Страница 8 из 51
Айриэл заглянул в глаза деве и сказал придворным:
— Всему виной их правители. Они убили Бейру и довели нас до такого состояния. Помните об этом, предлагая их слугам свое гостеприимство.
Глава 4
В салоне было пусто, когда Лесли туда вошла. Пусто и тихо. Молчал даже музыкальный центр.
— Это я! — объявила она.
Потом приблизилась к дверям кабинета Кролика, заглянула. И сразу увидела на стойке поднос, где рядом с одноразовой бритвой и еще какими-то инструментами лежал трафарет ее будущей татуировки.
— Пришла пораньше.
Кролик не ответил, только поднял на нее взгляд.
— Ты сказал, что можно сегодня начать. Сделать контур. — Лесли шагнула к стойке, не сводя глаз с трафарета.
Но прикасаться к нему не стала — из странного опасения, что он в ту же секунду исчезнет. Кролик наконец заговорил:
— Погоди, дверь запру.
Он вышел, и Лесли, борясь с желанием взять все-таки трафарет в руки, принялась обходить по кругу крохотную комнатку. Здесь было невероятно чисто, как и во всех остальных помещениях салона, и слабо пахло антисептиком. На стенах висели многочисленные афиши, рекламные анонсы — выцветшие, возвещавшие о давно прошедших событиях — и черно-белые фотографии в рамках.
Около них Лесли остановилась. И места незнакомые, и лица. Среди снимков оказались рисунки тушью, тоже в рамках, сделанные столь тонко и реалистично, что их вполне можно было принять за фотографии. С одного рисунка улыбалась компания явных головорезов в костюмах времен знаменитого гангстера Капоне.
Кролик вернулся, когда она всматривалась в лицо поразительно красивого мужчины, сидевшего в самом центре группы гангстеров. Хороши были все, но этот, небрежно прислонившийся к стволу старого кривого дерева, казался смутно знакомым. Он производил впечатление человека, наделенного властью, в отличие от прочих.
— Кто это? — спросила Лесли.
— Родственники, — кратко ответил Кролик.
На мужчине в центре был такой же черный костюм, как и на остальных. Но осанка и взгляд — оценивающий и надменный… От этого человека веяло большей опасностью, чем от его товарищей. Он внушал страх.
Кролик откашлялся.
— Иди сюда. Не там же мне с тобой работать.
Лесли заставила себя оторвать взгляд от рисунка. Глупо бояться — или вожделеть — того, кто давным-давно стал стариком или умер. Она подошла к Кролику, повернулась спиной и сняла блузку.
Он подсунул под лямки ее лифчика какие-то тряпочки.
— Чтобы не испачкать, — пояснил.
— Если даже чернила попадут, не страшно.
Лесли, скрестив руки на груди, застыла без движения. Как ни хотелось ей иметь татуировку, стоять перед ним в одном лифчике было неудобно.
— Уверена?
— Абсолютно. Выброшу без сожаления. У меня уже просто мания началась — эти глаза, крылья по ночам снятся.
Лесли покраснела. Как хорошо, что Кролик стоит сзади и не видит ее лица.
Он протер ей спину чем-то холодным.
— Что ж, значит, все правильно.
— Конечно.
Лесли невольно улыбнулась. Ничем его не прошибешь! Для Кролика любые странности в порядке вещей. Эта мысль помогла ей немного расслабиться.
— Не шевелись.
Он сбрил все едва заметные волоски на том месте, где предполагалось быть татуировке, и снова протер ее спину холодной жидкостью.
Потом отошел, и Лесли оглянулась на него через плечо. Кролик выбросил бритву в урну, взял с подноса трафарет. Встретился с ней глазами.
Взгляд его был серьезным.
— Повернись.
— А где Эни?
Редко случалось, чтобы Лесли заглянула в салон, а Эни тут же не прибежала бы вместе с Тиш. У нее словно имелось какое-то загадочное устройство, позволяющее выслеживать людей.
— Отдыхает.
Кролик взял ее за бедра, слегка подвинул. Потом прыснул чем-то на спину чуть ниже плеч, между лопаток.
«Как раз там растут настоящие крылья», — подумала Лесли.
Ощутив прикосновение бумаги к телу, она закрыла глаза. В этом было что-то возбуждающее.
Кролик убрал трафарет.
— Посмотри, я правильно наметил место?
Лесли подошла к настенному зеркалу, еле сдерживаясь, чтобы не бежать. Поймала при помощи ручного зеркальца отражение, увидела его — чернильный отпечаток на коже, свою совершенную татуировку — и улыбнулась так широко, что заболели щеки.
— Да. Господи, да!
Кролик указал на стул:
— Садись.
Присев на краешек, она внимательно следила за тем, как Кролик неторопливо натягивает резиновые перчатки, вскрывает упаковку со стерильным шприцем, набирает в него какое-то прозрачное, тягучее масло из пузырька, затем откладывает шприц на поднос. Достает несколько скляночек, ставит их туда же. Наливает в них чернила.
Сто раз она это видела — ничего особенного. И все же не могла взгляда оторвать.
Кролик работал молча, словно ее здесь и не было. Вскрыл еще одну упаковку и вынул иглу. Она только выглядела простой иглой, но на ее конце, вспомнила Лесли, много раз слушавшая объяснения Кролика, имелось несколько отдельных иголочек.
И они сейчас коснутся ее тела.
Кролик вставил иглу в машинку. Раздался чуть слышный щелчок. Лесли затаила дыхание, а потом торопливо выдохнула. Кролик не позволит, конечно, а так хотелось бы подержать машинку, потрогать незамысловатые с виду катушки, провести пальцем по изогнутой металлической полоске… Просить об этом смысла не было, и она просто смотрела, как он готовит инструмент к работе.
Эта штука походила на маленькую примитивную швейную машинку. И при мысли о том, что Кролик «вышьет» прекрасный узор на ее теле, Лесли затрепетала. В самой процедуре было нечто первобытное, глубоко ее трогавшее, рождавшее ощущение, что она изменится — навсегда. Именно этого Лесли и хотела.
— Поворачивайся, — сказал Кролик, и Лесли послушно повернулась спиной. Он что-то размазал по ее спине затянутым в латекс пальцем. — Готова?
— Угу.
Она чуть напряглась в ожидании боли, но не страшась ее. Некоторые знакомые уверяли, будто эту боль терпеть невозможно. Другие говорили, что ничего не чувствовали.
«Все будет прекрасно», — сказала себе Лесли.
Первое прикосновение иголок, заставившее ее вздрогнуть, действительно не было болезненным. Скорее щекотным. Ужасным это уж точно не назовешь.
— Терпимо? — спросил Кролик, приостановившись.
— Угу, — снова промычала она, не в силах больше ничего сказать.
После паузы, показавшейся ей такой длинной, что впору было молить Кролика продолжать, машинка вновь коснулась ее тела.
Выводя контуры татуировки, Кролик притих. Лесли закрыла глаза и сосредоточилась на жужжании машинки. Оно время от времени прерывалось, потом возобновлялось. Лесли не видела, но знала, что в эти промежутки Кролик окунает кончик иглы в склянки с чернилами, — она часто наблюдала за его работой. Так школьник макает перо в чернильницу.
Ее спина для него — живой, дышащий холст. Потрясающее ощущение. Жужжание машинки — единственный звук. Больше чем звук. Вибрация, проникающая от поверхности кожи до самых костей.
— Я могла бы сидеть так вечность, — тихо сказала она, не открывая глаз.
В ответ послышался зловещий смех.
Лесли широко открыла глаза.
— Кто здесь?
— Никого. Приснилось, наверное. Ты же работаешь по вечерам после школы? Устала, вот и задремала.
Лесли оглянулась. Кролик наклонил голову набок — точь-в-точь как собака, услышавшая незнакомый звук. Так же наклоняли голову его сестры.
— Ты хочешь сказать, что я заснула, пока ты работал? — Она нахмурилась.
— Почему бы и нет?
Пожав плечами, он взял с подноса флакон коричневого стекла. Не похожий на другие чернильные флаконы. На ярлыке было что-то написано незнакомыми буквами.
Когда Кролик откупорил его, Лесли показалось, что изнутри выскользнули крохотные тени.
Странно. Она сморгнула, еще раз взглянула на флакон. Пробормотала:
— Да, я и впрямь устала.
Он плеснул чернил в отдельную склянку, держа флакон так, чтобы тот со склянкой не соприкоснулся. Потом закрыл его и сменил перчатки.