Платина и шоколад

Он поднял руку и потёр переносицу.

— Слушай, — нахмурился ещё сильнее, а в следующий момент снял ногу со столика и сел ровно, вполоборота к Гермионе, что заставило напрячься. — Это серьезно, очень серьезно. И, как ни… омерзительно это признавать, но мне нужна твоя помощь, ладно?

Последние слова он почти выдавил из себя так, словно они причиняли физическую боль. Или кто-то перекручивал их на мясорубке прямо там, в его охрипшем горле.

Грейнджер приподняла брови, но додумалась промолчать. Лишь кивнула. Малфой не понял, чего в этом взгляде было больше — любопытства, недовольства, лести, радости… или ещё какой-то чепухи, поэтому просто отвернулся, демонстрируя ей свой профиль.

Кашлянул, упёрся локтями в разведённые колени. Переплёл пальцы и вздохнул. Дохера этих ненужных махинаций, но он правда не знал, как начать.

Потому что ему казалось, что это было важно. Или Драко просто боялся вернуться к этому.

Сознательно.

Пятнадцать минут назад он из-за этого стоял с палочкой у кадыка. А два часа назад — над бездной тьмы и ветра. Под ногами и в груди.

Да. Наверное, это было важно.

— Я думаю… а точнее, теперь я уверен, — медленно произнёс, глядя в пылающий огонь и чувствуя новую волну озноба по спине, сбегающую с плеч к пояснице, — что ко всем этим убийствам и исчезновениям о которых… пишет «Пророк», — он ощутил напряжение, моментально достигшее своего апогея со стороны Грейнджер, — причастна моя мать.

Он говорил совсем тихо, но Гермиона услышала. Он понял по тому сдавленному то-ли-вдоху, то-ли-всхлипу, что ударился о сознание Драко, заставляя на секунду… нет. Жалеть он не будет.

Лишь сильнее стиснул руки, понимая, что хочет увидеть реакцию, но не может заставить себя повернуть голову. Не нужно было поднимать взгляд, чтобы мысленно нарисовать полное недоумение на лице гриффиндорки. Шок и, быть может, растерянность. Разочарование — почему нет? Или… отвращение. Как вариант.

Вот, получи, Малфой. Сейчас она скажет одну из своих фразочек, вызывающих в нём крышесносящую злость, и все благие мысли полетят к чертям.

Но. Только одно слово.

— Как…

И снова тишина.

И в этом “как” Драко услышал… что-то. Во что не поверил, потому что уже ждал, почти был готов к своей ярости.

Наверное, поэтому всё-таки посмотрел в лицо Грейнджер. Просто убедиться, что ошибается.

А оно ещё бледнее, чем было.

И от чистой, кристально вылизанной до идеального блеска самим Драко эмоции, прочтённой на нём, вдруг защемило в груди.

Страх.

Почти чёрные глаза распахнуты, а в них… Господи, в них можно прочесть всё. Всё об этой девчонке, маленькой, испуганной, сидящей рядом с ним — и вся жизнь в этих замкнувшихся тёмной сферой радужках. Но теперь — под такой плотной плёнкой страха, что видно лишь его. И отражающийся в темноте огонь.

И — да.

Вот оно.

Он начал жалеть.

Так быстро и сильно, что пальцы, переплетённые между собой, почти захрустели от силы их сжатия. Нет. Прекрати. Что угодно, чтобы убрать это из нужных — нужных, твою мать — глаз.

Надо объяснить. Успокоить.

Успокоиться самому.

— Точнее... — Драко смотрел на Грейнджер, забирая часть её ледяного ужаса, чувствуя его прикосновение в груди. Боже, уставилась так, будто думает, что это шутка. Что он сейчас рассмеётся, похлопает Грейнджер по плечу и признается, что всё это фарс. Один Мерлин знает, как бы хотелось этого самому Малфою. — ...Она не является прямой участницей, а предоставляет Мэнор в качестве… прикрытия для них. Наверное.

На последнем слове голос упал, и он быстро кашлянул, чувствуя сухость в воспалённом горле.

Гермиона не двигалась.

И снова тишина, даже деревяшки в камине горят бесшумно. Словно время стоит на месте.

— Значит, это… и Лори Доретт, и… Джордж Бэллоу… они все, да? В… твоём доме.

Он не знал, как правильно назвать это выражение в прерывистых, вырывающихся из пересохших губ Грейнджер, словах. Отсутствующее? Оно подозрительно напоминало его собственное. Тонкие пальцы впились в углы подушки так, словно вот-вот разорвут её на две части. Ждала ответа, которого не последовало.

Сама всё поняла. Сухо сглотнула.

— Мерлин. Но…

Кажется, шок постепенно начал отпускать. Она осторожно посмотрела в глаза Драко, будто спрашивая разрешения продолжить. Хватило одного маленького кивка.

— Суд Визенгамота признал твою мать невиновной, разве нет?

— Да, но… — взгляд Малфоя замер где-то в полутёмном проёме окна, а затем метнулся к лицу гриффиндорки, удивлённый. Со смутной догадкой на самом дне. — Откуда ты знаешь?

Сухие губы вмиг поджались, а тёмные ресницы опустились вниз. Молчит.

— Грейнджер. Ты что, подслушивала тогда?

Она не разобрала, злость была в этих словах или простое недоверие, на всякий случай продолжая смотреть на свои колени. Но через несколько секунд нахмурилась. Вздёрнула подбородок.

— Да ты знаешь, как был зол этот… мужчина, что искал тебя?! Я думала, они растерзают тебя на части, стоит тебе явиться в гостиную! И… там был Дамблдор, значит, наверняка что-то серьезное!

Малфой почти рассмеялся, потому что — чёрт возьми — был благодарен за этот звенящий и полный возмущения голос, отбивающийся от каменных стен, разряжающий застывший воздух. И даже почти захотелось улыбнуться, но молодой человек сдержался, фыркая и качая головой.

— Ну, конечно, — протянул он. — А что серьезное может пройти мимо твоего длинного носа…

Заткнись, Гермиона! — заорало сознание так, что девушка вздрогнула. Немедленно забудь фразу, которую ты сейчас хочешь…

— У меня не длинный нос!

Драко поднял брови так высоко, что это выглядело почти комично. Выглядело бы. Если бы не намешанная куча таких противоречивых эмоций в груди, от которых хотелось кричать и трястись, берущих начало в настоящем, оглушающем ужасе и заканчивающихся дурацкими обидными словами, брошенными им.

Гармошка морщин на лбу слизеринца и не думала разглаживаться. Кажется, эта дурацкая фраза даже позабавила Малфоя, потому что в уголках глаз у него вдруг появились такие длинные и тонкие бороздки, будто он сдерживал улыбку.

— Мерлин, я знаю, это здесь вообще ни при чём, — быстро пробормотала Гермиона, отчаянно краснея, сжимая ледяные ладони. — И я совершенно не это хотела сказать.

— Конечно, — голос Драко подозрительно дрогнул, но ему удалось вернуться к серьезному выражению лица. Тем более, несмотря на эту нелепость, настроения веселиться не было никакого. Хотя факт того, что Грейнджер уже знает об Обливиэйте, не мог не радовать. Рассказывать об этом в подробностях он бы не смог.

Гриффиндорка молчала, и Малфой понимал — она ждёт дальнейшего повествования.

Поднял руку и потёр горячий лоб.

— В одном из этих министерских уродов, которые приходили сюда… я узнал человека, работавшего раньше с отцом над уничтожением грязнокровок до того, как… их остановили. Я сначала не понял, откуда он мне знаком, но…

— Да!

Внезапное восклицание перебило Драко, и он на мгновение раздражённо прикрыл глаза. Голос, однако же, был спокоен.

— Да?

— Я тоже узнала одного из мужчин. Высокого, с тёмными глазами. Он был… самым молодым из всех.

Малфой на мгновение нахмурился. Потом вспомнил схожесть Логана с Куртом и утвердительно кивнул. Глаза Грейнджер же метались по его лицу, словно она никак не могла ухватиться за нужную, но ускользающую мысль.

— Значит, в живых остался ещё кто-то, кроме Нарциссы, — прошептала она, потерянно моргая. — Но как это допустили?

— Так и допустили. Никто не знал о его причастности.

— Как? Министерство должно было вынести вердикт, суд постановил…

— Грейнджер, он и есть Министерство, — Драко не сдержал рычания, давясь кашлем и глядя прямо на неё. — Он был в форме министерского работника, если ты забыла.

— Я не забыла, я лишь пытаюсь найти общие точки соприкосновения с тем, что твоя мать написала в письме, которое ты получил.