Страница 23 из 24
О содержании лингвистических исследований за период с 1917 по 1967 и по 1977 г. дают представление обзоры типа: Чемоданов Н.С. 50 лет советского языкознания // РЯШ. 1967. № 5.
Синхронное описание языка полнее всего реализовались в области лексикологии, семасиологии и особенно в лексикографии. Во многих странах мира были изданы большие словари (кстати, типологию лексикографических трудов дал Л.В. Щерба в статье «Опыт общей теории лексикографии»: Изв. АН СССР, ОЛЯ, 1940. Вып. 3); у нас – «Толковый словарь русского языка» под ред. Д.Н. Ушакова (1934–1940), «Словарь русского языка» С.И. Ожегова (1949 г. и с большими добавлениями в последующие годы), «Словарь современного русского литературного языка» в 17-и томах (1950–1965), «Словарь русского языка» в 4-х томах (1957–1961), «Словарь синонимов русского языка» в 2-х томах под ред. А.П. Евгеньевой (1970).
Почти во всех крупных странах мира в это время шло изучение стилистики, языка художественной литературы, ортологии и риторики (неориторики).
Ещё А.А. Потебня, крупнейший лингвист-теоретик, литературовед и любитель народной поэзии, в магистерской диссертации «О некоторых символах в славянской народной поэзии» (1880) обратил внимание на образность и поэтичность слова. Этот момент учитывал он и в занятиях по семантике, этимологии, по языку фольклора, при рассмотрении связи языка с мышлением и психикой человека. Ценно то, что Потебня говорит об образности не только языковых единиц (элементов), но об огромных, безграничных возможностях образности, рождающейся в речи из сочетания таких элементов. «Элементарная поэтичность языка, т. е. поэтичность отдельных слов и словосочетаний, как бы это ни было ощутимо, ничтожно по сравнению со способностью языка создавать образы как из образных, так и из безобразных сочетаний слов» [Потебня 1958:1 —II: 9].
Идеи А.А. Потебни об экспрессивной функции языка нашли отклик в трудах русских и ряда европейских учёных. Так,
Шухард писал о том, что язык, порождённый необходимостью, достигает своей вершины в искусстве [Шухардт 1950].
С учением о символическом мышлении Г. Штейнталя и А.А. Потебни и их последователей, видевших в образности слов прототипы художественных произведений, связывают «лингвистический эстетизм» немецкого филолога Карла Фосслера (1872–1949). Вслед за ними, а также за итальянским философом-интуитивистом Б. Кроче (Сгоссе, 1866–1952), Фосслер смотрит на язык как на продукт индивидуального творчества. Стремление к экспрессии и эстетике и сам акт творчества талантливых людей признается за стимул и отправной момент в развитии языка. Рядовые носители языка («масса»), принимая созданное писателями, лишь шаблонизируют его и распространяют в пространстве и времени. В аспекте этой концепции отодвигается на второй план общественно-коммуникативная функция языка. Её замещает экспрессивно-эстетическая. Вместо изучения всех форм существования языка внимание сосредоточивается на литературных произведениях, их стилистике, выявлении роли отдельных писателей в формировании общих и стилистических норм языка литературного.
В России своеобразным продолжением идей Потебни и Бодуэна стало «Общество изучения теории поэтического языка» (ОПОЯЗ), существовавшее в 1916–1926 гг. в Петербурге и Москве. Правда, своими непосредственными теоретиками опоязовцы считали Л.П. Якубинского и Е.Д. Поливанова, их учение о поэтической речи. Суть учения: обычный язык автоматизируется, превращается в клише, в штамп, поэтический язык актуализирует, подчеркивает внимание к форме (из означающего она становится обозначаемым). Между тем связь идей ОПОЯЗА с концепцией «образности» текста (Потебня), с учением о сознательном и «бессознательном» в мышлении человека (Бодуэн де Куртенэ) и даже с учением о форме слова и формализмом Ф.Ф. Фортунатова несомненна.
Гораздо большими успехами, чем у опоязовцев, отмечены труды В.В. Виноградова по истории литературного языка («Очерки по истории русского литературного языка XVII–XIX веков», 1938), по языку писателей («Язык Пушкина», «Стиль Пушкина»), по языку художественных произведений («О языке художественных литературы» (1959), «О теории художественной речи» (1971), по лингвостилистике – «Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика» (1963), «Проблема авторства и теория стилей» (1961).
На теорию языковой образности А.А. Потебни, филологические толкования поэтических произведений А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, труды акад. В.В. Виноградова и проф. Б.А. Ларина о языке художественной литературы опирались составители программ и методических разработок по новому практикуму – лингвистическому (а по существу, филологическому) анализу художественного текста, введенному в вузовское преподавание в 1973 г.
4.7. Порождающая грамматика
Порождающую грамматику считают частью генеративной лингвистики и одной из ветвей формального направления в науке о языке. Ее возникновение связано с работами американского лингвиста Н. Хомского, предложившего в 50—60-е гг. описание языка по формальным моделям. Сердцевиной этого направления являются различение компетенции – знания языка и употребления – использования его в речевой деятельности. Названную грамматику интересуют три компонента: синтаксический, семантический и фонологический. Главным является синтаксический, так как он содержит механизм порождения предложений. В предложении различают два уровня «синтаксического представления»: поверхностный и глубинный. Содержательную сторону описания синтаксиса составляет, во-первых, «исчисление всех глубинных и поверхностных структур», и, во-вторых, установление соответствий между ними. Глубинных меньше, чем поверхностных. Они принимаются за прототипы поверхностных структур (предложений). Внутри глубинных структур выделяют «именную группу» (будущая группа подлежащего) и «глагольную группу» (сказуемое).
Анализ соответствий между глубинными и внешними структурами осуществляется с использованием большого количества символов, помогающих получить детально обозначенное и размеченное «дерево непосредственно составляющих». В процедуре анализа используется и так называемый «лексикон порождающей грамматики», представляющий собой семантический компонент. Глубинная структура обычно включает целую систему вставленных друг в друга предложений, т. е. она иерархически организована. «С формальной точки зрения благодаря трансформациям могут совершаться четыре типа операций над символами: добавление, опущение, перестановка и замена символов». Трансформации выявляют регулярные соответствия, например, между синонимическими предложениями (типа Хомский создал теорию порождающих грамматик и Хомским создана теория порождающих грамматик), а также между близкими по смыслу и структуре синтаксическими конструкциями. РаботыХомского «Синтаксические структуры», «Аспекты теории синтаксиса» и др. и его последователей, несмотря на определенные недостатки, а) привлекли внимание к описанию обычно «ненаблюдаемых» объектов синтаксиса, б) способствовали более четкому эксплицированию описываемых явлений и подготовки их для обработки с помощью ЭВМ. Указанные выше работы переведены на русский язык (1962, 1972). Доступное описание сути генеративной лингвистики с приведением «Схемы устройства трансформационной порождающей грамматики» дано в статье А.Е. Кибрика [АЭС: 98–99].
О современном состоянии генеративной лингвистики, ее приложении к материалу русского и других языков, а также о ее связях с психолингвистикой, функциональной и когнитивной лингвистикой можно узнать из обзоров, сделанных российскими и американскими авторами «Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Сборник обзоров» (1997).
Дополнительная литература
Алпатов В.М. История лингвистических учений. Учебное пособие. 2-е изд., исправленное. – М., 1999. С. 142–226.
Амирова Т.А., Ольховиков Б.А., Рождественский Ю.В. Очерки по истории лингвистики. – М., 1975. С. 541–549.