Страница 40 из 44
— Что случилось? — спросила она хриплым голосом.
— Я не знаю, — ответила Нина Андреевна, — он позвонил, спросил, дома ли ты, и сказал, что приедет сейчас, он ничего не объяснил.
Соня убрала волосы, закрывавшие ее лицо, и посмотрела на маму, пожевала губами, облизнула губы и, все еще плохо соображая, спросила:
— А сколько времени?
— Да уж двенадцатый час. Пора, я тебе кашку манную сварила, вставай покушай.
Соня еще раз глубоко вздохнула. Она наконец проснулась.
— Спасибо, мамуль, я сейчас. От манной кашки мне ни за что не отказаться.
Нина Андреевна ушла. Соня быстро переоделась. Застелила кровать. Наскоро причесалась, перетянула волосы резинкой, убрала свой халат в шкаф и вышла на кухню.
Она села за стол и стала с удовольствием есть кашу.
— Соня, не торопись, есть надо медленней, тщательно пережевывая пищу, — сказала Нина Андреевна и села рядом с дочерью, наливая ей в чашку чай.
— Мам, а что тут пережевывать, это же манная каша, — улыбаясь, ответила Соня.
— Все равно, не торопись. Успеешь, — оставила за собой последнее слово Нина Андреевна. — Соня, а ты уже ответила Жене на его предложение?
Соне не хотелось говорить с мамой на эту тему, поэтому она просто коротко ответила:
— Нет.
Но маме требовалось продолжение, поэтому она снова спросила:
— А как же тогда эта помолвка в Ленинграде? И все эти разговоры о свадьбе и совместной жизни?
— Не знаю, мам, я тебя прошу, не спрашивай меня ни о чем, я ничего не могу тебе сейчас сказать, я сама ничего не понимаю. И какая может быть помолвка, кстати, Ленинград давно уже стал Санкт-Петербургом, когда Лерка в беде. Я думаю, что ничего у нас сейчас не выйдет.
Зерно упало в благодатную почву. Мама села на своего любимого конька. Слушая ее, возникало ощущение, что бог в жизни одарил ее многим, но самый главный ее талант — это чтение нотаций, тут ей не было равных.
— София, подумай о себе, ты уже далеко не девочка. Тебе уже не двадцать лет…
— Да, и уже не тридцать, — подтвердила Соня, отпивая чай из чашки.
— Да, и уже не тридцать. Женя хорошая партия. И умный, и красивый, и…
— И ничего, что лесник, — опять подыграла Соня маме.
— Прекрати ерничать, как тебе не стыдно. Я прекрасно знаю, что он не лесник, — обиделась мама.
— Ага, он лесничий.
— Соня, это не предмет для шуток, ты не представляешь, как тяжело встречать старость одной, — сказала мама с горечью в голосе, в ее глазах проблеснули слезинки.
Соня подошла к маме, обняла ее и тихо проговорила:
— Мамусь, ну почему одной, я же с тобой, и никуда я от тебя не денусь.
Нина Андреевна смахнула со щеки слезинку и тихо вздохнула:
— Ох, Соня, Соня. Правильно говорят, что старый холостяк — это диагноз, а не стиль жизни.
Соня хотела еще многое сказать в утешение маме о том, что у нее еще уйма времени, что она все успеет сделать в своей жизни, и еще что-то, но не сказала — в дверь позвонили.
Соня открыла дверь. На пороге стоял Сергей.
— Заходи, — сказала она и отступила в глубь прихожей.
Сергей вошел, немного помялся, как будто не решаясь говорить, потом неловко протянул Соне руку и сказал:
— Привет, Софико, мама дома?
— Дома, ты к маме пришел? — удивилась Соня.
— Нет, но мне надо ей сказать…
— Пойдем, она на кухне. Ты, кстати, завтракал?
— Что? Да, то есть нет, это неважно.
Они вошли в кухню. Нина Андреевна и Сергей тепло поздоровались. Нина Андреевна начала с того же, чем закончила Соня:
— Сереженька, садись перекуси чем бог послал.
В этом вопросе Соня и Нина Андреевна были единодушны. Как ни отнекивался Сергей, его все же усадили за стол и поставили перед ним горячую сковородку с шипящей яичницей с колбасой.
Несколько минут в кухне было слышно только шипение масла на сковородке. Все натянуто молчали. Соня боялась что-то спрашивать у Сергея, боялась услышать что-нибудь неприятное. Она мучительно подбирала тему разговора и наконец вспомнила.
— Сережа, а что ты хотел сказать маме?
Сергей обрадовался догадливости Сони и заговорил с жаром:
— А, совсем забыл, зачем пришел, так вкусно, что я язык проглотил. Ниночка Андреевна, сегодня к вам приедут поставят решетки на окна и металлическую дверь. Я договорился, поэтому будьте дома, не уходите никуда.
— Ой, Сереженька, это же, наверное, безумно дорого, — испугалась Нина Андреевна.
— Не беспокойтесь, вам это не будет стоить ничего.
— Почему? — насторожилась Соня. — А кто за это заплатит?
Сергей молчал.
— Я тебя спрашиваю, кто за это заплатит? — продолжала настаивать Соня.
Сергей прикусил губу, вздохнул. А Соня продолжила допрос с пристрастием:
— Сергей, я жду.
— Соня, не дави на меня, — ответил Сергей, — я не могу тебе этого сказать.
— Ты что, берешь взятки стальными дверями?
— Нет. Спасибо, Нина Андреевна, очень вкусно, — ответил Сергей и, поднимаясь из-за стола, обратился к Соне: — Соня, пойдем, наш фельдмаршал ждет нас на очередной военный совет.
Соня поняла, что официального подтверждения своей догадки она не дождется, поднялась вслед за Сергеем и, помахав рукой маме, вышла вместе с ним из квартиры.
Во дворе Соня увидела машину Сергея. Это были его служебные «Жигули» с милицейской символикой на бортах, это означало, что Сергей вновь на службе.
— Ты на работе? — спросила Соня.
— Да, так получилось, — ответил Сергей, открыл дверцу, помог Соне сесть, потом сел сам, включил зажигание, и машина тронулась.
— Ты мне наконец скажешь, что случилось? — спросила Соня, как только машина выехала со двора.
— Да, только сейчас тормознем где-нибудь. Мне надо поговорить с тобой.
Машина свернула к набережной, проехала вдоль берега и остановилась на песчаной отмели. Сергей заглушил двигатель и сразу вышел из машины. Соня последовала за ним. Сергей достал сигареты, прикурил. Соня ждала.
— Я не знаю, с чего начать. Можно, я с начала? — Он посмотрел на часы, присел на бревно, лежащее на берегу, и, не дожидаясь разрешения, сказал: — Сядь, Соня, разговор будет длинный, у нас есть время. Прости, мне не с кем больше поговорить, а мне надо выговориться.
Соня села, и он начал:
— Ты помнишь, как мы познакомились? Я сначала познакомился с Лерой. Я тогда только начал работать в милиции, а она была интерном. Привезли к ним в больницу одного пострадавшего, я дежурил там, ну тот потом так и умер, не приходя в сознание. А в бреду он что-то там бормотал. Потом я ее вызывал в отделение, мы долго беседовали, она помогла мне восстановить из его бессвязной болтовни что-то связное. Я влюбился в нее как сумасшедший. Я тут же сделал ей предложение, но кто я — мент, нищий, что я имел, кроме себя самого. И что я мог ей дать, а в приймаки идти мне было — поперек глотки. Я тоже гордый. Ну, она уехала потом в аспирантуру. И написала мне, что выходит замуж. Я взбесился. А Ритка, она все время крутилась между нами, я ее и не замечал. Так, воробей и воробей. А после этого письма… Я сгоряча Ритку в охапку и в загс. И все. Я думал, что поставил на этом точку. Потом Ник родился. Квартиру получил. Она вернулась со своим Костиком. Я старался с ней не встречаться. Она позвонила, когда погибли ее родители. Я приехал. Получилось… так получилось. Костик нас застал. Тут же собрал чемоданы и был таков. Она сказала, что это даже к лучшему. Теперь ей ничего не мешает остаться со мной. Я спросил, а разве ей не мешает Рита? Она как-то зло ответила, что эта мормышка меня недостойна, ей надо что-нибудь попроще. Меня это покоробило. Я понял, что уже не люблю ее. И я ушел. Ушел к Рите и Нику. Я сам рассказал все Марго. Она простила меня. А Лерка покатилась. Она уже тогда кололась, а тут совсем с коньков слетела. Мы с Ритой хотели отправить ее лечиться. Я чувствовал себя немного виноватым в том, что с ней происходило. А она как будто нарочно мне мстила, губя себя. И в итоге однажды я нашел ее в ванне с перерезанными венами. Тогда я успел. Мы отправили ее в больницу, а потом она исчезла.