Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 98

Ощущая себя будто со стороны, подошла к каменному подносу и пристроила в центр домовой камень, до того рассеянно лелеемый в ладонях. Рукам стало почему-то холодно, и я обняла себя за плечи, понимая… что? Что впервые испытываю страх…

Мартэ, обернувшись в дверях, ободряюще улыбнулась, сестра невесело тряхнула головой и ускакала вниз, не оглядываясь. Скабрезную шуточку Никласа, выданную тихим, пьяным шепотом, мой… муж, надеюсь, не расслышал. Я разъяренно фыркнула, торопливо шагая к окну и распахивая раму. Свежий морской ветер ворвался в помещение, разгоняя дурман — и в крови, и в воздухе.

— Согласно традиции, сейчас должен состояться пир… — обернувшись, сбросила на пол тяжелое расшитое одеяние, оставаясь в легком платье.

Ромиш ослепительно улыбнулся, протягивая руку. Как странно я себя ощущаю, доверив… доверившись…

— Но по понятным причинам я на нем присутствовать не смогу.

— Увы и ах, — отстегивая покрывало, сожалеюще хмыкнула и отбросила его, делая еще один шаг. Черная ткань легла на пол красивыми волнами. — Но и это предусмотрено. Не желаете ли чего-нибудь отведать, мой господин?

И указала на столик в дальнем углу, скрытый в глубокой тени. За всеми моими словами скрывалась беспомощная растерянность. И мужчина это понимал, а потому просто выжидал, укутавшись в покрывало, как в плащ, и откинувшись на подушки. На его лице играли тени, то очерчивая его синим, то вызолачивая смуглую кожу… Красиво.

— Нет ли там вина?

Развернувшись, подхватила глиняную бутыль и улыбнулась.

— Есть. Морское темное с Рессы… мой господин.

— О, — уважительно склонил голову Ромиш, рассматривая печать на горлышке. Легко провел по воску, задев мои пальцы. По коже пробежали мурашки. — Откуда?

— Догадайтесь. — Я улыбнулась торжественно.

— Действительно, о чем это я? Благосостояние островов Ожерелья строится на грабеже.

— Именно…

Разлив густое алое вино по старинным бокалам из стекла с искрой, с поклоном подала один супругу и лорду. А он придержал меня за руку, взглядом велев присаживаться рядом. Вспомнив, как ластилась к нему ночью, предлагая себя и остров, нахмурилась. Так… унизительно. Но в глазах Ромиша было только уважение и… что-то мне непонятное, странно-теплое.

Бокалы звякнули, соприкоснувшись ободками, и тихо прозвучало традиционное «За удачу». Пригубив терпкую, сладковатую жидкость, замерла, пытаясь решить, что делать дальше. Но голос мужчины пробился сквозь дурман санхайи, бродящий в крови:

— Теперь же, дражайшая Айна… вы ведь позволите мне так вас называть? …нам следует сделать наш брак состоявшимся, окончательно и бесповоротно…

— Сейчас? — Голова категорически отказывалась работать, а вот тело… испуганно отпрянуло, напрягаясь. — А вам не повредит… все же раны достаточно серьезны…

— У меня болит нога, а не… — Кэрдан хмыкнул, забавляясь. — К тому же дела вряд ли позволят нам заняться этим в последующие дни.





— Да, дела… — Заботы будущего на миг заполонили сознание, но тут же исчезли под внимательным, заинтересованным взглядом.

— Не бойся, красавица… сними это. — Он кончиками пальцев погладил тонкую светлую ткань.

Вот тут я впервые в жизни покраснела. Затем поднялась, подчиняясь тихому, завораживающему шепоту, и медленно распустила ленты, удерживающие платье. Оно соскользнуло с плеч, смуглую кожу овеяло прохладой. Ленты шелковыми змеями спускались с потолка, щекоча шею, одна другой медленно гасли свечи, висящие на цепочках лампады прогорели, и тихо шипели остывающие в масле фитили.

Мужчина, отставив бокал на пол, подался вперед, нетерпеливо потянул меня за руки. Напряженная, как перетянутый такелаж, я чуть заметно дрожала и едва не звенела. Подчиняясь горячей руке, я опустилась на слегка вытершийся шелк покрывал. Коснувшись ладонью его груди, смиренно опустила глаза.

— Как пожелаете, — прошептала, вглядываясь в худое строгое лицо, — но постойте… Для меня все это в первый раз… Я могу не соответствовать вашим пожеланиям. Вас это не расстроит?

Проклиная себя за эти слова, вбитые вместе с намертво въевшимся желанием угождать, затаилась в ожидании ответа. Кэрдан удивленно вздернул брови и подтянул меня ближе. По его мнению, все это — полное безумие. По моему — незыблемая традиция, которую надо соблюдать ради острова и его жителей. Брак должен совершиться так, как надо… потому что…

— Какие глупости, скорее наоборот. Успокойся…

Он просто не понимает… это была моя последняя мысль. В этот вечер…

Это оказалось… так… Не знаю! Странно. Нежно. Завораживающе. Боюсь, на островах Ожерелья редко первая брачная ночь сопровождается тихим сладким шепотом и стонами наслаждения, пробивающимися через закушенные губы. Они не знают, как скользят по исчерченной шрамами коже ладони, как каждое его движение отдается в теле острым наслаждением. Как приятно подчиняться уверенным рукам, не оставляющим без внимания ни одного клочка тела. И как щекочет шею прерывистое дыхание, как тихий стон срывается с губ, когда подчиняешься, поддаешься, прижимаешься, пытаясь вплавиться в пылающую жаром кожу. И как завораживает власть над худощавым, сильным мужчиной. Отчаянно смелые прикосновения, сплетающиеся пальцы, смятая ткань под спиной, спутанные волосы…

Томная усталость, сытая, немного сумрачная успокоенность, льдистые звезды, вспыхивающие перед взором в миг высшего наслаждения….

Длинная, теплая, свежая ночь…

Из сладкой дремы меня на рассвете вырвал тревожный звон колокола и крик дежурившего на причале стражника:

— Корабль в бухте!

Открыв глаза, я вздохнула. Сознание было кристально ясным. И воспоминания о прошедшей ночи сладкой болью отозвались в теле, призывая остаться среди скомканных покрывал, тихо плывя в мареве винных ароматов. Но дела заставили аккуратно выскользнуть из-под тяжелой руки. Нежно прикоснулась губами к щеке спящего мужчины, подобрала платье и, закутавшись в тонкую, потерявшую вид ткань, вышла из комнаты.

Когда к внешнему причалу пришвартовалась сине-серая рукка под знакомым до боли флагом, я, одетая, как и полагается замужней сеамни, в длинное, до земли, синее платье, перепоясанное широкой полосой белой ткани, в сопровождении Никласа и Мартэ встречала гостя. Распоряжения властью нового лорда были отданы, дела приведены в порядок, и даже домовой камень, ко всеобщей радости обретший бледно-золотистый цвет признанного брака, был навещен в его тайном хранилище.

Раний Октаэн опоздал. Сейчас его встречала не будущая изгнанница, а полноправная хозяйка, властная над землями и водами на два полета стрелы вокруг бусины, холодная, уверенная, беспощадная. Я выпрямила спину, хищно усмехаясь. Пусть только попробует возмутиться! Я в своем праве. И все, кто окружает меня сейчас, — мои люди. Погладив скрытый кинжал, сцепила руки за спиной. Краем глаза отслеживая, как готовят к выходу в море лекку, отдалась созерцанию. Матросы ползали по такелажу, перетягивая веревки, драили золотистые кольца и скобы, один, то и дело ныряя в прозрачную лазурную воду, соскабливал с днища водоросли и ракушки. На камнях уже образовалась приличная кучка. И то и другое пойдет в дело. Парень же, блистая смуглой кожей, раз за разом нырял, оставаясь под водой все больше. Тренируется… наш лучший жемчужник. Сине-зеленую рунную роспись по бортам подновляла Риин, весело перешучиваясь с сидящим на высокой мачте мальчишкой.

Рядом, на рукке, за суматошным весельем наблюдали насупленные гости. Матросы без разрешения хозяина не имели права ступить на чужой остров, а так как дядюшка никогда не отличался ласковым отношением, то не решатся сейчас. А вот и он сам. Легко ступая по сходням из дорогого алого дерева, вниз сбежал невысокий жилистый мужчина в дорогих континентальных шелках. Сизый кафтан и шаровары прямо-таки кричали о достатке, алые сапоги из рыбьей кожи вопияли о безвкусице, а сухое, резкое смуглое лицо с горькими складками у губ и пронзительно-черными глазами — об упрямстве и жестокости. Саеш Октаэн, уверенно попирая камни причала, приближается ко мне.