Страница 6 из 134
И отец Томас, врач и приор Камподиоса, пал на колени, не чувствуя под собой твердого камня, в то время как из его души вырвалась страстная молитва:
— Амен, — повторила Нина.
ПОВЕЛИТЕЛЬНИЦА АМИНА ЭФСАНЕХ
Клянусь Аллахом воинствующим, хитроумным! Ты использовал меня, как напольную вазу, в которую воткнул свой стебель. За это ты поплатишься!
Никто в Танжере не мог припомнить таких жарких майских дней. Ветер, постоянно дувший с горы Джебель-аль-Тарик через пролив, казалось, заснул навечно. Уже ранним утром зной стоял стеной на бесчисленных площадях, подавляя любую деятельность и душа город. Там, где обычно кипела торговля, стоял шум и гам, где менялы расхваливали свой курс, воры-трюкачи обчищали карманы зевак, писари предлагали свои услуги, где барабанщики, трубачи и флейтисты вовсю музицировали, фокусники и жонглеры изумляли зевак своей ловкостью, корабельные матросы бражничали, проститутки ловили клиентов, рабы меняли хозяев, где рыбаки продавали свой улов, а ремесленники занимались своей повседневной работой, — повсюду царило безмолвие. Переулки, проулочки, задние дворы были пустынны, словно языком вылизаны, а тому, кто все же отваживался покинуть свой дом, казалось, что он слышит, как высоко над городом потрескивают на жаре камни цитадели.
У подножия старой крепости, на небольшой площади, можно было встретить одно-единственное исключение: десятка три бородатых мужчин в простой одежде и с тюрбанами на голове сидели, застыв на земле, словно каменные изваяния, в обычной для мусульман позе. Причиной их неподвижности было, однако, отнюдь не палящее солнце — жилистый низкорослый мужчина, стоявший перед ними, увлеченно рассказывал что-то, пуская в ход руки и ноги. Говорил он на испанском языке, вполне понятном слушателям, поскольку тогда, в 1579 году, Танжер входил в состав Португальской империи. Мужчина был одет в марокканскую джеллабу, подобие длинной туники, в бело-коричневую полоску, с капюшоном и рукавами средней длины. Однако он не был ни бербером, ни бедуином, как можно было заключить по чертам его лица. Кожа его была не темно-коричневой, как у сынов пустыни, а скорее оливковой. Высоколобый рассказчик близоруко щурился: бериллы, которые он носил на носу, похоже, не вполне подходили ему.
Такое приспособление с линзами слушатели никогда раньше не видели, и это несмотря на то, что жили они в портовом городе, открытом всему миру. Финикийцы, римляне, готы, вандалы, византийцы, арабы и еще с дюжину других народов в разное время населяли этот город, порой разрушая его, но каждый раз вновь восстанавливая. Жители Танжера оказались настолько жизнестойкими, что завоеватели и иные пришельцы вновь и вновь растворялись в плавильном котле местного этноса в этом совершенно особом месте, где Западный океан встречался со Средиземным морем, ислам сталкивался с христианством и открывались ворота в Африку.
Жилистый мужчина сделал паузу, поскольку, будучи хорошим оратором, прекрасно знал, что тем лишь придаст увлекательности повествованию.
— Плесни немного воды на тент над нами, Энано, — обратился он к карлику рядом с собой. — Иначе у нас мозги высохнут.
— Уи-уи, Магистр, — фальцетом пропел Коротышка рыбьим ротиком и взглянул наверх, где над головами слушателей был натянут большой кусок парусины. Подхватив ведро, он с обезьяньей ловкостью вскарабкался по опорам. Кое-где раздался смех. Малыш с клоками ярко-рыжих волос, в небесно-голубом детского размера костюмчике и горбом в форме бочонка походил на смесь гнома и шута, коими, собственно, и являлся. Добравшись до верхней точки, он постепенно вылил на парусину содержимое ведра. — Уй, косматый, рисуй картинки, вся тряпка намокла, — радостно выкрикнул он, нисколько не смущаясь, что мало кто понимает его речь, которую он то и дело пересыпал воровским жаргоном и одному ему понятными словечками.
Разлившись по всему навесу и тут же начав испаряться, вода принесла сидящим внизу некоторое облегчение. Жилистый мужчина по прозвищу Магистр, как и карлик, которого звали Энано — в переводе с испанского Коротышка, ходили раньше в открытое море, где и узнали этот способ справляться с жарой.
— Рассказывай дальше, Магистр! — потребовал сухой старик, отмахнувшись от пары особо назойливых мух.
— Да-да, рассказывай дальше! — послышалось со всех сторон. — Кто такая железная дева?
— «Железная дева»? — переспросил Магистр неожиданно глухим голосом. — Разве я вам еще не сказал?
— Нет.
Жилистый мужчина вытянул губы дудочкой и сделал таинственное лицо. Слушатели невольно подались вперед.
— Ну так знайте, «Железная дева» — это не человек и не зверь, потому что она не из плоти и крови. Она стоит глубоко в подвале темницы в Досвальдесе, провинциальном захолустье на севере Испании. Она стоит там с тех пор, как появились люди, и поговаривают, что она была уже и до того, как Господь Бог, или, чтобы вам было понятнее, Аллах милостивый, милосердный сотворил мир. Дьявол приходится ей одновременно и отцом, и сыном, и братом. Улыбка ее мертва, губы узки, как лезвие кинжала, а стальная одежда ниспадает до самой земли.
По рядам пробежал шепот. Мужчины сомкнули головы.
— Я видел ее в неверном свете факелов, друзья мои, и ее мертвая улыбка вдруг ожила. Я подошел ближе, намереваясь оглядеть ее со всех сторон, но молодой лорд удержал меня. «Не делай этого, у меня дурное предчувствие, — сказал он мне, — здесь что-то не так». Я оставил свою затею, и мы нашли книгу, в которой было сказано, что «Железную деву» еще называют «матерью, боль приносящей», или Madre dolorosa. Она оказалась потаенным орудием пыток! Я спросил лорда: «И как же действует эта „дама“? Есть ли что-нибудь об этом в книге?» И он прочел мне:
…затем осужденный грешник должен быть подведен с завязанными глазами к женоподобному приспособлению, после чего оно раздвинется, как ноги похотливой женщины, втянет его в себя и затем уничтожит.
— Спереди на ее накидке, там, где обычно бывают карманы на фартуке, находились две ручки, — продолжил Магистр, — мы хотели было уже потянуть за них, но тут услышали таинственный шорох, исходивший из нутра фигуры. Поколебавшись, мы все же рывком открыли ее слева и справа, и нашим глазам предстала такая картина!..
Рассказчик снова выдержал театральную паузу, тут же добившись ожидаемого эффекта.
— Ну? Что ты там увидел?
— Ну, говори же!
— Не томи!
— Так вот, друзья мои, женщина была пустотелой, а каждая пола ее накидки была изнутри усеяна множеством шипов и лезвий. Чтобы узнать, что все это значит, мы снова углубились в книгу. И прочли там:
…еретику предоставляется возможность сказать свое последнее слово, прежде чем Дева закроется и тысячекратно пронзит его. И перфорация подобного рода известна так же, как поцелуй Девы.
— Тем временем шум усилился, достигнув мощи водопада. «Думаю, я догадался, в чем причина, — сказал мой друг и товарищ по несчастью, — это река Пахо, текущая под нами. В книге сказано, что осужденный, искромсанный после смыкания накидки, падает вниз, в бурный поток, и его останки уносятся водой».
На что я ответил: «Если это так, где-то здесь должно быть устройство, приводящее в действие люк, или нечто подобное. Вероятнее всего, оно находится вне этого железного чудища». Я огляделся и в самом деле обнаружил деревянный рычаг, торчавший из каменной кладки возле «Железной девы». Я потянул за него, и пол под фигурой со страшным скрежетом сдвинулся в сторону. Вместе с молодым лордом мы подошли к краю образовавшегося отверстия и заглянули вниз, пытаясь хоть что-то разглядеть. Но там зияла лишь сплошная зловещая чернота.