Страница 22 из 24
4.5. Неолингвистика
Неолингвистика, как и многие другие направления и концепции, возникла в противовес догмам младограмматизма и первоначально была представлена работами итальянских языковедов – Гранцо Исайя Асколи (1829–1907), автора теории субстрата, выдвинутой им ещё в 70-е гг. XIX в., Джулио Бертони (1878–1942), Маттео Бартоли (1873–1946), Витторе Пизани (род. В 1899), Джулиано Бонфанте (род. в 1904).
Как направление неолингвистика существует с середины 20-х гг. XX в. Суть этого направления изложена в статье Д. Бонфанте «Позиция неолингвистики» (1947). Подробнее об этом направлении будет сказано при освещении пятого, современного периода языкознания (в разделе «Ареальная лингвистика»), А сейчас укажем на её истоки.
В самом начале 70-х гг. XIX в. два ученика Шлейхера – Г. Шухардт и И. Шмидт, не удовлетворённые его «родословным древом», выступили со своими оригинальными теориями: первый – с теорией «географического выравнивания» языков (в лейпцигской лекции, 1870), второй – с «волновой теорией» (1872). Эти теории объединяло то, что в объяснение сходства между языками они включили пространственно-географический фактор. Этот же фактор учитывался и диалектологией, особенно диалектографией, оперирующей такой реалией, как изоглосса. Близко проходящие изоглоссы («пучки» изоглосс) интерпретируются как границы диалектов; переплетения разных изоглосс показывали сложные и разновременные сближения и расхождения между диалектами и диалектными областями (зонами). Больше стали верить в реальность изоглосс, чем в единство языков и местных говоров.
По мнению Бонфанте, в языке есть «только огромное количества диалектов, изоглосс, переходов и разного рода волнообразных движений – безграничное и бурное море борющихся друг с другом сил и течений» (цит. по: [Звегинцев 1964: 339]). Постоянные движения приводили к обмену лексикой между контактирующими языками и даже к их более глубокому смешению. «С бесконечным дроблением языка идёт рука об руку бесконечное языковое смешение», – подчеркивал Г. Шухардт.
Постепенно «волновая» и «изоглоссная» концепции были спроецированы в индоевропейское прошлое. Заговорили о неоднородности, о диалектном членении праязыка, о пёстрой картине его изоглосс. Оказалось, что он не монолитен (И. Шмидт, А. Мейе и др.) и не однослоен. Это открытие поставило под сомнение реальность «промежуточных» праязыков (балто-славянского, италийско-кельтского и др.). Уточнились связи между языками групп centum (западной зоны) и satam (восточной зоны).
Картина ветвящегося языкового «древа» сменилась представлениями о сходстве языков по совместному, «союзному» существованию. Установление связей одного языка с соседними языками, а их, в свою очередь, с другими соседними открывало такие перспективы, что некоторым из неолингвистов (М. Бартоли, А. Тромбетти) захотелось выявить их связи в мировом масштабе. Не разделяя идеи о глобальных связях и смешанности характера всех языков, отметим, что умеренные неолингвисты дали немало полезного для реальной истории образования индоевропейских языковых ветвей и отдельных языков (см.: Порциг В. Членение индоевропейской языковой области. – М., 1964). В частности, «изоглоссная» аргументация оказалась убедительнее, чем поспешные заявления типа: «вопрос об общности балто-славянских языков… ныне можно считать разрешенным в положительном смысле» (Т. Лер-Сплавинский). «По вопросу об отношениях славянских и балтийских языков, – возражал ему Я.В. Лоя, – остаётся в полной силе сказанное одним из основоположником языкознания – Раском, что обе ветви являются совершенно самостоятельными ветвями, между которыми нет никакого особого родства, за исключением их общего происхождения из индоевропейского праязыка, но в силу географической близости возможны те или другие позднейшие сближения» [Лоя 1968: 165]. Со временем неолингвистика переросла в ареальную лингвистику.
4.6. Синхроническое языкознание
Весь XIX в. можно считать периодом, когда господствовал подход к изучению языка с исторических позиций. Лишь историческое, или, говоря словами Соссюра, диахроническое, языкознание признавалось научным. Даже младограмматизм с его призывом к исследованию живых языков и диалектов по существу делал это не ради них, а для того, чтобы полученные таким образом данные обратить на пользу восстанавливаемого праязыка или интересовавших младограмматиков звуковых законов.
А в XX в., следуя призыву Бодуэна де Куртенэ, прозвучавшему в 1904 г., начали различать в теоретическом и в практическом плане грамматику историческую и грамматику «одновременного языкового состояния» [Бодуэн де Куртенэ 1963: II: 101]. Этот момент можно условно принять за официальное рождение неограмматизма как особого направления в языкознании, хотя у его родоначальников, стремившихся выделить в языке исходную единицу, она не совпадала: Фортунатов исходил из формы слова, Бодуэн – из учения о морфеме, позднее – фонеме и морфеме, Соссюр – из понятия парадигмы.
Недостаточность одного сравнительно-исторического подхода к изучению даже исключительно индоевропейских языков стала очевидной. Поиски более широкой теории, приложимой к языкам разных систем (семей), привёл к типологической теории, ориентированной на изучение структуры языка, имеющей системную организацию.
Лучше всего структура и система уясняются в одновременном, горизонтальном разрезе языка. Удобнее всего для этого – состояние языка в момент его описания, т. е. современное исследователю. Так логика науки подвела к возникновению лингвистического модернизма, доказавшего, что современный язык – такой же законный предмет языкознания, как и его история. Скоро были обнаружены огромные практические достоинства синхронного языкознания – учения о литературном языке, его нормах, стилях, формах функционирования, об использовании в средствах массовой информации, в художественной литературе, в школе, в культурной жизни человека и всего народа.
Модернизм сформировался в Петербурге в 1910–1920 гг. под влиянием идей Бодуэна де Куртенэ. Его представителями стали Л.В. Щерба, А.А. Шахматов, А.А. Пешковский. В 1911–1912 гг. Шахматов впервые начинает чтение университетского курса по современному русскому литературному языку, вскоре издаётся его «Синтаксис русского языка» (1925, 1927). Несколько раньше выходит «Русский синтаксис в научном освещении» А.М. Пешковского. В 1941 г. опубликован «Очерк современного русского литературного языка» А.А. Шахматова.
Возникают периодические журналы («Родной язык в школе» – 1914 г., переименованный в 1936 г. в «Русский язык в школе»), серии («Русская речь», «Язык и мышление»), научно-популярный журнал «Русская речь» (с 1967 г.).
Открываются академические институты: Институт языка и мышления, преобразованный в 1944 г. в Институт русского языка, Институт языкознания (1952).
В 1947 г. В.В. Виноградов, ученик Л.В. Щербы, издает монументальный труд «Русский язык (Грамматическое учение о слове)», вошедший в золотой фонд русской и мировой грамматической мысли. На базе трудов В.В. Виноградова и его учеников возникает новая университетская дисциплина «История русского литературного языка».
Возродилась практика подготовки и издания академических трудов. Так, в 1952–1954 гг. выходит двухтомная «Грамматика русского языка»; в 1970 г. – «Грамматика современного русского литературного языка»; монографии: «Исследования по общей теории грамматики» (1968); Мещанинов И.И. Эргативная конструкция в языках различных типов (1967); Обнорский С.П. Очерки по истории русского литературного языка старшего периода (1946); Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование (1971), Звегинцев В.А. Семасиология (1957); сборники: «Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие» (1969); «Фонетика, фонология, грамматика» (1971); а также пятитомный труд «Языки народов СССР» под ред. акад. В.В. Виноградова (1966–1968).