Страница 6 из 73
Над диваном висела «Мадонна», копия с какой-то
западноевропейской картины, в тяжелой золоченой
раме, купленная родителями в комиссионке. Карти-
на сия придавала нашей ничтожнейшей комнатушке
вид ничем не оправданного благополучия, и прежде
всего — внушительностью рамы и темы сюжета.
Единственное окно девятиметровки выходило в
глубочайший и темнейший двор-колодец, благодаря
чему обиталище сие никогда не посещали солнечные
лучи — ни прямые, ни косые, а на стенах длитель-
ное время не выгорали обои (хоть какая-то польза
от ситуации).
Прилег отец на диван, притомившись на работе в
школе, где обучал василеостровских старшекласс-
ников русскому языку и литературе, и, не закрывая
глаз, не задремав даже, совершенно отчетливо ви-
дит, как в комнату вошла его мать Ириныошка,
умершая пять лет назад и похороненная в ста двад-
цати километрах от Ленинграда — в Луге. Вошла,
присела на диван, в изножие, отец даже ноги подо-
брал, чтобы ей удобнее сидеть, а сама она плачет,
слезами обливается, и не беззвучно, а со всхлипами.
Одной рукой подбородок себе подперла, пригорю-
нилась, другой — слезы с лица сгоняет, согнать не
может.
Тогда отец и спрашивает:
— Мама, почему ты плачешь?
А Ириныошка молчит и все плачет и пла-ачет.
Отцу стало неприятно, что мать плачет, а он врас-
тяжку лежит и ничем ее утешить не способен. Хотел
приподняться, приласкать старуху, но что-то дер-
жит его плашмя, не дает шевельнуться. И тут плачу-
щая, судорожно вздыхая, отчетливо произносит:
— И ждет тебя холод и голод...
Сказала и, жалостливо посмотрев на отца, вы-
шла из комнаты. Будто соседка Пелагея или «ни-
чья» бабушка, живущая на сундуке в коридоре, ко-
торые к нам заходили редко, так как боялись хмуро-
го, «ученого» отцовского взгляда.
А в ночь перед самым арестом отцу приснился то-
варищ Сталин. В тридцатые годы такой сон считал-
ся плохой приметой.
Вот как через двадцать лет отпечаталась «мелан-
холическая» сценка разлуки с отцом в одном из
моих «неунывающих» стихотворений — «Визит»:
Постучали люди в черном.
Их впустили, как своих.
Папа мой сидел в уборной,
сочинял для сына стих...
Могут спросить: почему столь несерьезно — о тра-
гичном? Особенно те могут спросить, у кого плохо с
юмором. На что отвечу так: во-первых, свойство ха-
рактера — улыбаться там, где не положено; во-вто-
рых, и впрямь слишком много в нашей стране, в ее
истории (дальней и ближней) если не смешного, то
весьма забавного. Свойство нации? Вряд ли. То
есть — гораздо шире. Если у нас — Гоголи да Сал-
тыковы-Щедрины, то у них — Джонатаны Свифты
и Франсуа Рабле, у нас — Кирша Данилов и Прото-
поп Аввакум, у них — Мюнхгаузен и Уленшпигель,
у нас — князь Мышкин, у них — Дон Кихот, и на-
оборот: у них — Тартарен из Тараскона, у нас —
Теркин (с того и этого света).
Смешное не есть преступное. Оно может быть
трагичным под воздействием беззакония, насилия.
Но оно не может быть безнравственным, потому что
по природе своей добродушно. Смешное не есть на-
смешливое, впитавшее в себя элементы убийствен-
ного сарказма, то есть — зла. Улыбка, вытесняю-
щая с лица человека оттенки печали, отчаяния,
ужимки скуки, гримасу ужаса, — великое благо, да-
рованное нам свыше.
Смешное по своей природе ближе к возвышенно-
му, нежели всяческое угрюмство и сердечный мрак,
возникающие возле житейской грязи и ядовитых ис-
парений, неважно, откуда исходящих — от диалек-
тического материализма или так называемых рели-
гиозных предрассудков.
Недаром в устные воспоминания отца о «године
страданий», как золотые песчинки, вкраплены ис-
корки смешного или возвышенного и гораздо реже
возникают в них болотные пузыри всевозможной
мерзости, сопутствующей человеку, униженному не-
свободой и прочими производными насилия. Да и
полопались они в памяти незлобивой, пузыри эти,
боль содержащие, ибо дьявольская природа их про-
тивна смыслу утверждения на земле всего сущего,
прочнодуховного.
Разве не смешны, особенно по прошествии лет, те
смертные грехи отца, на перечислении коих стро-
илось предварительное (следственное) обвинение
его в контрреволюционной и антисоветской агита-
ции и пропаганде, а также — принадлежности к
«организации»? Перечислим некоторые из них.
Во-первых, создал «меньшевистскую группу» в
количестве... двух человек, куда входили отец и его
товарищ по работе, некто Посошков, тоже учитель,
с которым отец время от времени сиживал за стака-
ном чая и который довольно искренне поругивал
«порядки», подбивая отца на «откровенные разгово-
ры», сводившиеся к крамольному выводу, что
власть в стране «захватили жиды». Отец, не подда-