Страница 25 из 37
Как-то декабрьским вечером, когда я развозил, как обычно, чистое белье, случилось вот что. Улицы подернулись льдом, но были черные, без снега. Огни фонарей холодно посверкивали в темноте - и я нажал на кнопку звонка в доме где-то на бульваре Тоомпуйстеэ.
Открыла незнакомая мне женщина. Я произнес заученное: "Прачечная "Аура" с приветом посылает вам чистое белье", - и поставил свой белый, разрисованный синим, ящик, на пол ухоженной буржуазной прихожей. Госпожа крикнула:
"Эвальд, выйди заплати молодому человеку за белье!"
После чего в прихожую вышел одетый по-домашнему, в подтяжках, мой шеф. Главный редактор нашего "Спортивного лексикона", склонный к полноте, лысеющий господин Кару. Я был поражен.
"Ой, гляди-ка, самолично господин главный редактор. Вот уж не знал, что господин редактор нашим клиентом стал".
Я был приятно удивлен. Несмотря на то что уже давно решил при первой возможности покинуть редакцию, как ты знаешь. Из-за той фельдфебельской атмо-сферы, которую он в последнее время нагнетал. Но его удивление было совсем иным. Не говоря уже о приятном:
"Паэранд? Что за ярмарочные шуточки вы здесь устраиваете?!"
"В каком смысле?"
"Разыгрываете тут разносчика из прачечной?!"
"Я не разыгрываю, я и есть разносчик".
Главный редактор произнес назидательно, держа в руке три красных пятикроновых, которые он был должен мне за белье:
"Вы сотрудник редакции "Спортивного лексикона". Неужели вам кажется, что подобное, - и он указал на ящик, - подрабатывание д о с т о й н о сотрудника редакции?"
И тут со мной произошло то, что, вероятно, случается порой с каждым. Я просто увидел в о о ч и ю, как г н е в, обида и гнев заволокли всяческие трезвые соображения - я бы сказал - красной сетью. Совершенно прозрачной, но в то же время непроходимо плотной красной сетью. Я произнес (хотя прекрасно понимал, как примитивно это звучит, но наслаждался сим необычайно, как личной свободой):
"Да, господин главный редактор. Конечно же достойно. Только я там не подрабатываю, а работаю. Работа в прачечной "Аура" - это моя основная работа. А подрабатываю я в редакции "Спортивного лексикона"".
Улло подошел ко мне ближе:
"Я-то помню, о чем ты мне рассказывал - ты даже об этом где-то написал, как директор гимназии Викман попал в неловкое положение с твоим одноклассником Лаасиком, когда узнал, что тот в своей форменной фуражке ходил на рынок продавать щетки, и хотел ему это запретить, а Лаасик сказал, что тогда ему придется перейти в другую школу, потому что своей матери он обязан помогать. И директор согласился, что матери нужно помогать, но в таком случае надевайте вместо школьной фуражки шляпу, которую, кстати, носить было строго запрещено. Да-а. Однако я умолчал о необходимости помогать матери, чтобы разжалобить главного редактора. С провокационной усмешкой добавил:
"Коль скоро вам это не подходит, я зайду завтра в редакцию, положу на стол заявление об уходе", - и потянулся за пятикроновыми в его руке. Но он не среагировал на мой жест - очевидно, искал подходящие слова, а это давалось ему не сразу, - я обратился к его жене - госпоже Пихл, кажется учительнице гимнастики, которая почему-то не носила фамилии главного редактора. Она стояла со смущенной улыбкой по ту сторону ящика с надписью "Аура". Красивая, с мягкими чертами лица и печальными глазами блондинка, которая была не только моложе неотесанного господина Кару, но и утонченнее, - так что задним числом я себя спрашиваю: не сыграло ли в ту минуту в моем поведении свою роль проклюнувшееся зернышко ревности? Я сказал госпоже насмешливо:
"Как видите, господин редактор не может одновременно решать два вопроса: о моем увольнении и оплате за услуги прачечной. Потому что решение их требует наличия в мозгу двух извилин"".
Улло засмеялся:
"Ты, конечно, можешь представить, что он меня мгновенно уволил. И надо признать, даже к некоторому моему стыду, настолько справился с собой, что внешне сделал это совершенно корректно:
"Господин Паэранд, я думаю, вы понимаете, что после этой - кхм - сцены вы не можете больше оставаться в редакции "Спортивного лексикона"!"
Я согласился:
"Разумеется, понимаю. Не только не могу, но и не хочу. Зайду завтра в редакцию и освобожу стол. И прошу выплатить мне зарплату за полтора месяца. Знаете, по какой статье закона о трудоустройстве, не правда ли?".
Мне показалось, что я должен еще что-то сказать. Обратился к госпоже и произнес, будто ничего не случилось, видимо, из уже чисто хулиганских побуждений:
"Мадам, вы приготовили грязное белье за две недели? Наверняка приготовили. Так я его захвачу. Как видите, я теперь могу с головой окунуться в работу прачечной. Так что в дальнейшем дело пойдет е щ е лучше, чем прежде", - и проникновенно заглянул ей в глаза. Представь себе, она отозвалась:
"Да, приготовила. Сейчас вынесу".
Редактор сунул мне в руку свои пятикроновые и крикнул жене:
"Хельми! Оставь! Неужели ты думаешь, что..."
Я схватил ящик с надписью "Аура" и сказал:
"Эту проблему вам придется решить самим. Мадам знает, где нас найти", - посмотрел на нее с сожалением. И ушел.
На следующий день, когда я пришел в редакцию забрать свои пожитки, господин Кару, естественно, не стал меня отговаривать. Но, благодаря этому, через полгода наша прачечная стала процветать.
Каким образом? Из-за точности. Вежливости, - Улло назидательно поднял вверх палец и закончил: - Запаха. Да-да".
И растолковал:
"Мы, мама и я, заказали на маленькой химической фабрике Хассельблата, что на Палдиском шоссе, порошок лаванды. Его паковали там в мешочки из папиросной бумаги, в каждом несколько граммов порошка. Я проштемпелевал каждый мешочек золотыми буквами "Прачечная Аура". В каждый пакет чистого белья клали мешочек или два. И это подействовало. Вскоре клиенты стали у нас спрашивать, где его можно купить. И мы сами стали продавать. Зарабатывали на этом, если я правильно помню, десять сентов с мешочка. Безделица, конечно. Но клиентов у нас поприбавилось. Между прочим, госпожа Пихл, то есть госпожа Кару, продолжала отдавать нам в стирку белье. Так что в июне 37-го, когда я по приглашению дяди Йонаса и тети Линды последний раз отправился отдыхать в Пярну, мы попросили моего одноклассника Томпа и его сестру Вийре подменить нас. Каарел подменил меня, а его сестра - мою маму, которой давно пора было передохнуть.
Итак, я убедил маму, чтобы она тоже взяла отпуск на две недели, раз уж нам представилась такая возможность. Если она считает это нужным, можно заглядывать каждый день в прачечную, но расслабиться ей необходимо. И уехал по узкоколейке в Пярну".
17
Улло убеждал меня: "Эти мои поездки в Пярну, три раза по две-три недели, были эпизодами. А мои визиты в дом Барбаруса с дядей Йонасом и тетей Линдой - эпизодами в эпизодах. С тех пор миновало пятьдесят лет.
Когда я с чемоданом из крокодиловой кожи - пара белья да дюжина книг - появился на улице Папли, дядя Йонас и тетя Линда давно уже были там. Квартира, как я рассказывал, состояла из жилой комнаты докторской четы, спальни и маленькой кухни. К ней примыкали большая прихожая и просторная веранда. Веранда выходила в сад, и войти в нее можно было из прихожей, проходной веранда не была. Обстанов-ка - плетеные кресла, книжная полка, стол с торшером и софа. Тетя Линда проводила меня туда, чтобы я обживался. День начинался с того, что мы по очереди, установленной жребием, готовили утренний кофе, и из холодильника (его каждые десять дней наполняли свежим льдом) вынимали съестное и готовили бутерброды. После чего я махал тете с дядей рукой от калитки и шагал, прихватив книжки, солнечные очки, синее махровое полотенце в полоску и плавки, на пляж. Купался, полеживал на солнышке да почитывал до обеда. И лишь на второй-третий день ощутил, к а к необходим мне этот отдых после трудового года на двух работах в редакции и прачечной. Как он нужен был моей маме. Посему настрочил ей открытку, чтоб она переложила все дела на Каарела и Вийре, и отдохнула бы хорошенько.