Платина и шоколад

Не отпускаю её.

— Для чего тебе… всё это? Чтобы поступать… так, да? Так нельзя.

Шёпот и льющиеся по лицу слёзы. Которыми постепенно пропитывается воротник свитера. Сдавленно произнесённый упрёк.

Но худые ладони уже жмутся к его лопаткам. Малфой пытается проглотить слюну, но глотка сжимается. И дышать труднее с каждым вдохом. С каждым из нескончаемых вопросов, на которые просто невозможно что-то сказать.

Он не может сказать ни слова.

Только прижимать к себе это тело. Только яростно вдыхать в себя тёплый запах её волос.

Наверное, он был бы рад, если бы сдох. По крайней мере, от неё прекратят исходить эти бешеные волны боли, которую причинял он.

— Ответь мне. Пожалуйста.

Это она произносит совсем глухо. Малфою в шею.

А он понимает, что не может отвести взгляд от горящей огнями россыпи окон в глыбе Хогвартса, который возвышается за горкой. Если он пошевелится, что-то внутри разорвётся. И никогда больше не срастётся заново. Не срастётся правильно, чтобы работать так, как нужно.

Так, как задумано.

— Драко.

Он зажмурился. Потому что глаза вдруг обожгло.

И то, что срывается с губ. Нет, это не могут быть его слова.

— Прости меня.

Руки на его спине замирают. Она вся замирает.

Будто впитывает это в себя.

А сердце в груди падает, натыкаясь на рёбра.

Руки прижимают Гермиону к себе почти отчаянно. Почти до хруста. Но она молчит. Просто молчит. Так мало нужно для этой тишины. И это так легко. Так слишком-больно-легко.

И ещё раз, контрольный.

— Прости меня, Грейнджер.

— За что? — так тихо.

На этот вопрос он ответить мог. Он почти орал ответ ей в ухо. От этого внутреннего рёва дрожали рёбра.

И руки.

За то, что я делаю. За то, что я говорю. За то, что я вру тебе. За то, что не говорю правды, испытываю потребность. Иметь тебя, быть с тобой, чувствовать тебя, твой запах, твою кожу. Видеть твоё лицо. Твой чёртов нос. Самые красивые глаза. Нужны.

Нужна.

И под веками печёт потому, что ты так сильно нужна мне. Почему так, Грейнджер? Почему. Так?

— За всё это.

Не озвученное.

И голос хрипит слишком сильно.

Он зарывается губами в её волосы, чувствуя, как начинает дрожать. Весь.

— Прости меня…

— Что ты наделал, Драко?!

— Я не хотел. Я не могу так больше, отец.

— Ты не можешь поступать так, щенок! Ты не имеешь права! Заберите его, уведите его отсюда!

— Нет, пожалуйста, послушай. Я не хотел!

— Ты предал меня. Предал меня. Ты не мой сын! Я делал для тебя всё, и это твоя благодарность, это?!

— Кому-то нужно было всё остановить!

— И ты решил, что имеешь право вмешаться? Самонадеянный сукин сын! Ты будешь доживать свою никчемную жизнь в постоянном страхе потерять всё, помяни моё слово! Не прикасайтесь ко мне! Я — Люциус Малфой! Отпустите!..

— Драко?

Он вздрогнул. Так сильно, что она наверняка почувствовала эту слабость. Отчего стало мучительно стыдно. Голос отца всё ещё гремел в голове, заставляя сердце замирать.

Малфой отстранился, отворачивая голову. Потянул носом, чувствуя, как пальцы Гермионы касаются его челюсти и аккуратно проводят до самого уха.

— Всё в порядке?

— Да, — он выдохнул, облизав губы. — Всё нормально.

И отстранился. Сглатывая, глядя на гриффиндорку, которая теперь ёжилась, вцепившись пальцами в рукава своей одежды.

Ему тоже было холодно.

— Иди в Башню, Грейнджер.

— А ты?

— А мне нужно переодеться, — и он, бросив на неё ещё один быстрый взгляд, сделал несколько шагов назад, разворачиваясь. Подбирая на ходу перчатки. Наклоняясь за метлой.

Гермиона следила за тем, как высокая фигура следует к раздевалкам, ощущая его запах, застывший где-то в носоглотке. А потом быстрым шагом отправилась к выходу с поля, вытирая на ходу всё ещё мокрые щёки. Пребывая в лёгком шоке от слов, сказанных им.

От того, что только что произошло.

“Прости меня”.

Что заставило его сказать это? Она никогда не слышала от Малфоя этих слов. Никогда в своей жизни. И в то же время ей казалось, что это было самое искреннее, что она от него услышала.

Это стучало в ушах, пока она шла до школы, пока поднималась по лестницам, пока пересекала гостиную. Останавливалась около зеркала в своей спальне, вглядываясь в лицо с припухшим носом и воспалёнными веками.

Ей показалось, что у Малфоя были красные глаза, когда он отстранился от неё. Показалось, что ему отчего-то очень больно. Слишком больно. Так, как не может быть больно человеку просто так.

Все слова, что они сказали друг другу. Снова и снова стучали в голове. Убийственный марш. Давящий набат.

Пальцы потянулись к застёжкам пальто. Медленно стащили его с плеч. А потом поднесли ткань к лицу, и Гермиона против воли сделала глубокий вдох, ощущая запах Малфоя: ветер, пот, дождь, одеколон.

Если бы он только знал, как тяжело было уйти от него этим утром. Как хотелось остаться, дождаться. Но проснувшись и увидев перед собой пустую подушку…

Грейнджер опустила глаза, перекидывая пальто через спинку стула. Её подорвало с его постели так, словно в ней ползали змеи. Просто вырвало за шкирку из этого запаха и уюта. Тепла одеяла, тишины комнаты.

Она даже забыла забрать свою обувь, схватив первое, что попалось на глаза — джинсы и свитер, валяющиеся на полу неряшливой кучей. Он мог вернуться в любой момент. А раз ушёл и не разбудил… ей казалось, что он не захочет увидеть её там.

Убедиться в обратном пришлось только после той фразы, что он бросил на поле.

“Если бы не раскуроченная постель, я бы и не вспомнил”. Такая фальшивая правда, что Гермиона поверила. Чёрт…

Ноги поплелись в ванную. Нужно было умыться. Смыть с себя слёзы и его отчаянный шёпот. Он не давал дышать полноценно.

Тёплая вода действительно помогла. Погрев несколько секунд руки и ополоснув лицо, Грейнджер сдёрнула с медного крючка полотенце и прижала к щекам, вытираясь. А когда опустила материю, взгляд наткнулся на приоткрытую дверь его спальни в отражении зеркала.

Жужжащий интерес тут же зажёгся в груди. Тем более свечи были зажжены, судя по тому, что по комнате рассеивался тёплый свет.

Она просто заберёт туфли.

Что в этом такого? Нужно же ей завтра идти в чём-то на уроки, не так ли?

И затравленно оглянувшись, будто кто-то мог подсматривать за ней, девушка скользнула к двери, а потом — внутрь, снова окунаясь в витающую здесь атмосферу, сотканную из запаха Драко.

Никогда она не призналась бы себе, насколько соскучилась по этой спальне. За каких-то несколько часов комната стала чем-то неотъемлемым.

Свеча горела на рабочем столе, достаточно ярко, чтобы осветить большую часть помещения. Один туфель нашёлся сразу — у двери. Подкравшись к нему, Гермиона отчаянно напрягала слух, чтобы услышать, когда захлопнется дверь в гостиной.

Чтобы найти второй, придётся, видимо, повозиться — на виду его не было. Палочка осталась в комнате, поэтому Грейнджер, перекинув полотенце через локоть и сжимая туфель в руке, подошла к столу, протягивая руку к высокому подсвечнику.

Взгляд упал на стопку тетрадей. И снова жужжание извечно-гриффиндорского интереса. Пальцы коснулись жёстких обложек и корешков книг, лежащих на углу стола небольшой стопкой. Затем легко провели по столешнице и наткнулись на дневник, венчавший горку пергаментов.

Лоб прорезала морщинка.

Может быть, ему что-то написала Нарцисса? Что-то, от чего у Драко такое настроение. Состояние.

Гермиона снова оглянулась через плечо. А затем осторожно взяла тетрадь, сжимая её в свободной руке. Башню наполняла тишина.

Она определённо успеет положить его на место и скользнуть в свою комнату, когда вернётся Малфой.

Уверенная в том, что делает это исключительно ради того, чтобы удостовериться в том, что с Драко всё в порядке, она открыла дневник, листая, отмечая взглядом переписки, состоящие из коротких и исключительно информативных сообщений. Вот Нарцисса сообщает о том, что её снова посещал Логан. Вот она говорит о том, что у них состоялся разговор. Дальше — почерк Драко — он просит, чтобы ему было сообщено имя следующей жертвы.