Рок меж строк

- У меня нет детей.

- И пока не появятся деньги – вы их и не заведете.

Рядом со мной приземлилась кружка «Гиннеса» и стейк, и на некоторое время я был избавлен от необходимости отвечать ему.

- Что тебя на самом деле не устраивает? Ты живешь так, как будто все, что у тебя есть – это сегодняшний день. Квартира есть – и ладно. На еду и оплату счетов хватает – больше ничего брать и не планирую. Даже машины нет.

- Она мне не нужна. Была бы охота торчать в городских пробках – я бы давно ей обзавелся.

В голосе Билла засквозило отчаяние.

- Если ты всерьез уперся рогами и не хочешь чтобы этот контракт был подписан – Я умываю руки. Ты ведешь себя как подросток, который не думает ни о чем, кроме сиюминутного.

Он поднялся из-за стола, допил кружку, и положил под нее купюру.

- Пока. Ищи себе нового менеджера.

Я дал ему дойти почти до выхода из паба, когда негромко произнес:

- Тебе придется озаботиться тем, чтобы билеты на самолет были на троих.

Он замер.

- Что?

- На троих. Билеты. На самолет. Если, конечно, ты не планируешь остаться в Лондоне. Энни полетит с нами. И завтра, во второй половине дня, надо будет, чтобы ты за мной заехал. Я, как ты справедливо заметил, без машины, а это будет не престижно, ехать подписывать такой контракт на общественном транспорте. И не забудь про пресс-конференцию.

- А альбом?

- Все тексты готовы. Музыка тоже. Осталось привести немного в божеский вид, и засесть на студии. Можешь кинуть журналистам косточку. Он будет называться «Glowing Night». А теперь – иди, и не смей ко мне сейчас прикасаться. Не то я передумаю, и оставлю тебя за бортом.

- Ты… Ты, только что, кинул утопающему веревку.

Он растворился за дверью, а я неторопливо принялся допивать пиво. Стейк, как всегда, был изумительным.

Главное, чтобы на брошенной ему веревке он не вздумал повеситься сам, или повесить меня.

Две недели спустя, после утомительных сборов и перелета, мы, наконец-то, пересекли океан для того, чтобы очутиться в колониях. Конечно, Америка уже давным давно не колония, но мы, англичане, никогда не будем называть ее иначе.

Встреченные довольно неплохим солнечным деньком, мы спустились по трапу к ожидавшей нас машине. Всю возню с документами UMG брали на себя, и с прохождением таможни и прочей ерунды можно было не морочиться.

Откровенно говоря, я впервые в жизни попал в другую страну, но, не смотря на сильное желание покрутить по сторонам головой, чтобы увидеть все отличия, я сфокусировался на главном, а главным, в этот момент было то, что на пальце у Энни красовалось купленное мной обручальное кольцо.

Билл, естественно, раздул вокруг этого дела страшную шумиху, и это вызвало очередной всплеск продаж моих альбомов, но нам на это было плевать.

- Как ты, милая?

- Все в порядке.

- Скоро приедем в отель, и можно будет отдохнуть.

- Я не так уж и устала.

А вот я устал и довольно сильно. Конечно, жизнь рядом со слепым человеком далеко не проста, но сборы этого человека на полугодовое турне – это по всем меркам занятие нестандартное. Я и сам слабо себе представлял, что же может в этом турне потребоваться из вещей, поэтому Билл долго вопил насчет меня, что я барахольщик, и единственное, что может потребоваться в современном мире человеку в любой стране – это не чемоданы со шмотками, а кредитная карточка. Лучше – платиновая.

Перегородка между водителем и салоном опустилась.

- Мистер Ривз, справа от вас лежит конверт. Вас очень просят ознакомиться с его содержимым, и ответить согласием.

Я с интересом уставился на конверт, вскрыл его, и извлек приглашение на театральную премьеру с последующим банкетом. Когда я дошел до подписи – то рассмеялся.

- Что там такое? – поинтересовалась Энни.

Игнорируя жадные глаза Билла, я ответил.

- Помнишь, кто подписывает все письма фразой: «Желаю не сдохнуть от скуки»?

- Александер.

- Именно. Он приглашает нас в театр на премьеру, с последующим банкетом.

- Нас?

- Да. Тебя и меня.

Глаза Билла разочаровано потухли.

- Почему нет… Когда?

- Сегодня вечером.

- А почему в театр?

- Он теперь его владелец. И, насколько я слышал, у него собирается там довольно… богатая публика.

- Буду рада с ним снова пообщаться.

Я кивнул и задумался.

Александер был французом по происхождению, и по мышлению, но большую часть жизни он прожил в Англии. Это был еще один человек искусства, которому тоже повезло пробиться в жизни, хотя и не так как мне. Его успех скрывался в том, что белоснежные кудри, украшавшие его голову, и в большей степени напоминавшие пух, попались на глаза довольно обеспеченной особе, которая потратила много сил и средств на то, чтобы он стал ее мужем.

Я был знаком с этим очаровательным безобразием вот уже на протяжении более десяти лет, и всегда с улыбкой вспоминал его веселые выходки.

Единственным человеком, над которым он не подшучивал никогда – была Энни. К ней он всегда относился с большим уважением, и когда я познакомил их, его первой фразой в мой адрес стало – «Боже мой, mon ami, ты даже сам вряд ли понимаешь, какое чудо ты ухитрился заполучить. И если, не дай Бог, ты обидишь эту petite, то я сам тебя поколочу».

В отличие от меня, его страстью был театр, хотя актер из него был не бог весть какой, но он прекрасно чувствовал игру, и, как результат, стал неплохим режиссером.

Критики сходили с ума при каждой его очередной постановке, причем в основном из-за того, что мысли этого тридцатилетнего человека были присущи в большей степени пятнадцатилетнему сорванцу. Каждый спектакль был нацелен только на одно – максимально шокировать публику, и в ход шло все, что угодно. К примеру, когда он ставил «Сон в летнюю ночь», актеры, спустя три минуты на сцене, перебрались в зал, используя ошарашенных зрителей как декорации.

Его супруга была, по меньшей мере, лет на пять старше его, но рядом с ним вела себя в той же неповторимой манере, стремясь все свести к игре, наполненной юмором и шутками над всеми присутствующими.

Рядом с ним всегда царила жизнь, и видит Бог, для того, чтобы вновь начать писать песни – мне было необходимо провести какое-то время рядом с ним.

Глава 3

Я никогда не считал себя ценителем театра, да и Энни этим тоже не могла похвастать, в силу обстоятельств, но на эту постановку мы пошли вместе и при полном параде. Единственным отступлением от правил осталась моя бандана, которая перехватывала мои волосы на лбу. С ней – меня не мог заставить расстаться никто.

Александер встретил нас около здания театра, и с радостью пожал мне руку, чмокнув мою невесту в щеку.

- Mes amis, как же я рад вас видеть… Сегодня вас ждет такое, о чем вы будете вспоминать еще долго. Не зря же я посадил critiques dans la première range… Это будет что-то.

- Александер, будь добр, говори по-английски, а то я несколько отвык от твоей манеры общаться.

- Pourquoi ne pas... Только давайте после премьеры. Мы же поговорим на банкете, друзья мои?

- Конечно, – ответила Энни – уж это-то мы не пропустим.

- Ах, A

- Поосторожней… Рядом со мной мой жених.

- Неужели вы наконец-то решились? А что касается того, что я говорю… Le Français ne peut pas dire quelques compliments dame.

Он заговорщицки подмигнул мне.

- Ты все-таки не упустил ее. И, à votre bonheur, не обидел. Ладно, увидимся на банкете.

Он скрылся из виду, на ходу раскланиваясь с прочими приглашенными.

Честно говоря, зная Александера, я опасался, что его постановка «Призрака Оперы» может перехлестнуть через край, и поплатятся не только посаженные в первый ряд критики, но и остальные приглашенные, но в одном ему было не отказать. Любая его постановка была на порядок интереснее аналогов, а уж подбор актеров он проводил так, что даже самые суровые критики к этому не придирались никогда.