Большое гнездо

Пригнуло боярина к земле, ноги мелкой дрожью охватило, посох вывалился из ослабевшей руки.

— Да что же это на белом-то свете деется? — поперхнулся он слабым горлом. Носком за носок задевая, мягкой походкой доплелся до возка, сунулся на подголовники, откинулся, затих.

Кузьма плеточкой полоснул коня по мягкому крупу. Напомнил вслед удаляющемуся возку:

— Не забудь про сказанное, боярин!

«Как забыть», — давясь от злобы, пробормотал в бороду Однрок. Возвратившись во гневе, на своей усадьбе боярин суд чинил и расправу.

Возницу велел сечь у себя под окнами.

— За что? — опешил тот.

— А это, чтобы впредь неповадно было с мужиками вместе насмехаться над боярином.

Стараясь угодить Однооку, возницу били нещадно. Показывая окровавленную спину, спрашивали:

— Еще добавить, батюшка?

— Добавьте еще.

И снова били, и снова спрашивали. И снова говорил боярин:

— Не жалейте. Холоп не медведь — шкуры ему не попортите.

Потом били конюшего — за то, что кони не резвы. Потом приволокли пред окна выжлятников. И их били — за то, что на прошлой неделе не взяли псы подраненного зайца. Квасника били за плохие меды, а сокалчего — за недоваренную кашу.

Взъярился было и на Звездана Одноок, но сын вмиг осадил его:

— Я тебе не кобылка безответная. Како сядешь, тако и слезешь.

— Не зная, греха не сотворю, — сказал боярин. — Но ежели проведаю, что с Веселицей водишься, привяжу покороче.

— Неча по-пустому грозить, — отвечал Звездан. — С сего дня я в твоем тереме не жилец. Уйду на князев двор ко гридням. Тошно мне на тебя глядеть.

И не в острастку сказал, не потому, что хотел попугать боярина. Смекнул Одноок, что не жить ему с сыном под одной крышей. Испугался, что станет Звездан делить имущество.

— Ныне люди напрасливы, сынок, — заговорил он покорным голосом. — Ежели уйдешь от меня, чего только не наговорят.

— Я наговора не боюсь, — твердо ответил Звездан. — Хуже того, что есть, все равно не будет. А твои грехи на свои плечи перекладывать я не охотник. Сам творил зло, сам и ответ держи. Нет у тебя сына...

Когда складывал он одежку в суму, стоял Одноок за его спиной и охал:

— Платно-то я тебе справил прошлой зимой. Шесть локтей сукна взял по две резаны за локоть...

Выкинул сын платно, взялся за сапоги.

— Хороший сафьян, — вздохнул Одноок. — По куне торговал за пядь.

И сапоги выбросил Звездан.

— Ничего не надобно мне, Одноок, а всего-то дороже вольная волюшка.

«Кажись, и впрямь сын-то у меня дурачок, — подумал боярин и вспомнил сказанное Конобеем. — Нынче все, что мое, при мне».

Ушел Звездан, не приняв от отца благословения. Вздохнул Одноок с облегчением и, кликнув тиуна, велел принести долговые доски. До поздней ночи сидел, промышляя прибыток. Радовался — шире стал жить народ, вольготнее; бояре, и купцы, и отроки, и гридни друг перед другом выхваляются, кто пир справит краше, у кого цепь на шее серебряная, а у кого золотая, чья баба льняной сарафан надела, а чья парчовый, у какой девки в кокошнике больше светлых камушков. Купцы товара своего задаром не отдадут, а деньга у Одноока завсегда не переводится.

Вон княгиня заказала у мастеров-искусников носилки золоченые, так нынче и боярыням такие же подавай. Тоже взялись за ромейский обычай, а Однооку — что? Опять же прибыль, опять же всё на руку. Пущай себе тешатся.

Не зря про боярина говорят, что жемчуг он горнцами меряет, что удит в мире золотой удой. А про то еще не все ведают (как проведали бы, так ужаснулись), что обращает боярин иных безнадежных должников не то что в закупов, а в обельных холопов — скольких уж добрых молодцев продал Одноок в безутешное рабство!.. Сколь уж мыкается таких неудачников на чужбине!..

Жаль, Веселица от него утек, не достали до него цепкие Однооковы руки.

5

В избе у Словиши неприютно и пусто: ни ковров заморских, ни пушистых полавочников. Давно не скоблены половицы, в углу, у двери, к стене прислонен березовый голичок. На лавке, скомканный, валяется дорогой кожух. Поверх кожуха — меч в простых ножнах, рукоятка усыпана бирюзовыми камешками.

— Ну и удивил ты меня, Звездан. Вот уж удивил так удивил, — разглядывая приятеля, говорил с укором Словиша. — Знал я, что ты на решенья скор, а такого не ожидал... Боярину только того и надо, чтобы не мотался ты у него под ногами. О том подумал ли?

— Когда думать было? — вскинул на него растерянные глаза Звездан. — Все уж до того передумано. А нынче пути мне обратно нет. Ежели не примешь к себе, обиды не затаю — пойду в другом месте искать приюта...

— Как не приму я тебя, ежели рад?.. Но скажу и другое. Нрав у тебя непоседливый, и обычай беспокойный, — выговаривал приятелю Словиша, втайне радуясь, что сложилась у них откровенная беседа. Однооковы козни — только всему зачин. Сегодня Звездан ушел от отца — завтра еще чего выдумает. Вон, говорят, и про князя смелые речи сказывает. Смелые — да умные ли? Язык блудлив, что коза. Не любит Всеволод, ежели ему перечат. Даже Иоанн впал в немилость. А пуще всего не жалует он молодых задиристых кочетов. — И отколь в тебе столько прыти?

— Скучно мне, Словиша, — пожаловался дружинник.— Пиры не в радость. Не берут меня ни меды, ни брага. От скоморошьих песен не плясать, а плакать хочется. С чего бы это?..

— Выкинь все из головы, — посоветовал ему Словиша.— Погляди на меня, я ли не удачлив? Или не всякий день для меня праздник?

— Душа у тебя легка — оттого и весел.

— А тебя что за дума кручинит?

— Служим мы князю нашему верой и правдой, — сказал Звездан.

— За то нам и честь.

— Киев под рукою Всеволода. Глядит, как бы Новгород под себя прибрать...

— Почитай, прибрал...

— Крепок наш дом.

— Ох как крепок!

— Злата и серебра боле, чем у кого другого.

— Во всем достаток.

— А лихим людям и резоимцам почто простор? Почто не судимы алчные за алчность свою? Почто лживые за ложь не несут ответа?.. Не одной токмо ратной доблестью умножает князь славу свою, но и, паче того, радея за пахаря и за купца, за ремесленника и прочий люд, — говорил Звездан, загораясь.— Кому, как не князю, вверили они и семью, и имущество, и саму жизнь. Кому?

— Не по зубам мне твои орешки, Звездан, — растерянно отвечал ему Словиша. — А только так я мыслю: гневаешься ты понапрасну. В мире — что в омуте, от веку так повелось. Не нами сие придумано, не нам и ответ держать. А у князя на разуме ты не бывал.

— Вижу, не сговориться нам с тобою, Словиша, — сказал Звездан. — А про то, что сказывал тебе, забудь. Люблю я тебя, за храбрость твою почитаю. Не слушай меня, попусту себя не тревожь.

— И я тебе добрый совет дам, — ответил, положив руку на плечо дружинника, Словиша. — Не всякую думку при людях думай. За иное словечко и дорого бы дал, да не выкупишь...

Поняли они друг друга. Помолчали. Мыслями каждый в свою сторону отлетел.

Вдруг Словиша улыбнулся и, лукаво прищурившись, погрозил Звездану пальцем:

— Вот ведь чудно иной раз подумается. Сидим мы с тобой на лавочке, беседой развлекаемся. А мысли твои да-алече летают. Аль не угадал?

Звездан засмеялся, а щеки заалели, как у девицы.

— Вишь — угадал! — обрадовался Словиша.

— Да о чем ты? — словно бы удивился Звездан.

— Хошь — скажу ?

Посмотрел на него Звездан и отгадку в глазах прочел:

— Верно смекнул ты, Словиша. Гузица нейдет у меня из головы.

— Не робей, зазря не кручинься. Покуда сидит у нас Мирошка, свадьба ей не грозит...

Век свой прокачался Словиша в седле, изба его пуста, зато много в городе друзей да знакомцев. Всюду с лаской и приветом встречают удачливого дружинника.

— Со мною завсегда не пропадешь, — похвастался он, собираясь в гости.

Сперва заупрямился Звездан, стал шутливо отговариваться. Но где уж ему Словишу перемочь!.. Еще и солнышко за край земли не пало, а они, поспешая, третьих обходили хозяев. В головушках шумело от выпитого меда, от плясок удалых и складных разговоров.