Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 105



Глава 8

ШАБАШКА

Они прикинулись бригадой шабашников, несли с собой инструменты, какие-то дурацкие трубы на плечах, мотки проводов. Шлепая одетыми в калоши валенками по раскисшему снегу, Васинцов зорко осматривался по сторонам. Пока ничего примечательного, обычный пригород Москвы за МКАД, где современные многоэтажки соседствуют с приземистыми деревенскими домиками за покосившимися заборами.

— Ничего не замечаешь необычного? — тихо спросил Васинцов. Юдин оглянулся по сторонам: на серые стены домов, на мусорные контейнеры, огороженные сеткой, наполненные уже, несмотря на ранее время, на спортивную площадку, окруженную такой же сеткой, что и помойка, видно, муниципальщики одновременно варили.

— Вроде все в норме, а что?

— Кошек нет и собак. Даже у помойки. И сизарей совсем мало. Странно как-то.

Кайметов шел впереди, он, пыхтя, волок голубой финский унитаз с бачком и каждому встречному кричал:

— Эй, уважаемый, возмы сантехник, нэдорого! Тыща всего!

Встречные улыбались, но товар не брали. Видно, в этой дыре финскую сантехнику считали непозволительной роскошью. Около колонки одна сердобольная женщина с ведрами остановилась и посоветовала:

— Милок, да тута никто и не возьмет такого. Это тебе к многоэтажкам надоть, тама народ побогаче, тама ремонты делают, евра, тама возьмут.

— Полные ведра, — подумал Васинцов, — хорошая примета.

Он принял у женщины ведра, несмотря на ее заверения, что она «еще баба крепкая, хоть куда», и направился к серым кубам общежитий.

— Издаля вы, работнички? — спросила женщина.

— Кто откуда, — неопределенно ответил Васинцов.

— То-то я смотрю, этот парень с вунитазом не иначе как татарин, красивый. А вот тому, со скулами, ты скажи, чтобы особо здесь не ходил. Нехорошее лицо у него, может, и добрый он человек, а побить могут.

Васинцов понял, что речь шла о Кориче:

— Да что ты, мать, он хороший парень, и работник отличный. А что, балуют у вас?

— Балуют, сынок, ой балуют. По ночам особо. А днем нет, днем ходи спокойно. Днем Господь свою благодать посылает. Вот и дом мой…

Васинцов внимательно оглядел серый склеп с бойницами окошек, некоторые из которых были заколочены досками.

— И что, давно у вас воды нет?

— Так как комбинат закрылся, так и отключили. Иногда дают часа на два, чтоб трубы, значит, не промерзли. Хорошо хоть свет есть. Лесков из градоуправы приезжал к нам, посмотрел, за голову схватился, обещал все наладить, нас в новое жилье переселить. А потом забыл, наверно, мы ж — не Москва, мы ж — «за кольцом». А немцы, что комбинат купили, сначала покопались, ям поразрыли и сказали, что эти дома сносить надо на хрен вместе с комбинатом. Так и живем. Может, чайку попьете? У меня хороший чай, индийский, еще от старых запасов осталось.

Конечно, женщина предлагала скорее из вежливости, но Дзюба тихо свистнул, указав на стайку подростков, шмыгнувших внутрь барака. Васинцов подумал и неожиданно согласился.

— Матушка, а нельзя ли у вас на время инструменты оставить, мы бы заплатили…

Женщина поджала губы, по всему было видно, лишние деньги ей совсем не помешали бы, но с последнего торка прошло совсем немного времени, и она сказала:



— Какие уж деньги, так оставляйте. Слушайте, а электрика среди вас нет?

— Найдется, — ответил Васинцов.

— Может, посмотрите, а то у соседа Мишки свету нет.

— Отчего ж не посмотреть. А не натопчем?

— Ничего, приберусь…

В коридоре общаги устойчиво пахло мочой, краски на стенах почти не осталось, они были процарапаны чуть ли не до кирпича. Превалировали почему-то надписи, славившие футбольный клуб ЦСКА, не иначе как фанаты отметились…

— До вечера-то заберете? — спросила женщина. — Тогда складывайте сюда, это соседкина комната, она на север уехала, на заработки, ключи мне оставила. Сейчас здесь ее старший Мишка живет, он щас в школе. А проводка, сами видите, порвалась, света нет, Мишка уроков делать не может. Посмотрите?

Пока «бригада» складывала инструменты вдоль стены, Васинцов оглядывал стены над письменным столом неизвестного Михаила. Обычные мальчишеские плакаты: Шварценеггер с мускулатурой, Рэмбо с пулеметом, вратарь ЦСКА Полуянов. Но почему-то из общей гармонии выбивался небольшой по формату, но очень качественный плакат. С него скалился в лютой ненависти матерый волчище-альбинос. Внизу словно кровью было написано «Белый волк».

— А сколько Мишке-то вашему?

— Да пятнадцать летом будет.

— Так, ребята! — громко скомандовал Васинцов, пройдясь по обеим комнатам. — Чай будем потом пить, а сейчас за работу. Гулин, Вазгян, меняйте к чертям всю проводку, а то они погорят на хрен, Кайметов, привинчивай свой сральник в туалет, старый давно на помойку пора, Дзюба, Стерх, займитесь с полами на кухне, а то хозяйка провалится, Юдин и Корич, ваш потолок в комнате пацана. Я помогу…

«Бригада» недоуменно уставилась на своего командира, но он подмигнул, и все взялись разбирать инструменты.

— Сынки, да не надо этого, у меня ж и денежек таких нету…

— Не в деньгах счастье, мать, — сурово сказал Васинцов, — хотим за доброту тебя отблагодарить, чужих людей приветила. Вот что, мы тут не местные, где магазин у вас, не знаем. Будь добра, купи-ка чего поесть на всю бригаду, ну и выпить, — и Васинцов протянул женщине мятую тысячерублевку старыми. — Принимают у вас еще старые-то?

— Принимают, принимают, — обрадованно сказала хозяйка, — все принимают.

Выходя, она обернулась, задумчиво посмотрела на Васинцова, на «работничков», разбирающих инструмент, и сказала:

— Видно, сильно торкнуло-то вас поутру, ребята, ну да помоги вам Бог!

— Эх, и торкнет меня завтра за незаконный обыск, — сказал Васинцов вслух и первым делом принялся за стол. Ничего необычного в ящиках не было, кроме тетрадок и учебников, обычная мальчишеская дребедень: журналы с картинками, комиксы, старые фломастеры, какие-то крашеные солдатики, модель танка «Тигр» с отломанной пушкой, много аудиокассет и потрепанный плейер. Верхний ящик стола был заперт, Васинцов взял обычную скрепку, умело согнул ее и быстро справился с замком.

Тоже ничего необычного на первый взгляд: жестяная коробка из-под чая «со слониками», в них какая-то мелочь, несколько смятых старых пятидесятирублевок и три новых рубля с киевской матерью городов русских на водяном знаке. Два фотоальбома, один с умильным карапузом на обложке, второй — в клеенчатой обложке с болидом Шумахера. Альбомы он выложил на стол и увидел… черные кожаные перчатки с обрезанными пальцами, зловещего вида шипастый кастет, два куска водопроводной трубы, спаянных куском цепи. И еще черная шапочка с прорезями на месте глаз. Интересно, интересно… В первом альбоме был в основном малолетний Миша с мамой и сестренкой. Милый белобрысый парень с чуть оттопыренными ушами. Вот он первоклассник с большим букетом цветов, здесь на утреннике в плаще мушкетера, а вот он заяц-выбегаец на новогодней елке. А мама — настоящая красавица с чувственными влажными глазами. Почему-то именно такие красивые женщины бывают в России очень несчастливы. Пару раз промелькнули фотографии красавца морского офицера. Видимо, Мишин папа.

А вот второй альбом… На первой странице была качественная фотография с того самого плаката с волком, на следующей Миша с друзьями. Васинцов внимательно просмотрел все фотографии и задумался. Совсем Миша из второго альбома не вязался с Мишей из первого. Совсем не похож был этот бритый хмельной подросток в высоких шнурованных ботинках на зайку под новогодней елкой.

Васинцов еще раз осмотрел альбом, что-то в нем показалось странным. Он сравнил толщину первой и последней страниц обложки, вторая была заметно толще. Он взял нож, решительно подковырнул краешек картона, на стол посыпались полароидовские квадратики.

Вот Миша пьет из горла в обнимку с хохочущей голой девицей. Девица тоже брита наголо, на груди ее, не по возрасту большой и упругой, ясно различима латинская буква «V». Вот Миша уже с другой девушкой, она уже не смеется, а напротив, лицо ее мокро от слез, рот раскрыт в крике. Михаил нависает над девушкой, держа ее за косу, намотанную на руку. Блузка на девушке разорвана и испачкана чем-то бурым. А вот Миша в обнимку с такими же бритыми друзьями, поставив ноги в тяжелых башмаках на какой-то бесформенный ком. Э, да это вовсе не ком, вон, рука видна, а вот и лицо, темное от крови. А снимок неясный, потому что вспышка слабовата, ночью ребята фотографировались. Остальные снимки были в том же духе…