Двойной кошмар

   - Это лабиринт, что ли? - тихо спросил Рэм. Голос его прозвучал гулко, отразившись в невидимых нишах.

   - Молчи, - отозвался Ястреб. - Это священное место.

   - Ага, - пробормотал себе под нос Рэм. - С Минотавром. Ему ещё детей скармливали.

   - Каким Минотавром? - спросил Ястреб. - Тем, что был отцом бабушки нашей царицы, или тем, который разбил аборигенов в прошлом году?

   - Мать твоя царица, - парень споткнулся на ровном месте, и машинально ухватился за стену. Руку обожгло холодом. - Как это в прошлом году?

   - Минотавр никогда не ел детей, - строго сказал Ястреб. Он остановился, и Рэм наткнулся на него в темноте. - Он приносил их в жертву.

   Жёсткая рука советника нашарила плечо Рэма и сжала его:

   - Мы пришли. Молчи, и делай то, что тебе скажут, мальчик. Сейчас ты увидишь своего хозяина.

   Глава 25

   Ястреб потянул пленника за собой. Они повернули вправо, и в раме кромешной тьмы засиял огненный овал. Свет мигал и переливался всеми оттёнками пламени. Рэм заморгал, ослеплённый внезапным блеском, но царский советник не дал ему времени, чтобы протереть глаза, и потащил вперёд.

   Прозревший после непроглядной тьмы коридора Рэм увидел, что Ястреб идёт с закрытыми глазами. Очевидно, путь в каменном лабиринте был знаком советнику до мелочей.

   Вблизи пятно приобрело форму арки - это был сводчатый проём в стене. Они шагнули, пригнувшись под низким сводом, и очутились в просторном зале. Стены зала терялись в темноте, ярко освещён был только участок напротив входа. Посверкивали огоньками крапинки слюды в каменных плитах пола, блестел, как облитый маслом, прямоугольник алтаря.

   Алтарная плита, уложенная на поперечины гранёных столбиков высотой до пояса среднего человека, была пуста. Столбики восьмиугольной формы слегка утолщались в середине, что создавало эффект напрягшейся от тяжести руки. По сторонам плиты возвышались металлические стойки, напомнившие Рэму вешалки для шляп. Витой металл стержня завершался коническими чашами - одной посередине, и несколькими поменьше, по краям.

   В каждой чаше горел фитиль, пропитанный маслом. Трепещущий свет огоньков отражался в полированном металле.

   Ястреб остановился, не дойдя нескольких шагов до алтаря. Отпустил плечо Рэма и склонил голову:

   - Господин.

   Что-то прошелестело. Позади алтаря шевельнулась тень. Качнулись огоньки в светильниках, и тень увеличилась, распластавшись по полу диковинной птицей.

   - С чем ты пришёл ко мне, Ястреб? - спросил хрипловатый, низкий голос.

   Рэм, который не собирался кланяться, увидел, как из полумрака выступил силуэт крылатого существа. Странная фигура подступила ближе, качнулась вперёд, взмахнула крыльями. В сиянии масляных ламп она казалась снежно-белой, в глубоких складках её одежд багровела тьма, и Рэм вдруг понял, что это просто человек, закутанный в белый плащ. Руки человека были воздеты вверх и в стороны, а красные полосы на ткани рукавов-крыльев казались маховыми перьями большой хищной птицы.

   - Ваш венценосный брат прислал ответ, господин, - ответил Ястреб.

   - Говори.

   - Мне велели передать вам этого юношу, - советник указал на стоящего рядом Рэма. - Вот он.

   Человек в белом одеянии двинулся вокруг алтаря. Длинный плащ скрадывал движения, и казалось, что тот плывёт над полом.

   - Всего один мальчик? - человек откинул капюшон, и Рэм увидел лицо старика. Узкие, в складках тяжёлых век, глаза смотрели рассеянно, словно человек плохо видел. - Это всё, что мой брат пожелал мне дать?

   - Ваш брат сказал, что этот мальчик стоит стада овец.

   - Ты верный раб своего господина, Ястреб, - человек в плаще посмотрел на Рэма. - Подойди ко мне, юноша.

   Рэм шагнул вперёд. Фитили в полированных светильниках еле слышно потрескивали. Тёплый воздух дрожал над алтарём, оранжевый свет переливался вслед колыханиям воздуха, и каменная плита казалась живой. Душный запах ароматических масел щекотал горло и оседал на языке приторно-горькой плёнкой.

   Теперь алтарь стал виден во всех подробностях. Плита, уложенная на гранёные столбики, не была идеально гладкой. Посередине и ближе к краю её покрывали царапины разной длины, а по периметру плиту обегала глубокая канавка. Канавка прерывалась с одного угла, и хвостик её сбегал вниз, где в полу чернела дыра, очевидно, сток для жидкости.

   - Посмотри на меня, юноша, - глухо сказал человек-птица.

   Рэм оторвал взгляд от канавки. Такая же штука, только в десятки раз меньше имелась на кухне его матери. Или то была мать Ромки? Разделочная доска с точно такой же канавкой по краю. Даже царапины, вроде тех, от кухонного ножа, которым мать резала кур, исчертили гладкую каменную поверхность.

   Он поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от шрамов на камне, и увидел то, что до этого скрывалось в тени: из стены позади алтаря торчали штыри, расположенные через равные промежутки. Некоторые были пусты, а на трёх, прямо над головой старика в плаще, висели страшно оскаленные маски. Лица людей, с разинутыми или скорбно сжатыми ртами. Клочьями нечёсаной пакли вокруг застывших в вечной гримасе масок топорщились волосы.

   - Кто это? - едва выговорил Рэм. Вместо голоса из перехваченного горла вырвалось воронье карканье, но старик его понял.

   - Это жертвы. Добыча бога.

   - Вы приносите богу добычу? Как охотничий пёс?

   Человек в белом плаще обернулся и посмотрел на стену, где висели маски:

   - Я всего лишь его служитель. Боги сами выбирают свою добычу.

   - Они сам вам об этом сказал? - зло спросил Рэм. В аромате медленно горящего в фитилях масла он чувствовал теперь сладкий запах разложения.

   - Бог говорит со мной, - старик шагнул вплотную и заглянул в глаза пленнику. - Он приходит ко мне ночью и говорит странные вещи. Тогда я просыпаюсь, и начинаю гадать, что это значит.

   Он указал на сморщенные головы:

   - Иногда без гадания на внутренностях не обойтись. Если сон сулит войну или смерть, я должен прибегнуть к высшей жертве.

   Рэм теперь видел глаза старика так близко, что его отражение в расширенных зрачках стало чётким, как на картинке. Должно быть, дед давно свихнулся в своём лабиринте, среди отрезанных голов и дымящих масляных ламп. Что он туда подмешивает?

   - Вы и мне собираетесь выпустить кишки? - голова от аромата масляных ламп стала пустой и звонкой. Каждое слово эхом отдавалось в ушах.

   - Не знаю, - жрец неведомого бога моргнул, склонил голову набок, разглядывая пленника. - Я ещё не решил.

   - Ага, вскрытие покажет, - проворчал Рэм. - И молодая не узнает, какой танкиста был конец. Эх, мать моя женщина...

   - Какая мать? - растерянно спросил старик. - Что ты говоришь, мальчик? Твои слова мне непонятны.

   - Это слова бога, - злорадно сообщил Рэм. - Их без жертвы не понять.

   - С тобой говорит бог? - жрец отшатнулся.

   - Если любопытно, можешь выпустить мне кишки на алтаре, - хмыкнул Рэм.

   Страх куда-то ушёл, в опустевшей голове стоял лёгкий звон. Рэм подвигал плечами. Тело казалось невесомым, как во сне. Сейчас он мог бы взять меч у стоящего рядом Ястреба так же легко, как отобрать конфету у ребёнка.

   - Но тогда я уже ничего не смогу тебе рассказать. О моей матери, о боге, который нас сюда послал. Эх, и как далеко послал-то...

   Рэм опять ухмыльнулся. Зрение странно расширилось, и сейчас он видел весь зал целиком. От ярко освещённого алтаря до укрытых во тьме углов, где притаились мохнатые пауки. Фигуры жреца в белом плаще и замершего сзади и чуть сбоку Ястреба отдалились, и Рэм наблюдал их со стороны, словно парил над ними в воздухе.

   - Говори, - потребовал жрец. - Расскажи мне о твоём боге.

   Рука его нырнула в складки широкого плаща и вернулась со странно изогнутым жезлом. Это была изогнутая буквой "S" палка толщиной в запястье ребёнка. На одном, вытянутом конце буквы блестел металл наконечника, заострённого до игольной остроты. Металл иглы серебристо блестел, и видно было, что его часто и тщательно полировали.