Вектор атаки

Субдиректор Оперативного дивизиона вдруг сменил глумливую физиономию на холодную официозную маску и звонко опустил ладони на столешницу.

– Теперь о вас, – промолвил он сухо. – Приложение три точка четыре, как вы, верно, уже заподозрили, действительно существует. И пункт четыре означенного приложения выглядит для вас весьма неблагоприятно.

Каннорк собрал все свои ослабевшие силы, с тем чтобы не сползти по стене, подобно случайному плевку.

– Мы должны быть в ответе за исполнение собственных приказов, – продолжал Вьюргахихх. – Но… я не готов прореживать и без того небогатое на всходы кадровое поле разведывательного сообщества в угоду умозрительным инструкциям. В момент составления которых никому и в голову не приходило, что возникнет необходимость применять их на практике. Что однажды возникнет та самая ситуация, каковая приводит эти пыльные инструкции в действие… Мне понадобится порученец. Еще один – в дополнение к тем, что уже есть и чьих имен я даже не помню. Особо доверенный, чрезвычайно сообразительный и совершенно преданный. Вы загостились в этой дыре… тоже мне занятие для умного и амбициозного офицера – криптопочта! Ну да, будете сидеть здесь и дальше, но работать на меня. Перспективы – гарантирую. – Выпученные гляделки с огромными зрачками буравили собеседника до самых печенок. – Впрочем, в случае отказа… вы ведь вольны в своих поступках… Расстрельная команда еще не отозвана.

Контр-адмирал Каннорк тщательно откашлялся.

– Что я должен сделать для моего гранд-адмирала? – осведомился он.

В кают-компании

«Кают-компанией» практически все, не сговариваясь, с самого начала, назвали просторное помещение, специально выделенное для дозволенных сборищ в центральном строении поселка. Собственно говоря, означенное строение являло собой коробку с несколькими диванами, низкими и неудобными, число которых всякий раз странно и непредсказуемо менялось, примерно с полусотней трехногих седалищ из грубого пластика, каковые решено было считать креслами, и с большим примитивным экраном на стене. Все население поселка могло одновременно расположиться здесь только стоя. Может быть, поэтому совместные просмотры выигранных в шахматы у капитана Ктелларна видеосюжетов, перехваченных эхайнами по информационным каналам Федерации и бессистемно пакетированных, с каждым разом собирали все меньше публики.

Какое-то время ушло на дележку кресел и диванов – конфликты интересов возникали крайне редко, и их главным источником обычно выступал Россиньоль с его скверным характером, пока вовсе не перестал посещать посиделки. Те, кому недостало мест, устраивались на полу, на предусмотрительно захваченных из дому циновках, а Дирк Оберт всегда стоял, по одному ему известным и понятным причинам. «Хочешь еще вырасти?» – спросил как-то желчный Россиньоль. «Духовно, друг мой, духовно», – отшутился Оберт. На самом деле для него было чрезвычайно важно видеть всех и сразу.

Когда шум голосов улегся, Оберт оглядел пришедших и объявил:

– Не вижу де Врисса.

– Он не придет, – сказал Геррит ван Ронкел, инженер-навигатор «Согдианы». – С ним эхайнский доктор.

– А где командор?

– Я здесь, – откликнулся командор Томас Хендрикс из самого дальнего угла.

– Не хотите быть ближе к экрану?

– Благодарю, коллега, я здесь весьма удобно устроился на диванчике, в окружении двух очаровательных дам…

– А что с де Вриссом? – спросил кто-то.

– Обострение, – сказал ван Ронкел неохотно. – Старые болячки.

– На Земле его бы живо поставили на ноги…

– На Земле у него не было бы никаких болячек, – отрезал ван Ронкел.

– Земля, Земля… – сказал молодой Дюваль. – Вас послушать, так это какой-то остров блаженства и вечной молодости.

– Но это действительно так, – сказал Руссо. – Земные медики не чета здешним коновалам. Когда я увидел, как они лечат открытые раны, то отчего-то сразу вспомнил «Молот ведьм»…

– По крайней мере, они делают что могут, – с вызовом сказал юнец. – Здесь и сейчас. А не где-то и когда-нибудь.

– Тони, уймись, – сказал Дюваль-старший. – Тебе было четырнадцать лет, когда ты видел Землю. Как ты можешь судить?

– Я был бы не прочь иметь такую возможность, – сказал Дюваль-младший немного заносчиво. – Судить и сравнивать.

– Земля тут ни при чем.

– Ваша Земля могла бы…

– Наша! – возвысил голос Дюваль-старший. – Наша Земля!

Командор негромко, но значительно кашлянул. Его авторитет был по-прежнему непререкаем, хотя Хендрикс ничего, кажется, не делал специально для его укрепления. Перепалка пресеклась, не успев толком разгореться. «Воображаю, что у них творится дома, – подумал Оберт. – Бедный Юбер Дюваль, бедная Лили Дюваль. Бедный Тони… Самое подлое, что все правы. Те, кто никогда не видел Землю или вырос не видя, уже не понимают тех, кто не забыл. Ни у кого на руках нет решающих доказательств своей правоты, остается только раздражение. В нашем маленьком человеческом сообществе давно уже возникла трещина, она ширится с каждым днем, хотя до настоящего, трагического раскола еще далеко. Но те, кто был слишком юн в день захвата, ходят в кают-компанию только по делу. Или вообще не ходят. У них свои дела и свои интересы… и эхайнским они владеют не в пример лучше нас, стариков. Хотя какие же мы старики? Может быть, правильнее сказать – ветераны? Или – чтобы уж быть до конца точным – очевидцы?.. Нужно как-нибудь заглянуть к Дювалям на огонек… если на то будет соизволение эхайнского недреманного ока».

– Чем нас обрадуете, Дирк? – спросил командор.

– Ктелларн проиграл, – сказал Оберт. Все засмеялись, даже Тони Дюваль, которому эхайнский капитан был симпатичен, не удержался от усмешки. – Он честно расплатился.

– Он уже не играет со мной, – заметил Руссо. – И обходит стороной мсье Леклерка. Что будет, когда он окончательно убедится, что и вы, Дирк, слишком сильный игрок для него? Может быть, вам стоит иногда ему поддаваться?

– Я пытался, – сказал Оберт. – Все складывалось наилучшим образом. А в финале он с упорством, достойным лучшего применения, раз за разом вдруг допускал зевок, совершеннейшую нелепость, и мне ничего не оставалось, как ставить ему мат. Не мог же я прикинуться полным идиотом и не видеть его промахи!

– Любопытно, кого наш капитан изберет своим спарринг-партнером, когда ему надоест вам проигрывать, – сказал командор Хендрикс.

– Кого-нибудь, кто ни черта не смыслит в шахматах, – предположил Оберт. – И мы останемся без последнего источника информации.

– Кого-нибудь из молодых, – сказал ван Ронкел. – Возможно, даже девушку. У него все еще сохраняются иллюзии насчет интеллектуального превосходства мужчин. Не знаю, как там у эхайнов, но в нашем случае его ожидает сюрприз.

– Вот было бы забавно, если бы его выбор пал на Эрну Шмитт, – усмехнулся Дюваль-старший.

Эрна Шмитт выглядела сущей простушкой: соломенные косички, круглое личико в веснушках, наивные васильковые глазенки, несколько более пышные формы, чем случается в ее возрасте. За этой подкупающей внешностью скрывалось недюжинное математическое дарование, с отчетливыми наклонностями к мультипространственной логике. Ее отец, который остался на Земле, и мать, Анна Шмитт, которая была здесь, к высшей математике не имели никакого отношения. Возможно, это на них природа отдохнула, чтобы наверстать упущенное на толстушке Эрне. Которая, как и многие сверстники, почти не наведывалась в кают-компанию.

– Пустяки, – сказал Руссо. – Без призов мы не останемся. Кого бы капитан ни выбрал, я берусь за пару недель натаскать любого до уровня перманентного победителя. Этот парень не чувствует природы шахмат. Прискорбно, понижает самооценку, не спорю, но похоже, это не эхайнская игра…

– Будем надеяться, – сказал командор. – Что он этого не знает. Что ему не надоест проигрывать. Что он не предложит сыграть в другую игру.

– В маджиквест я у него тоже выиграю, – пообещал Оберт.

– Хочется верить, что ваша самоуверенность, Дирк, имеет под собой основания, – проворчал командор. – А сейчас не томите нас, разделите с друзьями радость победы. Где ваш трофей?