Страница 65 из 120
— Нет, ничего не случилось. Он просто позвонил тебе и передал мне трубку. Ты сегодня вечером будешь дома?.. Можно мне зайти на минуту?.. Хорошо… До свидания.
— Ты такой щепетильный — так, кажется, это называется, — сказал Джо. — Такой благовоспитанный.
— А ты, я должен заметить, совсем наоборот. Я испугался, что ты сейчас…
— Я подумал об этом и чуть было не сказал. Но гораздо лучше будет, если ты сам ей об этом скажешь, — заметил Джо. — Возможно, это изменит твое отношение к деньгам.
— С чего ты решил заделаться купидоном? — спросил Артур. — Это для тебя совсем новая роль.
— Сам не знаю. Наверное, когда у тебя рождается дочь, ты начинаешь кое о чем задумываться. Для Энн ты, конечно, староват, да и для Роз тоже, но для женитьбы ты все еще пригоден.
— Ты уверен, что Эдит не имеет ко всему этому никакого отношения?
— Эдит не только не имеет к этому никакого отношения, но я не хочу, чтобы она хоть когда-нибудь узнала об этом. У Эдит обо мне совсем иное представление. На самом деле я не думаю, что хоть кто-нибудь меня по-настоящему знает. Если бы они знали… М-да.
Артур положил Джо руку на плечо — подобным жестом он никогда прежде свою симпатию не выражал.
— Знаешь, Джо, ты ведь очень добрый человек.
Джо смущенно отвел взгляд.
— Ладно, не будем больше об этом.
Артур улыбнулся и не оглядываясь вышел из комнаты.
Как-то раз в апреле 1917 года, в послеполуденные часы, партнеры сидели в кабинете Артура. Они беседовали больше часа, а потом Артур подвел итоги.
— Хорошо, идет только один из нас. Подбросим монету, и она покажет, кто именно.
— Вот моя монета, — сказал Джо. — Ты подбрось, а я скажу, орел или решка.
Артур подбросил монету, и, пока она летела, Джо выкрикнул:
— Орел!
Монета упала решкой вверх.
— Я выиграл, — сказал Артур.
— Подожди, — сказал Джо. — А что мы загадывали? Нам надо сначала договориться.
— Победитель идет в армию, — сказал Артур.
— Мы об этом не договаривались. Я настаиваю, чтобы мы подбросили еще раз. В этот раз, если выпадет решка, ты идешь в армию, а если орел — то я.
— Хорошо, — согласился Артур.
Он подбросил монету, и снова выпала решка.
— Моя монета, а я все равно проиграл, — сказал Джо.
— Если по-честному, ты проиграл дважды.
— Ну, к тому времени как ты там окажешься, война уже, наверное, кончится. Все говорят, что немцы, узнав, что мы вступаем в войну, собираются сдаться.
— А виноград-то, похоже, был зелен? Умей проигрывать, — сказал Артур.
— Им не нужны те, кому за тридцать пять.
— А мне пока еще тридцать четыре.
— Особенно те, кто в плохой физической форме и никогда не занимались физкультурой.
— Да я месяц назад прошел полную медицинскую проверку, и доктор Инглиш сказал, что я в отличной физической форме — отличной. И ты, наверное, забыл, что я взял дополнительную страховку для Роз.
— Весьма предусмотрительно с твоей стороны, но, думаю, она ей не понадобится. Послушайся моего совета и напиши письмо в Генеральную адвокатуру — там ты будешь полезнее всего, подальше от армии. Ты — и солдат! Hoch der Kaiser!
Джо расстроился, что воевать шел не он, а Артур. Друзья договорились придерживаться того, что «решила» монета: один из них остается дома и продолжает работать в фирме, пока его не призовут в армию. Артура послали в Европу, но занимался он в основном бумажной работой в Париже и Туре, и хотя ему довелось испытать, что такое война, сам он в военных действиях не участвовал. Как Джо признался Эдит, его горечь сменилась завистью, переносить которую было намного легче. Когда пошел второй год участия Америки в войне, Джо начал готовиться к тому, чтобы приостановить работу фирмы и передать ее дела другим фирмам. Он уже почти закончил эту подготовку, как объявили перемирие. Однако Артур до конца весны 1919 года оставался в Кобленце и к своей гражданской деятельности вернулся в Гиббсвилль одним из последних.
Джо в эти военные годы делал все, что положено было гражданину, но поскольку ему не довелось служить в армии, он разговоров о военной службе старательно избегал. И Артур, у которого не было никаких иллюзий по поводу его собственного героизма и принесенных им жертв, не сразу догадался, что отсутствие военного опыта сказалось на Джо примерно таким же образом, каким сказалось оно на их приятеле-однокурснике, которого не приняли в тайное университетское общество. Там, в Йеле, Джо и Артур пытались убедить своего приятеля, что этот провал ничего не значил, и теперь Артур попытался (но только один-единственный раз) убедить Джо, что ни его патриотизм, ни его мужественность никто не подвергает сомнению. Лишь однажды у Артура вырвалось утешительное замечание: «Как жаль, что мы не могли с тобой поменяться. Я бы совсем не возражал остаться здесь, а тебя отправить в Париж». Но Артур старательно скрывал от Джо, что, хотя он и ни разу не стрелял в немцев, но однажды сам попал под автоматную очередь, когда они с одним полковником заблудились во фронтовой зоне.
Лишь заново приобщаясь к делам фирмы, Артур обнаружил, сколько работы за время войны проделал Джо, сколько денег заработал для фирмы, сколько денег пожертвовал на военную кампанию, сколько часов отработал в народном ополчении и сколько времени потратил на расследование дел о потерпевших бедствия по просьбе Красного Креста и Лиги патриотов. Но одно упоминание обо всей этой деятельности вызывало у Джо раздражение, и Артур в его присутствии перестал об этом заговаривать.
— Не представляю, как один человек мог столько всего сделать, — сказал он Эдит. — Джо работал за четверых.
— Это верно, — ответила Эдит. — Но вся его деятельность никогда не компенсирует того, что он не сражался на войне.
— И ты, Эдит, в этом винишь меня? — спросил Артур.
— Вы не должны были принимать решение подбрасыванием монеты. Нет, Артур, я не виню тебя, но лучше бы вы оба сошлись на том, что продолжать работу фирмы было тогда не так уж важно. Пройдут годы, прежде чем Джо смирится с тем, что случилось во время войны. А может, этого вообще никогда не произойдет.
— Он за время войны сделал больше меня. И я это говорю без шуток.
— Я в твоих словах не сомневаюсь ни на минуту. Но ты носил форму и вернулся домой со всеми этими нашивками.
— Но я эти нашивки теперь не ношу.
— Это так, — сказала Эдит. — Но должна признаться, я пыталась уговорить Джо оставить практику и вступить в армию, но он сказал мне, что если бы проиграл не он, а ты, ты бы исполнил свое обещание. А я настаивала, что ты не стал бы этого делать. Ты бы ведь не стал, правда, Артур?
— Нет, наверное, не стал бы, — сказал Артур.
— По крайней мере ты честно это признаешь, — сказала Эдит.
Артур улыбнулся.
— Эдит, впервые в жизни я начинаю понимать, что я тебе не нравлюсь. Каким же я был глупцом.
— О, я не думаю, что тебя хоть когда-нибудь волновало, нравишься ты мне или нет. Я тебя, Артур, прошу лишь об одном: время от времени напоминай себе, что Роз могла бы попасть в мое положение, а ты — в положение Джо. Да, ты послужил своей стране, но это решение было принято подбрасыванием монеты.
— Я сделаю все в точности как тебе хочется. Кстати, я и так это уже все время делаю.
— Что ж, хорошо. Значит, вопрос исчерпан.
— Отлично. Тогда, если ты не возражаешь, поговорим на другую тему.
— Давай поговорим.
— Ты за то, чтобы Джо занялся политикой?
— Хочу я этого или нет, но тот факт, что он не участвовал в войне, будет не в его пользу, или по крайней мере может быть не в его пользу, если его соперник участвовал.
— Похоже, что этот вопрос все же не исчерпан.
— Ну, мы должны смотреть правде в глаза, — сказала Эдит. — И разумеется, тебя это не расстраивает. Ты-то ведь не хочешь, чтобы Джо занимался политикой.
— Ты, черт подери, права. Не хочу, — сказал Артур.
— Ты мог бы выражать свои эмоции и без солдатских словечек. Ты раньше в моем присутствии никогда не ругался.