Предел терпения

- Ты сам выбрал свою судьбу, - сказал я, с брезгливостью смотря на трясущееся тело. - Ты знал, кто я, знал, из-за чего разгорелась эта война и всё равно рискнул унизить человека, которого никому не позволено трогать. Да, ты рискнул и проиграл. Пришло время платить по счетам.

- Идя сюда, я думал, как с тобой поступить, - продолжил я. - Пока по дороге мне не встретился магазин кухонных принадлежностей. В нём я приобрёл вот это.

Я достал из пакета молоток для отбивания мяса и продемонстрировал посеревшему журналисту. Жестоко, даже чрезмерно, но я должен это сделать - научить одного, чтобы остальным даже в голову не пришло повторить его трюк.

- Насколько я мог заметить, ты печатаешь всеми десятью пальцами. Придётся с ними расстаться.

С этими словами я поднял молоток и что было силы отпустил его на указательный палец левой руки. Ноготь сорвало, брызнула кровь. Даже сквозь закрывающий рот скотч был слышен стон. Больно тебе? Ничего, мне было ещё больнее, когда я прочитал твою писанину. Ещё один удар, на этот раз по среднему. Писака потерял сознание. Ничего страшного, время терпит. Подожду.

Это продолжалось несколько часов. Я методично дробил палец за пальцем, журналист периодически терял сознание. Когда, наконец, закончил, за окном уже стемнело. Что поделаешь, поздняя осень, ночь приходит рано. Бросив прощальный взгляд на безвольно распластавшуюся в кресле тушу и направился к выходу. Уже на пороге меня привлёк раздавшиеся за спиной душераздирающие крики и шипение. Обернувшись, я увидел как кошки, бросаясь друг на друга, слизывают капающую на пол кровь хозяина. Я же говорил - твари!

На улице я достал из кармана одноразовый телефон и набрал номер главного редактора.

- Алло?

- Ты получил статью? - без предисловий спросил я.

- Кто говорит?

- Пьеро. Повторяю вопрос, ты получил статью?

- Да. А откуда вам про неё стало известно?

- Чтобы она была напечатана в завтрашнем номере, понял?! - игнорируя вопрос, прорычал я. - И не дай тебе бог поменять в ней хоть одно слово - я приду за тобой. А чем заканчиваются мои визиты, можешь поинтересоваться у своего писаки. Когда, и если, он придёт в себя, - закончил я и нажал на сброс.

Дождёмся завтрашней газеты, а там посмотрим, насколько я действительно внушаю ужас. Надеюсь, что именно настолько, насколько думаю. И, насвистывая весёлый мотивчик, направился прочь. Думаю, Жанка и Пашка, затарившись покупками, уже давно ждут меня.

Глава двенадцатая.

- И что ты там натворил? - голос Яра звучал спокойно, но вот в глазах плескалось бешенство.

- Наказал ублюдка! - ответил я. - Или ты считаешь, что мне стоило всё спустить на тормозах? Дать козлу возможность поливать грязью ту, которая...

Закончить фразу не смог - спазм сжал горло тисками. Ненавижу! Я вновь ненавижу. Если прекращал когда-нибудь. В чём начинаю сомневаться. Злоба не уходила никуда: она лишь затаилась на время, вырвавшись наружу при первой возможности. И так, наверно, будет всегда. Ненависть останется со мной, укрывшись где-то глубоко внутри, и периодически будет напоминать о себе приступами неконтролируемой жестокости. Почти так же, как в случае с журналистом. Почти, но не совсем. С писакой я поступил правильно, даже несмотря на жестокость. И сколько бы Ярослав не сверкал глазами, моё мнение останется неизменным.

- Ты считаешь это наказанием? - Корнет рявкнул так, что над опушкой с противными криками поднялось чернильно-чёрное вороньё. - Это поступок маньяка, которому нет оправдания! Господи, если бы я только знал, что ты затеял...

- Что бы ты сделал? Остановил меня? Интересно, как?

- Поверь, нашлись бы способы.

Способы? Вот оно, значит, как? Мне теперь что, без разрешения и воздух испортить нельзя? Значит я теперь подневольный? Дыши так, ходи этак? Не слишком ли многого от меня требуют?

Яр по-прежнему смотрел на меня с негодованием, я ответил ему непокорностью. Игра в гляделки продолжалась ещё некоторое время и, зная взрывной характер моего друга, было невозможно предугадать, к чему бы она привела, если бы не Жанка. Появившись на крыльце, она бросила на нас обеспокоенный взгляд и с дрожью в голосе произнесла:

- Андрюша, зайди, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

Бросив нечто вроде: "Продолжим позже", я развернулся на каблуках и вошёл в дом. Девушка сидела на кровати, голова её была низко опущена, плечи слегка подрагивали. Плачет. Вновь. Неужели я опять стал причиной? Ну откуда во мне эта тяга: причинять боль близким людям? Откуда? Может я проклят и окружающие меня обречены страдать, пока я рядом?

- Что случилось, маленькая моя девочка? - спросил я, замерев на пороге. - Откуда слёзы?

- Я беременна, - еле слышно прошептала Жанна и зарыдала в голос.

Что? Что она сказала?! Я стоял, не в силах выдавить из себя ни слова. Дыхание перехватило, словно кулак боксёра-тяжеловеса врезался мне в живот. Что я почувствовал в тот момент? Не знаю. Определённо сказать нельзя. Это был целый клубок эмоций, сплетённый похлеще змеиного. И радость, и счастье, и гордость, и недоверие, и страх. Да, именно страх. За ребёнка. Что будет с ним, как его растить беглецам?

Жанна бросила на меня взгляд своих карих глаз, в котором было столько любви, нежности и веры, что я понял: возврата к прошлому нет. Ни к тому, когда я был счастлив, и, безусловно, к тому, когда я был зверем. Все, хватит! Бездумной мести должен быть положен конец. Мести, но не справедливости. Война продолжится, это разумеется, она началась задолго до смерти моей жены. И я приму в ней самое непосредственное участие. Потому, что могу, потому, что должен. Нет, не так - обязан, прежде всего, самому себе. Пришла пора зажить, наконец, полной жизнью, в которой есть место всему: и любви, и дружбе, и борьбе. Хватит уже возводить вокруг себя стену из ненависти, точнее, пора её разрушить, и не медленно, кирпичик за кирпичиком, а сразу, одним мощным ударом.

Помогите мне, друзья и любимая женщина! Дайте сил, чтобы выбраться из этого омута, в который я сам себя загнал, в котором едва не утонул. Мне не справиться без вашей помощи. Я слишком слаб для этого.

Я подошёл к сидящей на кровати Жанне, опустился перед ней на колени и уткнулся лицом в живот, в котором дала первые, ещё робкие ростки, новая жизнь. Впервые за долгое время горло сдавило от слёз - слёз счастья, а не боли. Ладони любимой обхватили мой затылок, прижали, но не слишком сильно, пальцы зарылись в волосы, награждая забытой лаской. И слезы все-таки пролились, но то были очищающие слезы, вымывающие грязь из почерневшей, обугленной души. А Жанна, сильная женщина, продолжала гладить мои волосы, не утешая, нет, помогая вернуть человеческий облик.

Маленькая девочка, совсем ребёнок, внезапно оказалась намного сильнее взрослого, прошедшего несколько кругов ада, мужика. Всё это время я оставался жив только благодаря ей, я дышал, чувствовал, даже не замечая этого. И ни разу, НИ РАЗУ, не поблагодарил её за это. А она верила в меня, терпела мою озлобленность, мою ненависть, мою безумную жажду мести, ни на секунду не усомнившись во мне. Я настолько погрузился в себя, в свою цель, что перестал замечать происходящее вокруг, не обращал внимания на того единственного человека, которая ненавязчиво вытягивала меня вверх, к свету, тратя на это чудовищные усилия. Скотина неблагодарная, сволочь! Как был эгоистом, так им и остался.

- Жанка, девочка моя, - шепчу я. - Прости меня. В последний раз прости. Знаю, что не заслуживаю этого, но...

Я замолчал, спазм сжал моё горло, не давая вырваться ни звуку. Молчала и она, но её пальцы, налившиеся силой и нежностью, её прерывистое дыхание говорили яснее всяких слов. Чистая душа, она даже не понимала, за что я прошу прощения, не замечала, что спасая меня, жертвует собой, своей жизнью, которая могла сложиться совершенно по-другому. Зная, что я не остановлюсь, продолжу эту войну, Жанна рискнула сохранить ту маленькую, ещё незаметную частичку меня, поселившуюся под её сердцем, тем самым бросив мне спасательный круг.