Розы для возлюбленной

Ровно в три часа дня их провели в помещение, где членам семей и друзьям разрешалось встречаться и беседовать с заключенными. Сегодня народу здесь было больше, чем в прошлый визит Керри неделю назад. Это обстоятельство немного расстроило Керри. Она поняла, что совершила ошибку, не запросив по официальным каналам для этой встречи отдельного кабинета. Такие кабинеты предоставлялись в случаях, когда обвинитель либо адвокат решали организовать встречу заключенного сразу с несколькими людьми. Но в таком случае ей пришлось бы официально заявлять о себе как о помощнике прокурора округа Берген, желающей нанести визит осужденному за убийство. А сделать это она по-прежнему готова не была.

Кое-как они смогли устроиться за боковым столиком, где все же не так слышно было происходящее вокруг. Когда ввели Скипа Реардона, его мать и Бес обе вскочили на ноги. Охранник снял с заключенного наручники, Бес немного отступила назад, давая матери возможность обнять сына.

Керри отметила, каким взглядом обменялись Бес и Скип. Выражение их лиц, сдержанный поцелуй сказали ей гораздо больше о связывающем их чувстве, чем могли бы сделать самые пылкие и показные объятия. Керри вновь пережила то же самое ощущение, что охватило ее тогда на суде, когда она увидела муку на лице Скипа Реардона, только что приговоренного к тридцати годам как минимум и яростно протестовавшего против лживых обвинений со стороны доктора Смита. Вспоминая все это, Керри вновь осознала то, что, даже мало что зная о деле тогда, она уже в тот день уловила правду в словах Скипа Реардона.

Керри принесла с собой желтый блокнот, на котором на днях пометила ряд интересовавших ее вопросов, оставив под каждым из них место для записи ответов. Коротко она сообщила собравшимся о том, что заставило ее повторить свой визит, а именно: рассказ Долли Боулз о «мерседесе», бывшем у дома Реардонов в вечер убийства; тот факт, что Сьюзен росла очень некрасивой девочкой; странное стремление доктора Смита воспроизводить лицо Сьюзен на некоторых своих пациентках; преследование доктором Смитом Барбары Томпкинс; то, что имя Джимми Уикса всплыло в ходе расследования дела Реардона, и, наконец, то, что кто-то угрожает Робин.

Керри отдала должное своим собеседникам. Услышав все это, они не стали терять время на пустое обсуждение ее слов между собой, на бессмысленные вздохи. Бес Тейлор дотронулась до руки Скипа и спросила, обращаясь к Керри:

— Что же нам теперь делать?

— Первое. Хочу кое-что уточнить: у меня теперь есть серьезные основания сомневаться в виновности Скипа. И если мы найдем в ходе расследования то, что должны найти, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь Джофу добиться отмены несправедливого приговора, — заверила Керри. — Неделю назад, Скип, вы предположили после нашего с вами разговора, что я вам не поверила. Это было не совсем так. Я тогда почувствовала: то, что я здесь услышала, могло быть представлено как в вашу пользу, так и против вас. И я не узнала ничего, что могло бы составить основание для новой апелляции. Я правильно говорю, Джоф?

Джоф кивнул.

— Скип, вы были осуждены в первую очередь на основании показаний доктора Смита. Так что главную надежду мы должны возлагать на дискредитацию именно этих показаний. Единственный способ сделать это, который я могу предложить, заключается в том, чтобы загнать доктора в угол и заставить его признать и объяснить ту ложь, к которой он по каким-то причинам прибег.

Керри не дала никому из них заговорить и продолжила:

— У меня есть некоторые вопросы, на которые я хотела бы получить ответы. Собственно, на первый из них ответ уже имеется: Сьюзен ведь никогда не признавалась вам, что перенесла пластическую операцию. Да, кстати, давайте будем обходиться без особых формальностей, Скип. Зовите меня просто Керри.

В оставшиеся час и пятнадцать минут свидания Керри буквально забросала миссис Реардон, Скипа и Бес вопросами.

— Первое. Скип, Сьюзен когда-либо упоминала при вас имя Джимми Уикса?

— Время от времени, походя, — ответил Скип. — Я знал, что он тоже является членом ее клуба и они иногда играют с ним в гольф. Она не упускала случая похвастаться передо мной своими успехами в гольфе. Правда, начиная с того момента, когда она поняла, что я начинаю подозревать ее в романе с неким мужчиной, она перестала упоминать в своих спортивных отчетах имена мужчин, а говорила только о женщинах, с которыми играла.

— А не тот ли это Уикс, которого сейчас судят за неуплату налогов? — спросила Дейдра Реардон.

Керри кивнула.

— Не может быть! Уму непостижимо! Я-то считала весь этот процесс ужасной несправедливостью. В прошлом году я участвовала в благотворительном мероприятии по борьбе с онкологическими заболеваниями. И именно господин Уикс разрешил провести его на землях своего поместья в Пипеке. Он, собственно, стал главным организатором мероприятия и внес в наш фонд огромную сумму денег. А теперь вы говорите, что он имел роман со Сьюзен и сейчас еще угрожает вашей дочери.

— Джимми Уикс всегда стремился к тому, чтобы его облик, эдакого в принципе неплохого парня, сохранялся в общественном мнении, — стала объяснять Керри. — Вы далеко не единственная, кто думает, что он является жертвой правительственных преследований. Однако прошу вас мне верить — ничто не может быть более далеко от действительности, чем такое мнение.

Керри повернулась к Скипу.

— Я хочу, чтобы вы описали мне те драгоценности, которые, по вашему мнению, Сьюзен получила от другого мужчины.

— Одной из таких вещей был золотой браслет с выгравированными на нем серебром знаками Зодиака. Не был выгравирован, как все остальные, только знак Козерога. Он представлял собой центр украшения и был инкрустирован бриллиантами. Сьюзен родилась под знаком Козерога. Вещица эта явно чрезвычайно дорогая. Когда я спросил Сьюзен об этом браслете, она утверждала, что его ей подарил отец. Увидев вскоре доктора, я поблагодарил его за щедрый подарок. Как я и ожидал, он даже не понял, о чем я веду речь.

— О такой вещи мы сможем навести справки. Мы разошлем опросные листы по ювелирам в Нью-Джерси и Манхэттене, — заметила Керри. — Иногда просто поразительно, что умудряются вспомнить ювелиры о вещицах, проданных ими даже много лет назад. Они порой вспоминают мельчайшие детали, особенно если речь идет о каком-нибудь украшении, сделанном в единственном экземпляре.

Скип рассказал Керри также о кольце с изумрудами и бриллиантами, похожем на обручальное. Камни чередовались друг с другом и были посажены на тонкой работы основу из красноватого золота.

— Она и про него говорила, что это отец ей его подарил?

— Да. Объясняла тем, что отец расплачивается за те детские годы, когда вообще ничего ей не дарил. К тому же она утверждала, что кое-какие из этих вещей являлись семейными драгоценностями и принадлежали еще ее матери. В это поверить было проще. У Сьюзен еще была булавка в форме цветка. Украшение это явно очень старой работы.

— Эту вещицу я помню, — вступила в разговор Дейдра Реардон. — К ней серебряной цепочкой была прикреплена еще одна булавка — поменьше. У меня дома есть вырезка из газеты с фотографией Сьюзен на каком-то благотворительном мероприятии. Булавка эта хорошо видна на фотографии. Еще одно украшение, которое, как Сьюзен утверждала, досталось ей от матери, бриллиантовый браслет, который был на ней в вечер гибели. Скип, помнишь?

— А где вообще в тот вечер были все украшения Сьюзен? — спросила Керри.

— Исключая те, что были на ней, в шкатулке на столике в ее спальне, — ответил Скип. — Она должна была их убирать в сейф, который находился в ее комнате, но обычно этого не делала.

— Скип, согласно вашим показаниям в суде, некоторые вещи исчезли из вашей спальни в тот вечер.

— Я абсолютно точно знаю, что исчезли две вещи. Первая — это булавка в форме цветка. Проблема, правда, в том, что я не могу точно сказать, была ли она в тот день в шкатулке для драгоценностей. И я совершенно уверен в том, что из спальни в тот вечер исчезла миниатюрная рамка для фотографий, стоявшая обычно на ночном столике.