Северин Морозов. Дилогия

– Чего тут уметь? – приглядевшись, удивился я. И со второй попытки сделал то же самое.

– Чего, чего, – передразнила тетя Оля. – А того, что на этой планете на сей фокус способны только мы с тобой.

– Почему?!

– Кости рук у нас так устроены, – сказала она.

Я пожал плечами: устроены так устроены, чего голову ломать!

Тетя Оля, прищурившись, посмотрела на меня сверху вниз. Теперь она уже не казалась мне такой уродиной, как вначале. Просто к ее лицу нужно было привыкнуть, приглядеться. И тогда впечатление резко менялось. Собственно, у меня оно ужеизменилось.

– Знаешь что? – продолжала она. – А я ведь есть хочу! Я ведь досюда через полЕвропы пробиралась! Имеется тут у вас какойнибудь огород?

– Ага, – сказал я.

– Не «ага», а «разумеется, сударыня», – строго поправила она. – Тебе не в лом будет утащить с кухни немного хлебца?

– Угу, – сказал я.

– Отлуплю! – пригрозила она.

Мне было не в лом, и я сбегал на кухню за хлебом, а заодно прихватил немного масла в масленке и солонку – кто знает, что взбредет этой новоявленной тетушке в голову! Проходя мимо веранды, я видел, как дядя Костя чтото внушал маме, помогая себе экономными жестами, от которых по гостиной гулял ветерок, а мамуля молча слушала его, подперев щеку, а вот слов его было не разобрать, как ни старайся.

– Веди на огород, – сказала тетя Оля, похозяйски беря меня за руку. – Мама не станет ругаться, если мы стырим парочку огурцов и помидоров?

– Неа, – сказал я.

– Ты как, прикидываешься лопухом или лопух и есть?! – рявкнула она. – Отвечай развернутыми фразами: дескать, полагаю, что не станет…

– Ладно, – сказал я.

– Не ладно, а «хорошо», горе луковое.

Мы обогнули дом и попали на мамины грядки. Тетя Оля сразу же сорвала самый красный помидор и отдала мне, а себе нашла самый большой. Мы вымыли их под ржавым рукомойником с пипкой, синхронно посолили, надкусили и моментально обляпались в одних и тех же местах.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала тетя Оля, утираясь сорванным листиком.

– О чем?

– Ты думаешь – ты и говори.

– Еще чего! – возмутился я. – Вдруг я какуюнибудь глупость думаю! Стану я ее вслух говорить…

– Пока что ничего умного ты и так не сказал. А вот когда начнешь выражать свои мысли вслух, авось и обогатишь свою речь. У тебя же на лице все написано, малыш!

Малыш… Пожалуй, она была единственная, в чьих устах такое обращение не звучало аллегорически.

– Но ведь это же вы сказали, что знаете, – упирался я.

– Конечно, знаю!

– А если я думаю о чемто другом?

– Давай играть честно, – сказала она. – Согласен?

– Угу…

– Не «угу», а « ау ау, та'ат!» [6]

– Чегоо?!

– Не обращай внимания… Если я угадаю, то вот что: поцелуешь меня в щеку.

– А если не угадаете?

– Тогда я везу тебя на закорках вокруг дома.

– Вам меня не поднять!

– Ха! – воскликнула она. – Малыш… К тому же, я ничем не рискую.

– Нуну, – сказал я.

– Так вот: когда мы уделались помидорками, ты подумал, что уж ктото, а эта здоровенная халда – определенно твоя родная тетя… – Я вспыхнул, как упомянутый помидор. – Ну что? Я права? Давай целуй, оболтус!

«Обуолтус»… Это звучало забавно и волнующе.

Ее бронзовая щека приблизилась к моему лицу. Я увидел серебристый пушок возле уха, крохотную сережку с синим камушком в ухе и короткую пепельную прядку за ухом. Яуслышал запах ее духов… Внутри моей башки взорвался фейерверк. Я зажмурился, качнулся вперед и ощутил своими губами ее горячую упругую кожу. Мне было безразлично, угадала она или нет: я все равно сделал бы это. Хотя, конечно, она угадала. Сердце оборвалось и рухнуло кудато в желудок. Не было никаких сил убрать губы от ее щеки. Никогда еще со мной не приключалось ничего подобного.

– Но я не твоя родная тетя, – сказала она, отстраняясь и отправляя в рот остатки помидора. – Увы! Хотя… – Она задумчиво облизала пальцы. – В этом мире у тебя нет никого ближе по крови, чем я.

– Вот еще! – возразил я, все еще немного оглушенный новизной впечатлений. – У меня есть мама.

– Конечно, есть.

– У меня, наверное, есть отец…

– Несомненно! И ты, наверное, подумал, что Консул – твой папочка?

«Куонсул»… Я едва сдержался, чтобы не передразнить ее. А вместо этого быстро переспросил:

– Ктокто?!

– Ммм… дядя Костя.

«Куостя»… Тоже не подарок.

– Видишь ли, «Консул» – это его прозвище в Галактике… Нет, он и взаправду просто старинный мамин друг. Ты разочарован? Не лги же мне, несносный ребенок!

– Ну… если бы он был моим отцом, я… я… Такой отец все равно лучше, чем никакого.

– Браво! – воскликнула она и взъерошила мне макушку. – Я передам Консулу твои слова, чтобы он не задирал нос! Как это ты выразился: лучше фиговый отец, хотя бы даже и такой, чем никакого… Он, правда, и не задирает, но крутизна из него порой так и прет, помимо воли и желания. А тебе очень не хватает отца?

– По правде сказать… нет. Еще вчера я даже не задумывался об этом.

– А теперь задумался? И что решил?

– Еще месяц назад я жил в Алегрии, учился в колледже, – сказал я. – Само собой, я не против, чтобы у меня был отец. Но друзей мне не хватает больше…

– Это как раз поправимо, – промолвила она. – Ты, по крайней мере, знаешь, где остались твои друзья. Значит, всегда можешь туда вернуться.

– Вернуться, как же! – проворчал я.

– А вот что касается твоего отца, то где он, кто он – не знает никто.

– Мама знает, – предположил я.

– Ты будешь удивлен, – заметила она, – но этого не знает даже твоя мама.

– Так не бывает!

– Еще и не так бывает… Послушай, малыш, а чердак у вас в доме есть?

– Угу.

– Не «угу», a «oui, mademoiselle». [7]Обожаю чердаки! Паутина, сундуки, старые игрушки… ммм! Клёво! – Она даже зажмурилась. – А нельзя ли мне к вам на чердак?

– Там же ничего интересного, – сказал я с сомнением.

– Это для тебя ничего, – возразила она. – А я уж найду.

И мы полезли на чердак.

Попасть туда можно было двумя способами: со второго этажа по винтовой лестнице и с улицы – по приставной. Нет нужды объяснять, что мы воспользовались последним способом. «Привидения есть?» – деловито осведомилась тетя Оля. «Ннет… не знаю», – сказал я. «А ты боишься привидений?» – «Чего их бояться…» – «Привидения для того и существуют, чтобы их боялись. Пугать – их основная функция. Или, если угодно, предначертание. Это все равно как если бы я спросила, ешь ли ты помидоры, а ты бы отреагировал в том смысле, что, мол, чего их есть?.. Тэээкс, посмотрим. Дом старый, добротный. Построен из хорошего натурального камня, обшит деревом – в декоративных целях. Дерево – какаято разновидность дуба… Должны, должны быть гости…» – «Почему – гости?» – «Игра слов. Вопервых, все мы гости на белом свете. А такие, как Консул или, к примеру, я – гости даже в собственном доме. Привидения же, говоря фигурально, на этом свете загостились. Вовторых, есть очень созвучное английское слово „ghost“…» – «Я знаю». – «…и ни один нормальный звездоход в рейсе не помянет нечисть и потусторонние силы иначе, как используя эвфемизмы. Не то жди – непременно заведется какаянибудь дрянь, ищи потом в окрестных мирах живого священника со святой водой!» Она смерила взглядом лестницу, поплевала на ладошки и полезла первой, не переставая разглагольствовать. «Однажды на „Кракене“… это такой галактический стационар, ты, наверное, не знаешь… галактический стационар – это такое большое искусственное поселение в открытом космосе, вроде научного городка… появился второй субнавигатор, непроходимо отвязный тип, храбрый до неприличия, а я была третьим субом. Это уж я потом поняла, что чрезмерная отвага вовсе не достоинство, а клинический симптом, нарушение базовых психологических реакций… И вот он, этот храбрец, чертыхался через слово, а первому субнавигатору както сказал в том смысле, что, мол, чего это вы всегда так тихо ко мне подкрадываетесь, ровно привидение, я ведь и напугаться могу! Ну, это я излагаю своими словами, у него смешнее прозвучало… Первый суб от такого неподобства дара речи лишился, а я, дура глупая, только захихикала. Нравился он мне, что греха таить, дело прошлое… Ты меня слушаешь, племянничек?» Я честно пытался. Но в данный момент я карабкался по лестнице за ней следом, и ее бронзовые ноги были в нескольких сантиметрах от моего лица. Можно было рассмотреть каждую трещинку на ее сандалиях, каждую пушинку и каждую царапинку на ее икрах, нежную, почти не тронутую загаром кожу в ямках под коленками… а когда я задирал голову, то мог увидеть ее трусики. Узкую полоску белой паутинчатой материи, утонувшую между двумя полушариями, которые жили своей очень активной жизнью внутри распахнувшегося парашютным куполом платья… Так что весь я обратился в зрение, а все остальные органы чувств попросту на время отключились. Только и сумел я, что промычать в очередной раз свое «угу».