Страница 109 из 164
Вполне естественно, что деревня оказывала яростное сопротивление изъятию хлебных излишков, что в сочетании с «крестьянским бунтом» привело к массовым крестьянским восстаниям. Только в 20 районах центральной России в 1918 г. вспыхнуло 245 крупных крестьянских восстаний1473. В селах и деревнях разыгрывались настоящие сражения. В августе 1918 г. в Ижевске, где большевики получили всего 12% мандатов на выборах в Советы, вспыхнуло восстание. Восставшие рабочие создали «Ижевскую народную армию», насчитывавшую более 30 тыс. человек. В августе 1918 г. Ленин, озабоченный размахом крестьянского восстания в Пензенской губернии, телеграфирует в губисполком, требуя «провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города»1474. В мае 1919 г. произошло 93 крестьянских восстаний в Киевской, Черниговской, Полтавской губерниях и в окрестностях Одессы. За первые двадцать дней июля официальные данные ЧК сообщают о 210 восстаниях, в которых приняли участие несколько сотен тысяч крестьян…
В феврале – марте 1920 года новое грандиозное волнение, так называемое «вилочное восстание», охватило обширное пространство между Волгой и Уралом, Казанскую, Симбирскую Уфимскую губернии. В этих краях, где наряду с русским населением проживали татары и башкиры, реквизиции были особенно тяжелы. За несколько недель восстание охватило десятки уездов. Численность повстанческой крестьянской армии «черных орлов» в момент наивысшего подъема достигала 50 тысяч человек. Части ЧК и ВОХРа, вооруженные пушками и пулеметами, безжалостно истребляли повстанцев с их вилами и пиками. За несколько дней тысячи крестьян были убиты и сотни сел сожжены1475. Меры, которые использовали большевики, были ужасны. «…Вот красноречивое свидетельство Мартына Лациса, в то время председателя Украинской ЧК: «Заложники – женщины, дети, старики – изолированы в лагере недалеко от Майкопа, выживают в страшных условиях при холоде, октябрьской грязи… Дохнут как мухи…»1476 После быстрого подавления «восстания вил» пламя крестьянских волнений снова распространилось на центральные и средне-волжские губернии, также сильно затронутые реквизициями: Тамбовскую, Пензенскую, Самарскую и Саратовскую.
Тем временем голод, охватывая всю Россию, радикализовывал как села, так и города, и не потому, что большевики вывозили и где-то «прятали хлеб от народа, чтобы закабалить его», а потому, что хлеба просто не было. Французский дипломат писал: «К пробуждению религиозных чувств надо добавить голод, который с каждым днем становится все более и более угрожающим. В Петрограде норма хлеба сейчас 45 граммов в день, причем хлеб из соломы. Три дня его не давали вовсе, а на четвертый его заменили 45 граммами подмороженной картошки. Фунт свинины (450 граммов) стоит двадцать три рубля, а говядина или конина – более десяти. В различных местах прошли стихийные митинги, красногвардейцы стреляли в рабочих. Между властью и рабочими, как когда-то между царем и его народом, встала кровь»1477. В Вологде «организованы отряды красногвардейцев для защиты города от банд голодных крестьян, которые, как говорят, идут на Вологду, чтобы свергнуть там советскую власть. Во всех провинциях происходит нечто подобное. Правительство пытается изменить ситуацию, издав декрет о всеобщей мобилизации и призывая весь народ взяться за оружие против буржуазии, захватчиков и контрреволюционеров. Но сейчас все говорят о том, что народные массы скорее готовы подняться против большевиков. Ведь уже не идет речь о том, чтобы пойти грабить напуганных помещиков, теперь нужно отправляться в деревню, чтобы отнять у крестьянина то немногое, что у него еще осталось. Впрочем, не думаю, что они достаточно сильны для этого»1478. Деникин писал: «То, что открылось впоследствии, превзошло значительно наши тогдашние «оптимистические» предположения. Советские источники приоткрывают нам картину того тяжелого, почти катастрофического положения, в котором победители докатились до Дона. Страшнейшая эпидемия тифа, большие потери и дезертирство выкосили их ряды… У нас был хаос в тылу, но у них вовсе не было никакого тыла. «Железные дороги,- говорит советский официоз,- совершенно разрушенные противником (нами), стали. Между Красной Армией и центром образовалась пропасть в 400 верст, через которую ни подвезти пополнения, ни произвести эвакуацию, ни организовать санитарную помощь было невозможно…»1479 «Какую же силу представляет собой ныне большевизм? Я не стану излагать своего мнения и ограничусь оценкой, данной Троцким на заседании революционного военного совета Южного фронта. «Отсутствие продовольствия, расстройство транспорта, голод, холод, глухое и открытое недовольство нами масс – все это грозит последствиями, которые до конца напряженная власть не в состоянии будет ликвидировать. Наш противник также совершенно выдохся, и весь вопрос в том, кто из нас в состоянии будет выдержать эту зиму. Мы не в состоянии воевать, они тоже, поэтому во что бы то ни стало надо наступать»1480.
Потребности белогвардейцев в продовольствие в отличие от большевиков, по крайней мере частично, покрывались за счет помощи от интервентов. Белая армия юга России находилась в сельскохозяйственных районах, являвшихся основными источниками товарного хлеба в России. Тем не менее меры, которые использовали белогвардейцы, были основаны на не меньшем насилии и жестокости и отличались от большевистских только своим неорганизованным характером, придававшим «самообеспечению» вид откровенного грабежа.
На Севере французский дипломат раздраженно писал: «Союзники до настоящего времени не установили здесь право реквизиции. Крестьяне придерживают продукты, отказываясь их продавать в ожидании повышенных цен. Я понимаю, что мы отвергаем большевистские методы, которые, расстреляв нескольких мужиков, в одно мгновение собирали с каждой деревни вереницы нагруженных телег. До этого нам далеко, и мы, забыв, что идет война, позволяем русскому крестьянину, наиболее хитрому и жадному до наживы из крестьян других стран, обманывать себя! И до тех пор, пока мы будем продолжать любезничать с этими стыдливыми большевиками или эсерами, мы будем вынуждены терпеть подобные вещи!»1481 Всего через полгода после прихода белых на Северо-Западе «против ставшего всесильным помещика, с его грозным и безапелляционным «вернуть!», к концу лета 1919 года вновь стоял угрюмый, раздраженный крестьянин. Здесь скапливались все горечи в одну чашу. Помещичьи претензии осложнились требованиями всевозможных военных властей. Деревня систематически эксплуатировалась, не получая взамен ничего или очень мало. Требования эти росли и росли, принимая чем дальше, тем все более чудовищные размеры, пока они, наконец, не приняли характера беззастенчивого обирания деревни оптом и в розницу, натурой и деньгами»1482. «К концу лета 1919 г. деревня в своей массе определенно настроилась против белых. Формула «белые не лучше красных» стала избитым местом всех деревенских разговоров»1483.
На Юге «в тылу Добровольческой армии… обыски и аресты, в особенности среди антибольшевистски настроенных рабочих, принимали характер какой-то вакханалии. Аресты производились чаще всего под предлогом сочувствия большевикам, причем это сочувствие выражалось, например, в том, что рабочие жаловались на дороговизну, на невозможные условия существования. Профессиональные союзы ожесточенно преследовались. Создалось в конце концов прямо невыносимое положение… Озлобленно преследовались и кооперативы, которые являлись могущественными конкурентами крымским хищникам-спекулянтам, в числе которых были и лица, занимавшие высокие административные посты, вплоть до министерских. Крымские кооперативы в конце концов подверглись жесточайшему разгрому под тем предлогом, что у них существует, мол, связь с советскими кооперативными организациями»1484.
Деникин пишет: «К великому сожалению, окружная администрация Черноморской губернии оказалась в некоторых местах корыстной и преступной; войска злоупотребляли не раз реквизициями; контрразведка вносила своими действиями элемент произвола; карательные экспедиции были суровы. Все это правда. Но, с другой стороны, в Черноморье более чем где-либо по бытовым и историческим условиям власть встречала противодействие населения во всех законных и естественных требованиях. Кары и репрессии вызывались тяжелой необходимостью – тем обстоятельством, что население знало хорошо свои права, но решительно уклонялось от всяких тягот и повинностей государственных»1485. Врангель рисовал «удручающую картину наследия, полученного им от генерала Май-Маевского: систему «самоснабжения», обратившую «войну в средство наживы, а довольствие местными средствами – в грабеж и спекуляцию… Развращены этой системой и «некоторые из старших начальников» войска…»1486