Глубокие раны

Боденштайн кивнул, выражая тем самым согласие. Потом Пия сделала сообщение о том, что она узнала полчаса назад от Кристины Новак.

— Что могло быть в этом ящике? — спросил Остерманн.

— Она этого не знает. Но ее муж, во всяком случае, намного лучше знаком с профессором Кальтензее, чем тот пытается нам это представить. Элард и человек по имени доктор Риттер, который раньше работал у Веры Кальтензее, после этого инцидента на мельнице неоднократно бывали у Новака в офисе.

Пия глубоко вздохнула.

— А сейчас самое важное! Новак в пятницу, примерно в то время, когда был убит Ватковяк, а именно где-то в четверть первого, был у дома в Кёнигштайне, в котором мы обнаружили труп Ватковяка. Он встречался там с какой-то темноволосой женщиной и потом вместе с ней куда-то уехал. Это мне сообщила его жена, которая его там случайно увидела.

В комнате стояла тишина. Таким образом, Маркус Новак в списке подозреваемых в преступлении лиц опять занимает одну из основных позиций. Кто эта темноволосая женщина? Что делал Новак у того дома? Мог ли он быть убийцей Ватковяка? Из каждой новости сразу возникали новые загадки и неувязки.

— Мы спросим Веру Кальтензее об этом ящике, — сказал в заключение Боденштайн. — Но сначала мы поговорим с этим доктором Риттером. Он, кажется, много чего знает. Остерманн, выясните, где он проживает. Хассе и фрау Фахингер, займитесь убийством фрау Фрингс. Продолжайте завтра опрос постояльцев пансионата «Таунусблик», а также служащих, садовников, местных жителей и доставщиков. Кто-нибудь должен был видеть, как даму вывозили из здания.

— Если мы будем заниматься этим вдвоем, нам потребуются на это недели, — пожаловался Андреас. — В списке более трехсот имен, а мы пока опросили только пятьдесят шесть человек.

— Я позабочусь о том, чтобы вы получили подкрепление, — Боденштайн сделал себе пометку и посмотрел на свою команду. — Франк, запланируйте на завтра еще раз встречу с соседями Гольдберга и Шнайдера. Покажите логотип фирмы Новака, вы можете взять его с сайта в Интернете. Кроме того, поезжайте в Фишбах, в штаб-квартиру спортивного общества, и спросите их, видел ли там кто-нибудь Новака вечером накануне первого мая.

Бенке кивнул.

— Тогда на завтра все. Встретимся во второй половине дня в это же время. Да, фрау Кирххоф. Мы с вами сейчас еще раз поедем к Новаку.

Пия кивнула. По линолеуму задвигались ножки стульев, и вся команда словно растворилась.

— А какое задание ты предусмотрел для меня? — услышала Пия, выходя из комнаты, голос советника уголовной полиции доктора Энгель. Панибратское обращение удивило ее, поэтому она остановилась в коридоре за открытой дверью и с любопытством прислушалась.

— Что, собственно говоря, означает твое выступление здесь? — В приглушенном голосе Боденштайна прозвучало недовольство. — Какую цель ты преследуешь этим трюком? Я ведь тебе сказал, что в процессе данного расследования я не хочу никаких волнений в коллективе.

— Я просто интересуюсь делом.

— Не смеши меня! Ты только и ищешь возможность, чтобы уличить меня в какой-нибудь ошибке. Я ведь тебя знаю!

Пия затаила дыхание. Что это значит?

— Ты хочешь казаться более важным, чем есть на самом деле, — прошипела доктор Энгель надменно. — Почему ты не скажешь мне, чтобы я убиралась к черту и не вмешивалась в расследование?

Пия с напряжением ждала ответа Боденштайна. Как назло, в этот самый момент появились двое коллег, которые, громко переговариваясь, шли по коридору, и дверь переговорной закрылась изнутри.

— Проклятье! — пробормотала Пия, которой хотелось услышать продолжение и при ближайшей возможности, как бы между прочим, спросить у Боденштайна, откуда он знает советника уголовной полиции доктора Энгель.

Вторник, 8 мая 2007 года

Когда Боденштайн и Пия ранним утром приехали в Мюленхоф, никого из охраны не было видно. Большие ворота были широко раскрыты.

— Кажется, она больше не испытывает страха, — сказала Пия. — Теперь, когда Ватковяк мертв, а Новак в больнице.

Боденштайн только рассеянно кивнул. По дороге в Мюленхоф он не проронил ни слова.

Дверь открыла жилистая женщина с практичной короткой стрижкой и сообщила им, что никого из членов семьи Кальтензее нет дома. В течение нескольких секунд Боденштайна как подменили. Он улыбнулся своей чарующей улыбкой и спросил женщину, не найдется ли у нее пара минут, чтобы ответить на несколько вопросов. Та согласилась уделить им больше, чем пару минут. Пия это уже знала и в таких случаях уступала слово своему шефу. Его мощному урагану обаяния не могла противостоять даже Аня Моорманн. Она была супругой правой руки Веры Кальтензее и в течение более пятнадцати лет работала у «милостивой госпожи». Это старомодное обращение вызвало у Пии веселую улыбку. Супруги Моорманн жили в маленьком домике на огромном участке земли, и их регулярно навещали два взрослых сына с семьями.

— Вы знаете господина Новака? — спросил Боденштайн.

— Да, конечно. — Аня старательно закивала. Она была стройной и поджарой. Под облегающей белой футболкой обозначались крохотные груди, костлявые ключицы обтягивала покрытая веснушками кожа. Пия решила, что ей могло быть от сорока до пятидесяти лет. — Я всегда готовила для него и его людей, когда они здесь работали. Господин Новак очень приятный молодой человек. И к тому же импозантный мужчина! — Она хихикнула, что ей очень не шло. То ли верхняя губа у нее была чересчур короткой, то ли передние зубы — слишком большими, но у Пии она вызывала ассоциацию с запыхавшимся кроликом. — Я до сих пор не могу понять, почему милостивая госпожа была к нему так несправедлива.

Аня, возможно, не отличалась самым большим интеллектом, но она была любопытна и словоохотлива. Пия была убеждена, что в Мюленхофе мало что происходило без ее ведома.

— Вы помните тот день, когда произошел несчастный случай? — поинтересовалась Пия и одновременно задумалась над тем, какой диалектный акцент ощущается в речи женщины. Швабский? Саксонский? Саарский?

— О да. Господин профессор и господин Новак стояли во дворе перед мельницей и рассматривали какие-то чертежи. Я как раз принесла им кофе, когда приехали милостивая госпожа и доктор Риттер. Мой муж встретил их в аэропорту. — Аня скрупулезно вспоминала события того дня и явно наслаждалась тем, что находится в центре событий, где жизнь предусмотрела для нее нечто большее, чем роль статиста. — Милостивая госпожа выпрыгнула из машины и пришла в ярость, когда увидела людей на мельнице. Господин Новак еще хотел ее удержать, но она оттолкнула его и прямиком отправилась на мельницу, затем стала подниматься вверх по лестнице. Новый глинобитный пол на втором этаже был еще совсем сырой, и она растянулась на полу и стала орать как ошпаренная.

— А что она, собственно, хотела на мельнице? — спросила Пия.

— Это было каким-то образом связано с чердаком, — ответила фрау Моорманн. — Во всяком случае, стоял невообразимый крик. Господин Новак стоял молча, не говоря ни слова. Милостивая госпожа потащилась потом в мастерскую, хотя она сломала руку.

— Почему в мастерскую? — вставила слово Пия, пока Аня переводила дух. — Что же все-таки было на чердаке?

— Бог мой, огромное количество всякого хлама. Милостивая госпожа никогда ничего не выбрасывала. Но главным образом, это ящики. Их было шесть штук, все в пыли и паутине. Люди Новака, прежде чем отдирать старый пол на мельнице, отнесли все барахло, в том числе и эти ящики, в мастерскую. — Аня скрестила руки на груди и рассеянно вдавила большие пальцы в свои на удивление мускулистые плечи. — Один ящик пропал. Хозяева вопили, а когда вмешался Риттер, милостивая госпожа взорвалась. Все, что она прорычала, я даже не могу повторить.

Вспоминая те события, Аня Моорман покачала головой.

— Когда приехала «Скорая помощь», милостивая госпожа кричала, что если ящик в течение двадцати четырех часов не будет стоять во дворе, то Риттер может искать себе новую работу.