да, да, он живет здесь.
— В каком номере?
— В четвертом. Я могу вас проводить.
— Не надо. Где находится его комната?
— На первом этаже. В тыльной части дома, — сказала мексиканка на чистейшем английском. — Мне не нужны неприятности.