Рыцарь из Преисподней

— Что стряслось-то? — спросил Себеста. — Куда ты так сорвался?

— Дочка пошла.

— Ей шесть дней! — Себеста заржал: — Альберт прав, через год будете от женихов отбиваться. Серьезно, Артур, этак к крещению она уже заговорит, а?

— Может быть. Что у тебя?

— Не телефонный разговор. Ты мне нужен в Тагаре, лучше прямо сейчас.

Что-то срочное среди ночи? Значит, ничего хорошего.

Артур кивнул, хоть Себеста и не мог его видеть. Взял со стойки Миротворец. В арсенале не было ничего огнестрельного или энергетического — Моартул предпочитал холодное оружие и магию, Змей… ну тот сам себе оружие. Ладно, Себеста тоже не прямо в бой зовет, для начала и Миротворца хватит.

Через шесть секунд Артур вышел из Поместья к алтарю тагарского храма, перекрестился, огляделся, никого не увидел. Себеста, видимо, ждал снаружи. Странно, он вообще-то любил бывать в этом храме по ночам. Что бы ни мешало ему принять крещение, помешать приходить сюда оно не могло. Может, и не пыталось.

Артур заторопился к выходу, почти бегом миновал паперть, подивился густым теням, накрывшим площадь перед храмом, — новолуние, а тени такие черные, будто не луна, а солнце светит… и с разбегу провалился в эту черноту. Ухнул, как в болото, как в зыбучий песок. Вроде есть опора под ногами, но она не держит. Есть за что руками схватиться, но оно скользит сквозь пальцы. Он вытянул из петли топор, попытался положить его поперек… на что? На тень? Да как угодно, лишь бы зацепиться. И, будто это и надо было сделать, сразу стало светло.

Знакомый дымчатый свет. Артур видел его десятки раз. Свет, льющийся сквозь полупрозрачные стены из драгоценных камней. В снах и видениях Артур думал, здесь будет пахнуть, как в серпентарии, но оказалось, что этот дракон пахнет цветами и жарким ветром, а еще ледяной водой, брызги которой мгновенно испаряются в раскаленном цветочном воздухе. Золотой дракон, свернувшийся в десятки сверкающих колец и крепко-крепко спящий. Узкая морда длиной шагов в двадцать, не меньше, казалась даже красивой, узоры на чешуе переливались от червонного золота к мягкой платиновой белизне. Вот она, плоть Сахры, уязвимая для лезвия Миротворца…

Себеста из-за спины сказал:

— Извини.

За что извинялся?

Пистолет у него был с глушителем, хотя — сейчас Артур это точно знал — драконы не проснулись бы от выстрелов, не проснулись бы ни от каких обычных звуков. И стрелял Себеста хорошо. Отлично стрелял. Не всю ведь жизнь он был мэром Луги.

Ни одной смертельной раны. По одной пуле в плечи, чтоб не мог держать топор. И еще одну — в колено. Чтоб не мог ходить. Разумно. Очень больно. Совершенно непонятно. От боли Артур с минуту не мог ни говорить, ни даже думать. Не мог достучаться до Альберта. И хорошо, что не мог. Хватило времени сообразить, что младшему сюда точно не надо. Змей сказал, что от драконов лучше держаться подальше, а Змей о драконах знает больше, чем кто бы то ни было.

Сахра был так близко. Но это уже не имело значения.

— Я объясню. Лхар считает, что тебе не нужно знать, но я попросил его…

Себеста не подходил близко, остался стоять у стены, Артур его и не видел: упал так, что смотреть мог только на бесконечные золотые кольца Сахры. Акустика в зале была прекрасная, не хуже, чем в церкви, и Артур слышал каждое слово, но понимал от силы одно из трех. Очень было больно, это сильно сбивало с толку.

— Артур, я продал душу.

Показалось даже, что боль прошла.

Себеста? Продал душу? Нет. Этого не могло быть. Он никогда не сделал бы такого, себя мог бы предать, но не людей, которые ему верили.

— Тебя обманули, — Артур старался говорить погромче, потому что не был уверен, что вообще говорит вслух, а не шепчет, — ты не продавал душу, ты сильнее всех демонов.

— Давно, — объяснил Себеста, — еще когда у меня не было человеческого тела. Лхар сказал, ты знаешь, что я не человек. Тогда ты должен знать, что и тело у меня не настоящее. Не знаю, чье оно. Не помню. Я думал, я человек, но появился Лхар, и я вспомнил, что сделал.

Артур слушал. Привыкал к боли. Смотрел на Сахру. Понимал, что не сможет поднять Миротворец, и молился о том, чтобы все-таки получилось.

Себеста был фейри, благородным фейри, могущественным, волшебным, наделенным бессмертной душой. У него была Семья: жена и дочь. Были подданные: такой же волшебный народ. Они не имели дел с людьми, ничего не знали о демонах, а единственным богом считали своего правителя. Себесту. Какое бы имя он тогда ни носил. Ну а он как бог отвечал за свой народ. И когда пришла беда, настоящая беда, справиться с которой недостало ни волшебства, ни сил, правитель принес себя в жертву, чтобы спасти племя.

А может, чтобы спасти Семью? Жена и дочь, разве они не стоят того, чтобы спасти их ценой своей души?

— Не знаю, откуда об этом стало известно Биргеру, — говорил Себеста, — я ничего не помнил, я даже не представляю, сколько прошло времени, столетий или тысячелетий, сколько тел я с тех пор сменил и сколько жизней прожил. Но он откуда-то узнал.

— Знается с демонами, — выговорил Артур. Усилие небольшое, а голова уже закружилась. Вот гадство!

— Да нет, не знается, иначе я бы ему был не нужен. Без меня он не мог заговорить ни с кем из демонов. Это я позвал ему Лхара, и только когда Биргер сказал, что может убить тебя, Лхар его заметил. Ты не попал бы в ловушку теней, если бы ее делал Биргер или Лхар, им обоим нужен был я, чтобы тени смогли тебя захватить. А я не мог отказаться. Артур, я не знаю, как объяснить… как это передать… что чувствуешь, когда сам над собой не властен, не только над телом, но и над душой.

— Не извиняйся.

Себеста извинялся не словами, интонациями, но даже это было лишним. Он сделал то, что должен был, и поступил правильно, а сейчас делал то, к чему его принуждали, а значит, не делал ничего. Просить прощения не за что. Нужно выбираться из этого. Понять бы только как.

Если не демоны, то кто? Кто-то из вампиров.

Аман, видящий насквозь людей и нелюдей? Аман готов говорить с любым, кто захочет его слушать, и он счастлив, если ему задают вопросы. Биргеру потребовалось время, чтоб понять его… Обстановка была самая неподходящая, но Артур не удержался от злорадной улыбки, представив, как Биргер и Аман пытаются договориться. Если Биргер смог понять, если Аман смог рассказать, то это объясняет, откуда Биргеру стало известно про Себесту. Но только если Себеста как-то привлек к себе внимание Амана.

— Ты делал что-то еще?

— Писал письма. Те списки. Тридцать сребреников. Артур…

— Шшш… я думаю. Что хочет Лхар?

— Пытается разбудить Сахру. Отдает ему мою душу. Постепенно. Уже скоро князь проснется. Биргер сказал, он сможет убить тебя.

Да уж, кто бы сомневался, что сможет? Убить не убьет, но с телом точно придется расстаться. А дальше — на Небеса. Хорошая перспектива, да вот только по отношению к остальным как-то некрасиво получается. По отношению к Себесте. Он-то с самого начала помогал и поддерживал, с самого первого дня, как пришел в себя после вампирского плена, так и оставался рядом. Не боялся в отличие от остальных. Верил. Всегда.

И не предавал, что бы он сейчас по этому поводу ни думал.

Он и сейчас верит. Жаль, не в Бога…

Ну и что с этим делать? Есть идеи?

— Лхар, — позвал Артур, — слышь, скотина бескрылая, предлагаю обмен. Это поинтереснее, чем убийство, тем более что Сахра тебе все равно спасибо не скажет. Ты разве не знаешь, чем чревато будить драконов? Так что меняемся: ты отдашь Себесте его душу, а я отдам тебе свою…

— Заткнись! — рявкнул Себеста.

В первый раз он промахнулся, дрогнула рука. У Артура бы тоже дрогнула, если б он стрелял в Себесту. Выбитые пулей осколки камня оцарапали щеку.

Второго выстрела Артур не услышал.

«Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Священные слова звучали с такой ядовитой насмешкой, что казались глупыми, казались неправдой. Но Артур-то знал, что другой правды попросту нет. Он не видел, кто говорит, он видел драконьи залы, смотрел откуда-то с высоты, так что мог увидеть все двенадцать чертогов и всех змеев в них.