Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 92 из 164

При этом С. Добровольский указывал, что: «Справедливость требует снять с английского командования обвинение, что оно, создав Архангельский фронт, бросило его на произвол судьбы, обрекая своих товарищей по оружию на гибель. Английское командование предложило эвакуироваться…, считая оставление в Архангельске после их ухода чистейшей авантюрой… Наше командование категорически отказалось от этого и тем приняло всю ответственность за дальнейшую судьбу оставшихся войск на себя…, – в последующем самостоятельном существовании области, после ухода англичан не было принято никаких разумных мер к обеспечению в нужный момент эвакуации войск и лояльных элементов населения»1224. В синей книге английского правительства1225 говорится: «Оба ген. Роуленсон и Айронсайд были уверены…, что всякая попытка одними русскими силами оборонять Архангельск… – обречена на неудачу… Северная Россия не давала надежд на самостоятельные результаты, а с неудачей генерала Колчака все военные действия на этом участке были обречены на бесплодность и даже более того – положение там было обескураживающим»1226. «Английское командование настаивало на совместной эвакуации, указывая на бесполезность отстаивания Северной Области и даже невозможность этого и неизбежность ее падения»1227. Англичане самым добросовестным образом оповестили местное население и русскую армию о своем предложении эвакуировать 14-30 тыс. человек. Но Главнокомандующим русскими войсками в Северной области генерал Миллер приказал защищать область и запретил покидать ее пределы мужчинам мобилизационных возрастов1228. Нач. штаба ген. Квецинский призвал защищать Область «до последней капли крови». Генерал Айронсайд по этому поводу заявлял что «русские генералы делают преступление»1229.

Пять месяцев спустя генералы Миллер и Квецинский тайком бежали на ледоколе «Минин» бросив свою армию на произвол судьбы1230, а офицеров на неминуемую гибель [Это был не первый случай, который офицеры ставили в вину ген. Квецинскому, еще раньше он выдал офицеров добровольческой армии Петлюре, а сам скрылся. (Данилов И.А…, с. 286; о том же пишет Соколов Б.Ф…, с. 344;) Еще одному «Генералу Клюеву никто не хотел «простить катастрофы со сдачею в плен всего его корпуса в самом начале Великой войны» (Марушевский В.В…, с. 332.)]. Четыре дня спустя так же бежало командование Мурманского фронта, бросив вверенные войска. Многие из офицеров в Архангельске и Мурманске приходили к выводу, что «Нас снова предали, после этого позора не стоит и жить» и кончали жизнь самоубийством1231. Мало того, как пишет генерал И. Данилов [Данилов И.А. генерал, командующий войсками Двинского района. В феврале 1920 г. взят в плен и вступил в Красную Армию. После выхода в отставку в марте 1922 г. бежал в Финляндию. (Белый Север, т. 2, с. 243)] штабные: «Не потрудились не только вывезти, но даже сжечь штабные дела и переписку по тем вопросам, которые в глазах большевиков были обвинительным актом нашим офицерам… оставление этих документов будет предательством тех, которые в данное время, там далеко на фронте, жертвуя собой, прикрывали их бегство»1232.

Следует отметить роль полковника Леонида В. Костанди, который после бегства главнокомандующего и штаба по просьбе профсоюзов добровольно остался в Архангельске, чтобы подготовить область к сдаче и избежать при этом стихийного насилия, грабежей и анархии [Л. Костанди лично поехал к большевикам и пригласил их в Архангельск, позже он был расстрелян ВЧК].

С какими настроениями заканчивали интервенцию на Севере России ее участники?

Американский генерал У. Ричардсон: «когда последний американский батальон уходил из Архангельска, ни один солдат не имел даже смутного представления о том, за что он сражался, почему он уходит теперь… Война Америки с Россией даже не была войной. Это была преступная затея, так

как она не получила санкции американского народа»1233. «Всем известно, что политика этого правительства (пришедшего в результате переворота в Архангельске) направлялась союзниками, вследствие чего оно в действительности лишь маскировало союзный протекторат. Это правительство пригласило на русский север иностранные войска. И если бы по этому вопросу был проведен плебисцит среди населения, оно, несомненно, возвысило бы свой голос и твердо заявило: «Оставьте нас в покое». Эта война на севере России вдохновлялась главным образом Англией и являлась с ее стороны попыткой навязать свою волю русскому народу. Эта кампания была продолжением той политики, которую Англия проводила в Южной Африке, Египте, Месопотамии и в Индии»1234.

Английский генерал Э. Айронсайд: «У нас не было столкновений с русскими в Архангельске, но до отъезда со мной произошел один неприятный случай. Выдающийся русский полковник, доблестно сражавшийся под началом союзников и хорошо мне знакомый, попросил разрешения встретиться со мной. Он был награжден британским орденом, которым очень гордился. И вот этот офицер вошел в мой кабинет и отдал мне честь. Затем он положил свой орден на стол, разделявший нас. За две минуты он высказал мне все, что думает о союзниках и их поведении. Потом снова отдал честь и вышел вон. Долго я сидел в полном молчании, глядя на отвергнутый орден, которым в свое время была отмечена беспримерная доблесть»1235.





Военный министр Великобритании У. Черчилль: «Я, как сейчас, вижу бледные лица и грустные глаза членов депутации архангельских граждан, явившихся в конце июля 1919 г. ко мне в Военное министерство просить о дальнейшей защите со стороны англичан. Мне пришлось дать всем этим жалким лавочникам, которым предстояло вскоре очутиться перед лицом смерти от расстрела большевиков, отрицательный ответ. Ответственность за их судьбу падает на те могущественные и великие нации, которые в ореоле победы оставили свою задачу незаконченной»1236.

Министр иностранных дел Великобритании А. Бальфур признал опрометчивыми обязательства, «взятые на себя российскими друзьями союзников. Было бы прискорбно, если бы небольшевистские, умеренные силы в России почувствовали себя не только брошенными, но и пострадавшими от рук союзников»1237. На самом деле наиболее пострадавшим оказалось именно небольшевистское гражданское население. Интервенты бросили на произвол судьбы разоренные войной города и села, истощенную русскую экономику, радикализованное население… Не случайно накануне своего падения небольшевистское правительство Северной области послало У. Черчиллю телеграмму в которой писало, что борьба на Севере «с большевиками была начата по инициативе союзников»1238.

ИНТЕРВЕНЦИЯ В СИБИРИ

На Дальнем Востоке, поощряемая Англией и Францией, развивала свою интервенцию Япония. Она смогла найти поддержку даже в США. Так, «бывший президент Тафт открыто заявил, что Америка должна позволить Японии войти в Сибирь. Для соблюдения внешних приличий в Харбине дали возможность образоваться «Русскому дальневосточному комитету», который взывал о немедленном выступлении союзников…»1239 Официальными целями интервенции было объявлено создание нового Восточного фронта Первой мировой войны, на который немцы должны будут перебросить свои армии с Западного фронта.

Бредовость плана создания нового фронта за десять тысяч километров от Европы была очевидна для всех. Бальфур писал: «Хотя японцы охотно оккупировали бы восточную Сибирь, я крайне сомневаюсь, что они согласятся продвинуться вплоть до Уральских гор или позволят представителям четырех великих союзников контролировать свои действия. Для реализации этого плана требовались крупные военные силы. Кроме того, его осуществление привело бы к резкому снижению рентабельности японского флота. Это дорого обошлось бы, повлекло за собой серьезный военный риск и не принесло бы славы. Более того, реализация этого плана могла привести к открытой войне с большевиками, даже бросить Россию в объятия Германии»1240. Французский дипломат был подобного мнения: «Много говорят о японской интервенции, от которой я, в противовес общему мнению, не жду большой пользы. Японцы в этой операции думают лишь о своих частных интересах, которые состоят в том, чтобы «заморочить голову» французам и заставить их поверить в то, что высадка десанта во Владивостоке может потревожить немцев и заставить их перебросить свои силы с нашего фронта»1241. «Он (Великий князь Николай Михайлович) рассматривает японскую интервенцию как утопию, потому что, говорит он, они не смогут продвинуться по территории Сибири настолько, чтобы стать опасными для немцев»1242.