Цвет ликующий

Тихий, очень пейзажный вечер незаметно перешел в полубелую ночь. Все белые стены засияли чуть лимонной белизной, все остальное — провально темное. Цвета домов, деревьев, воды, ярких юбок как бы положены по темному фону. Ничего призрачного, все ясно, но смягчено ночным покоем, обведено тяжелыми контурами сна — похоже на написанную близоруким художником картинку и разнится от обычного пейзажа своими сияющими кусками.

Это не день, не ночь, не сумерки и не настоящая белая ночь Заполярья с незаходящим солнцем, и не ленинградская белая ночь, когда «сижу, читаю без лампады», — а вологодская полубелая ночь.

«Я знал, что каждый день человеку дорог, но не знал, что ему просто нет цены». Цитирую по памяти и применяю их к нашему путешествию на Север. И наши дни пусть будут такие же дорогие, как дни Петрарки в XIV веке. Ездили всего восемь дней, а каждому дню, и верно, цены не было. За всю дальнейшую жизнь такие дни не повторялись.

19 апреля. Парохода долго не было. Мы поехали с нашим давним знакомым, шофером Левой, в город Сокол. Лева — гигант в синем комбинезоне.

Вез он на своем редакционном «газике» белобрысого журналиста в этот городок Сокол, за 35 километров.

Было жарко, пыльно и тряско, но городок покорил своей деревянной необычностью. Дома деревянные, тротуары деревянные, люди с широкими носами, тоже будто выточены из светлого дерева.

20 апреля. С утра задумчивое небо с сизыми тучами. Холодно. Куда ни поглядишь, везде мокрые красивые пейзажи. Сегодня уезжаем в Устюг на пароходе «Леваневский». По расписанию через 41 час будем там. Дождь. Река Вологда так узка, что волны от парохода далеко захлестывают берега. Пароход как бы вытесняет всю воду из малой реки с соловьиными кустами по берегам. Цветет верба. Избы в 2–3 этажа. После дождя все особенно ароматно. Народ на пароходе говорит на «о», но не по-волжски, а как-то с прищелкиванием — и русский язык звучит непривычно.

— Не кричи! Жихарка возьмет!

«Жихарка» — то ли молодец, то ли домовой. Это Север — стращают детей сказочным Жихаркой. Под Москвой так не скажут, в ходу — «бука».

Северные женщины ходят решительно, заложив руки за спину. У парней усы светлее темно-розовых щек.

Вечер был тихий. Не заметили, как уже плывем по Сухони.

В сиреневой широкой воде опрокинуты дома, да какие дома-то! Что ни дом, то лист из архитектурного альбома Грабаря! За лесом — красное солнце. Сивка-бурка мчится по берегу.

21 апреля. Холодно, ветрено, вода играет. На верхней палубе никого нет. Низкие берега. Деревни становятся все интереснее. Двухэтажные дворы с въездом на второй этаж. От этих бревенчатых настилов приходим в детский восторг. Хорошо бы увидеть воз, въезжающий на второй этаж! Но этого сейчас не увидишь.

За Тотьмой в кудрявых дымах все лес и лес. Пароходы тянут лес, на отмелях штабелями — срубленный лес.

Крутые берега из разноцветных глин, полосатые, как матрацы. Летают уточки. Большие валуны — голубые и розовые. Елки — свечки на глине иконного цвета. Про них, видно, поется: «Елки-палки — лес густой…» Весна сюда еще не приходила.

22 апреля. Что же, молиться ли, плакать ли или стихи читать? Ликовать? Смеяться? Мы подъезжаем к Великому Устюгу! Малая Северная Двина кончилась. На небе — то снежные бури, то солнце и белые облака с бородами не долетающего до земли снега.

Город на довольно высоком берегу. Из-за деревянных домиков, на окошках которых везде неизменно белые занавески на две стороны, виден целый фигурный сервиз из крыш и куполов всяких форм и размеров. Похоже на Муром. Руки зябли зарисовать все красивые здания, всех красивых девочек в платках, плетенных из цветной шерсти. Почти белая ночь — вода и небо совсем светлые, костер на берегу пруда не сияет, а просто — оранжевый цветок.

23 апреля. Ехали пять часов на большом пароходе до Котласа. Еще бежали бородатые тучи по небу, но голубой победил и серого, и белого. Река широкая, голубая, берега высокие, без волжско-окского ритма. Где захотят, там и поднимутся.

Начали попадаться наконец-то шатровые колоколенки! Какие они маленькие, как широко кругом!

«А небеса так детски сини» — по-северному.

Три реки: Вычегда, Лименда и Северная Двина, из них дальше — большая вода. Названия всех трех рек очень утвердительные.

Город Котлас с самым разным транзитным народом. Зелени еще нет, леса вдали серые.

Кварталы деревянных коричнево-смоляных домов. Торцы в елку, крыши серые тесовые, белые простые наличники без всяких узоров, очень скупая резьба на скосах крыш. Север.

Рыжая коняга на спуске к реке. Цыган в бархатной фуражке, на щеку свисает клок волос — видно, такая тут мода. Пионерки в зеленых платьях и белых фартучках едят мороженое.

24 апреля. Северная Двина шире Оки, шире и Волги. Белая ночь. Можно ли спать, когда плывут сахарные алебастровые горы с черными елками?!

Стелются далекие берега с редкими деревеньками: Н. Тойма, Пучуга, Борок. На песчаной отмели — песочного цвета конь, женщины — все те же решительные северянки, руки за спиной. По воде плывет лес.

25 апреля. Архангельск весь в подъемных кранах; сплавной лес. Куда девался Север? «Суровый край, туманный край», пастельные тона, вся гамма серого?

Видно, Север может обернуться и конфеткой, россыпью леденцов — если +25°, если весь длинный день — солнце, ни одного облачка, короткая белая ночь не потушит, не приглушит даже и не смягчит этих северных самоцветов везде: в воде, в деревьях, которые за один день стали зелеными, в домах, в небе, наконец, в пейзажах архангельских художников.

Я проводила Александру Ивановну Смоленцеву на поезд до Вологды, себе взяла билет на самолет до Москвы на завтра и пошла по набережной вдоль широкой воды одного из рукавов Северной Двины.

Вот и городок кончился, и день, видно, кончился, потому что людей больше не встречалось, но все равно светло, как днем…

Воспоминания об Афинах [22]

Летом 1976 года мне прислали приглашение приехать осенью на конгресс Ай-Би-Би-Уай в Афины.

Ехать — не ехать? Лето такое красивое, что об осени и думать не хочется… А детские мечты когда-нибудь повидать Античность?! А «синие, синие волны, где с морем сливается море…»? Некая «жар-птица» моей юности.

Улетали в густые сумерки холодного, осеннего сизого утра. Через четыре часа — Афины, +30, беспощадное сухое солнце. Тридесятое царство, чужое государство. Белый город, черные вертикали кипарисов, крикливая речь. Лохматый сумасшедший или «пророк», махающий длинными палками, обвитыми бумажными цветами, сам в синем тренировочном костюме, — для экзотики? Миртовый парк, янтарные «обломки», тщательно ухоженные.

Гостиница. В ожидании номера сижу в красном, круглом, очень мягком кресле и рисую всех, кто идет, сидит, ждет. Номер попался удачный, угловой, на север, с балконом на три стороны. Можно рисовать площадь перед отелем и четыре улицы.

Вечер наступил сразу, по-южному. Над крутой улицей слева гора и толстый уже ломтик месяца, вроде апельсинной дольки. Справа, тоже над крутой, почти вертикальной улицей, в ступеньках, сиреневая гора с остатками храма. Может, это храм «Нимф»? В этом белом городе, среди пятнистых невысоких гор, везде может попасться что-либо из «древности». Каждая ветка может «согнуться в лиру Орфея».

Птиц нет — их стреляют ради спорта. Собак и кошек нет — их не любят.

За шесть дней видала одного лишь воробья да мула, запряженного в очень ярко раскрашенную двуколку. Город туристов. Обилие громадных вывесок «Кока-кола» и пр., яркие одежды, машины с разнозвучными сигналами — кто с колокольчиками, кто с гудками. День и ночь… Живут в городе по ночам, днем слишком жарко. Я не буду писать о конгрессе… напишу лучше о море с очень извилистыми, изрезанными берегами, что еще в детстве поражало на карте. Особенные какие-то берега Эгейского моря! Оно еле плещется от глубины залива. Но по нему блуждал Одиссей! Беспощадное солнце, загоняющее все живое под прикрытия, скудная растительность, «говорящие камни», иногда грудами серых жемчугов. Сломала веточку пихты со слабым запахом осени. Сухие, густо-малиновые заросли цветов. Огненные розы… Но хорошо бы на травке полежать! Как мечтал когда-то на юге же А. П. Чехов. Травки нет — везде колючки. Над окнами и балконами всегда белых невысоких домов (чтобы не загораживали памятники) ярко-зеленые или синие «маркизы» от солнца, закрытые, тоже яркие пляжные зонты по берегу моря. Сезон окончен, пляж пустой.

22

Впервые опубликовано: Детская литература. 1978. № 7.