Страница 36 из 64
Время шло, и «переменилась власть: была твердая, с матерком, пришла помягче, с ветерком. Как ветром выдуло амбары и склады, сено тоже куда-то унесло со скотного двора, из-за чего пришлось порезать скотину и распродать…» В новые времена Колына уже не молод, «перестал бриться, сронил с темени докучливые волосы, о чем выразился с усмешкой: „Мыслями открылся космосу!“, по-стариковски заморщинился, и только прежними остались так и не отцветшие, вглядчивые глаза мелкой родниковой воды, проблескивающей над желтоватым донным песком». Но, как и всегда, он «томим хронической невостребованностью».
Уже из цитированного можно почувствовать и высокое словесное мастерство Е. Носова, и присущее ему мастерство психологической лепки характера. Иной вопрос, что это за характер. Колына, как говорится в рассказе, «родился крестьянским сыном, но сам крестьянином не стал». Ему всегда хотелось чего-то другого, и писатель несколько раз показывает, как жизнь грубо ломала его очередные планы. Правда, планы вроде «дальних странствий» и строительства перископа для деревенской избы по большому счету все-таки курьезны. Это запоздалые игры сначала взрослого, а затем и немолодого человека. Оригинал Колына добр, но инфантилен и совершенно не приспособлен к каким-то серьезным мужским делам, к неброскому повседневному труду, крестьянскому ли, городскому ли, а уж дела общественные, беды державы вообще за пределами его кругозора (из сюжета следует именно это). Или, понимай, неразличимо мелки в масштабах его души – герой-то открыт, как сказано, космосу! Во всяком случае Колына, что называется, социально индифферентен. Попробуйте вообразить его в беловской деревне из «Лейкоза»! Среди крестьян, оглушенных общей трагедией, он будет занят собой и очередными планами по строительству ветряной мельницы у себя во дворе, изготовлению двенадцатиголосых «кугикалок» (некий музыкальный инструмент, имеющий, надо надеяться, общепонятное русское название, а не только это местноэкзотическое, которое несколько раз повторяется в рассказе) или по спасению муравья. Кстати, алюминиевое солнце, давшее название рассказу, «блескучей серебрянкой» намалевано Колыней «вокруг слухового окошка». Все это трогательно, даже умилительно, но, похоже, Колына, о котором рассказано прекрасным носовским языком, поселен писателем в какой-то другой России – не в той, в которой пропадают беловские крестьяне, распутинские сибиряки и даже старухи из «Желябугских Выселок» Солженицына. Похоже, его мир – мир философски иной: небо и солнце, макрокосм и микрокосм, космос и муравей (впрочем, такие «экзистенциальные» эмпиреи, в которые объективно вытачкивает героя из его реальной деревенской избы густо замешенная символика рассказа, вряд ли предусмотрены автором)… Спасая выхоженного муравья, Колына и погибает, погибает неожиданно и нелепо, избитый в пригородном березнячке компанией пьяных подростков.
Е. Носов знает о своей писательской наблюдательности, и не раз обстоятельно демонстрирует ее в рассказе, «притормаживая» действие, чтобы описать, например, как надлежит пилить двуручной пилой сосновый кругляш-«двухметровку» да какие «косые задиры» остаются на коре, если вести пилу не прямо, так что зубья выскакивают из запила; как истопить печь сырыми дровами; как ловятся на дрова багром с мыса разные плывущие по реке во время ледохода деревянные части, бревна и тесины, и т. п. Эти конкретные бытовые детали часто хороши для романа (их, кстати, умеют писать далеко не все, а Е. Носов умеет), но в небольшом произведении они способны «перетягивать» на себя повествование, излишне выделяться. Впрочем, может быть, автором так и задумано – но тогда приходится констатировать, что повествование получилось орнаментально-этнографическим как по языку, так и в части сюжетоизложения, и возникает вопрос, каковы же функьщи этой орнаментальности. Кажется все-таки, что писателю в «Алюминиевом солнце» помимо иного просто хочется проявить перед читателем разнообразие своих профессиональных умений. Погляди, мол, каков язык, каков глаз, каково знание быта… Впрочем, желание объяснимое, да и показать есть что.
Ну что же, прочитавший убеждается: Е. Носов, один из выдающихся прозаиков 80-х годов и в конце XX века работает в своей излюбленной манере, его голос по-прежнему силен и богат интонациями. В начале 2000 года отпраздновавший свое семидесятипятилетие писатель выступил с новым рассказом «Памятная медаль» – теперь на тему из Великой Отечественной (Москва. – 2000. – № 1).
Фазиль Искандер опубликовал в последние годы ряд интересных рассказов («Жил старик со своею старушкой», «Мальчик и война», «Авторитет» и др.).
Искандер Фазиль Абдулович (род. в 1929 г.) – прозаик, поэт, автор книг «Тринадцатый подвиг Геракла» (1966), «Сандро из Чегема» (1977), «Защита Чика» (1983), «Кролики и удавы» (1988), «Человек и его окрестности. Роман» (1993), «Софичка. Повести и рассказы» (1997) и др. Живет в Москве.
В первом из них сюжет анекдотического типа, и произведение выполнено в обычной для автора манере. Умер старик, но явился на четвертую ночь своей старухе во сне и якобы сказал: «Пришли, ради Бога, мои костыли. Никак без них не могу добраться до рая». А переслать их он велел «через человека, который первым умрет в нашей деревне». Старушка нашла такого умирающего старика и стала его уговаривать взять с собой эти костыли на тот свет, но старик начал хитрить и с различными тонкими кавказскими прибаутками уклоняться от навязываемой ему миссии. Когда старуха ушла ни с чем, «тот умиравший старик после ее посещения стал с необыкновенным и даже неприличным для старика проворством выздоравливать. Очень уж ему не хотелось брать в гроб чужие костыли».
Рассказ «Авторитет» уже связан с реалиями городской жизни 90-х годов. Главный его герой – немолодой физик Георгий Андреевич, младший двенадцатилетний сын которого огорчает отца тем, что совершенно не любит читать. Это реальная беда многих детей 90-х, как никогда ранее тянущихся к телевизионным зрелищам и компьютерным играм – в ущерб культуре слова и словесному искусству, литературе. Кроме того, сын стал обескураживать отца некоторыми дикими с его точки зрения вопросами. Например:
«– Папа, почему мы такие нищие?
Вопросу сына он поразился как грому среди ясного неба.
– Какие мы нищие! – воскликнул он, не в силах сдержать раздражения. – Мы живем на уровне хорошей интеллигентной семьи!
Так оно и было на самом деле. Денег, по мнению отца, вполне хватало на жизнь, хотя, конечно, жизнь достаточно скромную. Но в школе у сына внезапно появилось много богатых друзей, которые хвастались своей модной одеждой, новейшей западной аппаратурой да и не по возрасту разбрасывались деньгами. И это шестиклассники!
Напрасно Георгий Андреевич объяснял сыну, что отцы этих детей скорее всего жулики, которые воспользовались темной экономической ситуацией в стране и нажились бесчестным путем. Он чувствовал, что слова его падают в пустоту».
«Он сам стал читать сыну», – говорит писатель, и прочел ему несколько пушкинских повестей, а также «Хаджи-Мурата». Однако настоящая литература явно оставляет мальчика равнодушным, хотя отец видит, что у того на глазах слезы, когда он смотрит по телевизору пошлую мелодраму. В рассказе герой решает проблему так, как она решается, к сожалению, только в литературе, не в жизни. Он ставит условие: ты будешь читать, если я у тебя выиграю в бадминтон, – и выигрывает у мальчишки, хотя не без труда.
«– Завтра я выиграю всухую, – сказал сын с вызовом, приходя в себя.
– Посмотрим, – ответил отец, – но сегодня ты два часа почитаешь.
– А что читать? – спросил сын.
– „Двенадцать стульев“ и „Золотой теленок“, – ответил отец, – начнем с этого. Ты ведь любишь юмор.
– Я эти фильмы двадцать раз смотрел по телевизору, – ответил сын.
– Это не фильмы, а книги прежде всего, – пояснил отец.
– Хорошо, – согласился сын, – но завтра я тебя разгромлю.
Это прозвучало как тайная угроза бойкота чтению».