Помни имя свое

Рейс задерживался. Несмотря на то, что аэропорт недавно отремонтировали — объявлять рейсы здесь так и не научились.

Генерал съел две лепешки с мясом и зеленью, запил все это чаем из пакетика — проклятые пакетики заполонили весь мир, никто не хочет заваривать чай как следует. Ему хотелось спать — но он знал, что не сомкнет глаз, пока не окажется на борту самолета. Да и там — он будет спать чутким сном разведчика — пятьдесят секунд сна и десять секунд осторожного, на грани сна бодрствования — чтоб оценить обстановку. Такой сон плохо освежал — но он не мог позволить себе ничего другого.

Наконец, уже после наступления темноты — объявили рейс. Очевидно, пилот не хотел лететь днем, опасаясь одинокого охотника в небе. И ошибался — основные налеты и обстрелы происходили по ночам…

Полет прошел относительно нормально. Пилот — а это был русский — сознательно нарушал все правила самолетовождения, принятые, по крайней мере, в гражданской авиации. Всю дорогу — он пер на высоте две — две с половиной тысячи метров — и это был огромный, полный пассажиров Боинг-757! Пассажиры — многие не понимали, что происходит, они понимали только то, что их трясет намного сильнее, чем при обычном полете. Но профессионалы — и в их числе был генерал Шариф — вцепившись в своим кресла, бормотали молитвы, каждый на своем языке. И тут — контрразведчикам было нечего делать… подходи и хватай. Только контрразведчиков на борту — не было…

Когда самолет совершил посадку в международном аэропорту имени Имама Хомейни — генерал вышел одним из последних. Мокрый от пота, он бормотал первую суру Корана — что делал очень редко…

Полосы международного аэропорта имени Имама Хомейни сильно пострадали от бомбежек — а «отклонившийся от курса» Томагавк, приземлившийся аккурат на здание пассажирского терминала — довершил дело. В итоге — часть терминала была закрыта до сих пор, темнеющая грудами развалин, а часть была отремонтирована, наскоро, бетонными плитами. Весь город — а это был огромный, многомиллионный город — прятался во тьме. Только в нескольких местах — сиротливо тлели огни: то ли это была приманка, то ли пасадарнцы не успели добраться до этих мест. Генерал знал, что в Тегеране — расстреляно уже несколько тысяч израильских шпионов, вся вина которых заключалась в том, что они говорили не то, что нужно, фотографировали не то, что нужно или неосторожно включили свет.

Очередь продвигалась медленно под автоматами бодрых для ночного времени пасдаранцев — короткоствольные автоматы, военная форма, ставшие в последнее время модными головные повязки — косынки на голову как у американских морских котиков и зверское желание кого-нибудь расстрелять. Несколько гражданских — раньше здесь стояли военные — проверяли документы. Под ногами мелко хрустело — бетонное крошево и стеклянные осколки после попадания Томагавка убрали, но не до конца. Это напоминало ситуацию со всей страной: победили, но не до конца…

Когда очередь дошла до генерала — он увидел перед собой… женщину! Еще год назад это почти невозможно было представить: женщинам не доверяли, тем более такие важные посты как пост на границе, вылавливать и отсекать шпионов. Но теперь — перед ним стояла женщина, в мешковатой форме, скорее всего из женского корпуса КСИР — и возможно, она была опаснее мужчин. Мужчина к ночи устанет. Женщина — нет, ей надо все время доказывать, что она может. Иран — мужская страна…

— Ваше имя? — спросила она, рассматривая паспорт при свете примитивной туристической лампы. При таком свете разглядеть подделку не смог бы, наверное, и сам генерал Шариф, видевший их достаточно — но у иранцев было кое-то, успешно заменяющее и свет, и многое другое. Дикий фанатизм, революционная подозрительность, сатанинская безжалостность — все эти чувства, всколыхнувшиеся с новой силой, делали вояж в Иран смертельно опасным.

— Абыл Макашарипов.

Женщина рассматривала визу.

— Вы гражданин Узбекистана?

— Да.

— Такой страны больше нет…

Генерал вздохнул.

— Хвала Аллаху, у меня есть свой дом. Я живу в Казахстане…

Генерал Шариф перед вояжем тщательно изучил все, что касалось проблемы — и твердо знал, какие вопросы могут быть заданы и что на них следует отвечать. Он даже мог показать на спутниковой карте свой дом, описать, как он выглядит, где расположен и кто у него соседи. Это была советская школа, до девяностых — лучшая в мире…

— Покинули собственную страну… — усмехнулась женщина. Так и есть, фанатичка.

— Заступничеством Аллаха, мы освободим свою страну от неверных!

Повышенный тон привлек внимание одного из пасдаранцев, он подозрительно посмотрел на них. Но ничего страшного не происходило — и он снова погрузился в свои мысли.

— Цель вашего визита в Исламскую республику Иран?

— Бизнес.

— У вас есть деньги?

Генерал показал пачку денег, тщательно подобранную. Казахские тенге, таджикские сомони — самые популярные у контрабандистов деньги. Евро, крупные купюры — то, что нужно для сделок черного рынка, в отличие от доллара, у евро есть пятисотенная купюра и это очень удобно при сделках с наличными. Ни в коем случае не доллары — у представителей местных властей на доллары была весьма неоднозначная реакция — хотя при этом он запросто шел в всех расчетах черного рынка. Иран был вещью в себе, страной лжи, замешанной на обмане. Здесь все говорили одно, делали другое, а мечтали о третьем. Генерал знал, что многие до сих пор тайно держат спутниковые антенны, чтобы смотреть американские телепередачи, громогласно объявляющие о скором перевороте в Иране и приходе демократического правительства. Даже несмотря на то, что произошло — этого хотели здесь многие… многие. И недаром — на северные кварталы Тегерана пока не упало ни одной бомбы, ни одной ракеты, несмотря на то, что там были институты, занимающиеся ядерной проблематикой.

— Как долго вы намерены пробыть в Иране? — допрос продолжался.

— Пока не продам все, что у меня есть.

— Где вы намерены жить?

— Не подскажете список неразбомбленных отелей?

Генерал понял, что совершил ошибку — но было уже поздно. Он просто устал от этого допроса — и позволил раздражительности и нервам взять верх над железной волей.

Женщина чуть повернулась — и тут же около столика оказался пасадаранец с автоматом. Она передала ему паспорт, и он принялся проверять его, медленно и внимательно. Очередь замерла — и генерал хорошо представлял, о чем думают эти люди. Смесь страха и злорадства. Только не я. Только не меня…

— Вы прибыли в Иран для совершения спекулятивных сделок господин… Макашарипов — обманчиво спокойно спросил пасадаранец.

Пришло время спектакля. Генерал знал, что это последний шанс — но шанс существенный. Здесь верят спектаклям, верят душевным порывам. Если бы он попытался проделать такое в JFK [35]— в лучшем случае, повесил бы на себя хвост ФБР.

— Аллах свидетель, я не ищу лихвы… — взмолился он — мою страну оккупировали кяффиры, я вынужден был бежать и сейчас скитаюсь по чужой стране как изгнанник. Аллах свидетель, я хороший мусульманин и всего лишь хочу помочь вашей стране быстрее оправиться от нападения безбожников и нанести ответный удар! Аллах свидетель, я беру за свой товар только ту цену, чтобы покрыть расходы, и не более того! Аллах свидетель…

Пасадаранец жестом оборвал его.

— Аллах свидетель нашим делам, и вы хорошо знаете, что бывает за ложь. Что же касается спекуляции — хочу предупредить вас, что за это предусмотрена смертная казнь. А теперь идите. Добро пожаловать в Иран.

Да, смертная казнь… Она настигала, прежде всего, тех, кто не отстегивал КСИР или мешал ему в его делах. Корпус стражей исламской революции — до сих пор был не только главной силой, но и главным коммерсантом Тегерана. Тот, кто игнорировал это — рисковал в один прекрасный день оказаться в петле из троса автомобильного крана. Такая смерть была нелегкой…

— Выездную визу теперь ставят здесь же — сказала женщина.

— Да благословит вас Аллах.