Страница 84 из 120
— Вынь руки из карманов, — потребовал мистер Кениг. — Я слышал, что ты курил в туалете. Что это такое?
— Я не знаю, сэр.
— Ты не знаешь?! Что это за ответ «я не знаю»?
— Я не знаю, что вы слышали, сэр, — сказал Джоби.
— О, ты решил дерзить, — сказал мистер Кениг. — Решил, что, поскольку мы из уважения к твоим родителям относились к тебе снисходительно, ты тут над всеми начальник. Так вот, Чапин, ты тут не начальник. Понятно тебе? Где ты купил сигареты?
— Я не покупал их, я взял у отца из портсигара.
— И что же, по-твоему, он скажет, когда узнает, что ты крадешь сигареты из его личного портсигара?
— Я не знаю, сэр, — сказал Джоби.
— А я знаю. Он скажет, что ты не только курильщик, но еще и вор.
— Нет, он этого не скажет. Он никогда не назовет меня вором.
— А разве ты не вор? — спросил мистер Кениг.
— Я не знаю, — неуверенно ответил Джоби.
— Ты их украл. И это то, что делают воры, так ведь? — Да.
— «Да, сэр». Ты здесь не для вручения медали. Ты здесь для получения наказания, и не забывай об этом. Когда ты говоришь с учителями и директором, ты должен говорить «сэр». Ты в этой школе не лучше других, и не смей даже думать, что твой отец хочет, чтобы к тебе относились по-особому, потому что это не так. Твой отец прекрасный человек, один из самых уважаемых граждан нашего города, и он не ждет, что тебе здесь будут давать поблажки. Ну так что?
— Что, сэр?
— Что ты теперь скажешь?
— Я не знаю, сэр.
— Ты виновен или нет? В этом ведь ты разбираешься?
— Да, сэр.
— Ну, так что же? Ты виновен или нет?
— Я не знал, что вы меня об этом спрашивали, сэр.
— А для чего, ты думал, я вызвал тебя к себе в кабинет? Беседовать о бейсболе?
— Нет, сэр.
— Тогда отвечай на мой вопрос.
— Какой именно вопрос, сэр? Господи, вы мне задали тысячу вопросов, и я не знаю, на какой именно мне отвечать.
— Вопрос только один. Ты виновен в том, что курил в туалете, подвергая опасности жизни людей и собственность школы?
— Я курил. Вы это знаете, сэр. Меня на этом поймали.
— И полагаю, если бы тебя не поймали, ты стал бы теперь курить каждый день, и неизвестно, сколько раз в день. Так или не так?
— Я не знаю, сэр.
— Ты не знаешь. Ты… не… знаешь.
— Давайте наказывайте меня!
— Одну минуту. Одну минуту. Я тебя накажу, ты в этом даже не сомневайся. Но нечего тут отдавать приказания, юный мистер Чапин. Я тебя накажу, и ты будешь не рад, что меня торопил. Пытался торопить. За то, что ты курил, я мог бы дать тебе обычное наказание, но мы здесь не потерпим, чтобы ученики нам отдавали приказания и выказывали неуважение, иначе у нас тут будет не школа, а бедлам. Если позволить ученикам отдавать приказания, то уж лучше вообще прикрыть все дело. У нас будет не школа, а бедлам, вот что у нас будет. Так вот, раз ты жаждешь наказания, мы его начнем прямо сейчас, прямо сию минуту. Ты исключен из школы на неделю.
— Исключен на неделю?
— Да, на неделю. Через неделю, считая с завтрашнего дня, можешь вернуться в школу и возобновить учебу.
— Вы имеете в виду, что я могу вообще не приходить в школу?
— Именно это я и имею в виду. Принудительные каникулы. А когда ты вернешься, то, если тебе удастся, можешь наверстать упущенное. Иди положи вещи к себе в шкафчик и отправляйся домой. А я позабочусь о том, чтобы твоим родителям стало все известно, так что не вздумай сейчас отправиться в кино.
— Если я пропущу неделю, я провалюсь.
— Об этом тебе надо было подумать, когда ты подвергал опасности жизни людей и собственность школы и когда на мои вопросы давал неуважительные ответы. Все. Можешь идти.
Из-за суровости наказания ученики школы сняли с Джоби подозрение в том, что он был подлизой, — так они обычно называли любимчиков учителей, которые, по их мнению, наверняка еще и ябедничали. Но это наказание не возвело его в герои. Слишком многим ученикам в школе Джоби и без того не нравился, и они были рады, что Чапин наконец-то получил по заслугам. Раньше ни одного ученика из «Гиббсвилль Кантри Дей» официально не исключали, правда, были случаи, когда кое-кого из мальчиков неожиданно переводили в частные школы-пансионы. Таким образом, временное исключение Джоби стало одним из самых знаменательных в истории школы наказаний и убедило учеников и их родителей в том, что Фредерик Миллер Кениг был человеком с сильным характером, у которого хватило мужества противопоставить себя престижу клана Чапинов и Стоуксов. Однако на самом Кениге несправедливость его наказания отразилась весьма своеобразным образом. Он знал — хотя сам себе в этом и не признавался, — что проступок Джоби не заслуживал такого сурового наказания и что он, Кениг, действовал не столько из принципа, сколько из-за задетого мальчиком самолюбия. Для Кенига его несдержанность стала уроком, но за этот урок, разумеется, заплатил не он, а едва вступивший в подростковый возраст мальчик; правда, в личное дело Джоби никто не вписал благодарность за обучение директора. История эта в чем-то напоминала докторскую шутку: «Операция прошла успешно, однако пациент почему-то умер».
После случая с временным исключением между Джоби и «властями» началась необъявленная война. Эдит не свойственно было подвергать сомнению установленный порядок, и она одобрила приговор Кенига, даже не попытавшись разобраться в его справедливости. Во время неизбежного разговора родителей с Джоби за закрытыми дверями кабинета Джо мальчик рассказал им всю правду, но его пересказ разговора с Кенигом не был дословным и только внес в дело дополнительную путаницу. Джоби не мог вспомнить, что именно сказал мистер Кениг и что именно он ему ответил, и когда Джоби в сердцах сказал: «Ты, мама, не лучше его», — Эдит вышла из себя.
— Как ты смеешь! — взорвалась она.
— Слушай, не смей так разговаривать со своей матерью, — сказал Джо.
— Мне все равно, — сказал мальчик.
— Судя по всему, тебя придется наказать и дома тоже, — сказала Эдит.
— Мне все равно! Только оставьте меня в покое, — сказал мальчик и выбежал из комнаты.
— Подумать только! — воскликнула Эдит. — И не смей идти за ним и утешать его. Если ты это сделаешь, он никогда не научится слушаться.
— Я не собираюсь этого делать, — сказал Джо. — Ведь это я сам выбрал Кенига.
— Я не имела в виду школу, я имела в виду его грубость по отношению ко мне. Его надо как следует отшлепать — он еще из этого возраста не вышел.
— Только, пожалуйста, не смотри на меня. Я этого делать не стану. Если хочешь, шлепай его сама.
— Ты прекрасно знаешь, что я этого делать не буду. Он слишком сильный. А ты слишком слабый. Ты слишком мягок с ними, с ними обоими.
— О, Эдит, прекрати.
— Хорошо. Прекращаю эти разговоры. Я больше не скажу ни слова. Все теперь в твоих руках.
— Ты уже это говорила и раньше, — заметил Джо. — Ты говоришь это всякий раз, когда в школе у детей случаются мелкие неприятности. Они случаются потому, что я был с ними слишком мягок. Когда все в порядке, я почему-то не слышу этих отречений от власти, но как только случаются какие-то неприятности, в них виновата моя мягкость. Однако во все остальное время наши дети, похоже, ведут себя вполне прилично, и, возможно, именно потому, что я с ними мягок.
— Именно что «похоже». Ты просто не знаешь обо всем, что происходит.
— Почему же ты мне не рассказываешь?
— Потому что ты или у себя в кабинете, или где-то на западе штата играешь в гольф со своими политиками.
— Если ты считаешь, что я пренебрегаю детьми, так и скажи.
— Ну, сегодняшняя история тому пример, — сказала Эдит. — Сегодня, когда Джоби выгнали из школы, ты по чистой случайности оказался дома, а не где-нибудь в Питсбурге.
— Такого раньше никогда не случалось, — сказал Джо.
— Нет, временного исключения никогда не было. Но случалось другое. Он сегодня не в первый раз был наказан, да и Энн, если хочешь знать, тоже.