Страница 9 из 26
Пишу Вам, чтобы просить Вас никому не показывать тот листок бумаги, который я Вам передала у Али ( имеется в виду Александра Пистолькорс, сестра Анны Вырубовой – В.Х. ). Ваш новый знакомый [Г.Е. Распутин] был сегодня у нас и просил об этом, да и я нахожу, чем меньше будет разговоров о нем – тем лучше. Я бы очень хотела знать Ваше мнение о нем, думаю, что Вы не могли вынести особенно хорошего впечатления, для этого надо иметь совсем особенное настроение и тогда привыкаешь иначе относиться к его словам, которые всегда подразумевают что-нибудь духовное. А не относятся к нашей обыденной жизни.
Если Вы это поняли, то я страшно рада, что Вы его видели и верю в то, что это Вам было хорошо для Вашей жизни, только не браните его, а если он Вам неприятен – постарайтесь забыть.
Мы уезжаем завтра, пробудем понедельник и вторник в Москве, – если бы Вы зашли в Националь, то бы на прощание немного больше поговорили, чем тогда у Али! А если Вы, как всегда, спешите, то мысленно шлю Вам лучшие пожелания и очень прошу во время путешествия прислать хотя бы cartes postales [почтовые открытки (фр.)], только такие, которые бы доходили, а то теперь мне из деревни все письма переслали, а Вашего нет!
Неужели Вы, чтобы доставить удовольствие, говорите неправду!!! Постарайтесь зайти, теперь долго не увидимся.
Христос с Вами.
Мария Головина .
Не забудьте: Рязанско-Уральская ж.д., ст. Лутошкино» [40] .
Из содержания этого письма можно предположить, что Феликс Юсупов познакомился с Григорием Распутиным в 1910 г., а не годом ранее, как он утверждает в своих воспоминаниях.
Здесь уместно упомянуть о характеристике простого мужика из Тобольской губернии, данной петербургским журналистом и издателем газеты «Дым Отечества», банкиром А.Ф. Филипповым: «Несомненно, что у Распутина повышенная чуткость и культура доброго старого времени, которое давало нам крестьянина, по тонкости восприятий равного барам, иначе этот полуграмотный мужик давно оттолкнул бы от себя представителей высшей аристократии, которых не часто приходится встречать» [41] .
По письмам Марии Головиной видно, что Феликс проявлял интерес к личности Г.Е. Распутина. Вот, например, ее письмо от 1 (14) февраля 1912 г., в котором она сообщала Феликсу следующие сведения:
«Милый Феликс Феликсович!
Ваша телеграмма очень меня тронула, это хорошо, что Вы захотели узнать правду и не удовольствовались теми сведениями, которыми полны газеты. Из них Вы, вероятно, знаете главные факты, что в Думе был сделан запрос, почему о нем ( имеется в виду Г.Е. Распутин – В.Х. ) запрещено писать, что епископ Гермоген ( имеется в виду Гермоген, епископ Саратовский, выступивший на зимней сессии Синода 1911–1912 гг. с разоблачением Григория Распутина – В.Х. ), бывший его другом пока добивался повышения, теперь считает его виновником своего падения и поднимает против него всех своих друзей, которых у него вдруг оказалось очень много, а с другой стороны, хотят сделать скандал, чтобы нанести удар там, где его любят и ценят. Вот это, я думаю, главная причина шума, поднятого против него. Направлен он совсем в другое место, и им пользуются как орудием, чтобы сделать больно его друзьям ( имеется в виду царская чета – В.Х. ) и отнять, если возможно, даже это утешение! Сколько злобы у людей, и главное зависти! Как все прекрасное и светлое стремятся уничтожить и загрязнить. Конечно, и на него ополчились из зависти, он несет свой крест и переживает страдания за Христа. Если бы Вы видели, как он далек от всего, что вокруг него происходит, – он находится совсем в другой области, в области духа и далек от наших пониманий и страстей, а мы все судим по-своему, и так сами погружены в грех и соблазн, что не можем понять истинную чистоту, которую он проповедует и проводит в жизнь. Ведь грех не имел бы власти над людьми, если бы они были сильнее его, и в каком бы веке ни появлялись люди, открывающие другую жизнь, их всегда будут преследовать и гнать, как преследовали всех, кто шел по стопам Христа.
Вы слишком мало его знаете и видели, чтобы понять его личность и ту силу, которая им руководит, но я его знаю теперь два года и уверена, что он несет крест Божий и страдает за истину, которая нам непонятна и, если Вы немножко знакомы с оккультизмом, то знаете, что все великое скрывается под известной оболочкой, которая для профанов закрывает путь к истине. Помните слова – “Войдите тесными вратами”, но этого мало кто понимает, предпочитая, как он говорит, “неприкосновенное древо” фарисейской добродетели, по-моему, часто граничащей с жестокостью, истинной христианской любви!
Вот все, что я могу Вам о нем сказать, если Вас что-нибудь особенно интересует, то напишите, я всегда с удовольствием Вам напишу. Пока он еще здесь и хочет с нами говорить на первой неделе поста, а затем уезжает, надолго ли, не знаю, и приедет ли, когда Вы тут будете, тоже не знаю.
Напишите все, что Вы об этом думаете, я очень дорожу Вашим мнением и хочу чувствовать Вас со мной, только будьте откровенны, потому что я люблю Вас сердечной, чистой и ясной любовью, которая сохранится до гроба и, надеюсь, что никакие людские каверзы не изменят нашей дружбы, а другу надо все говорить, не боясь его обидеть, потому что любовь должна все перенести! 5-го/ 18 праздник той иконы, которую я Вам дала, помолитесь, чтобы она Вас спасла!
И вообще напишите, до свидания.Мария Головина » [42] .
В 1908–1909 гг. Феликс Юсупов по некоторым сведениям несколько раз встречался с Царской семьей. Императору Николаю II, а еще более Александре Федоровне не нравились сомнительные увлечения Феликса, но сказать об этом прямо ему в глаза не позволяли ни этикет, ни тогдашние принятые приличия [43] . Поэтому Государыня, по свидетельству мемуаров Феликса-младшего, строго сделала ему замечание:
«Всякий уважающий себя мужчина, – сказала она мне однажды, – должен быть военным или придворным» [44] .
На что Феликс рискнул возразить:
– Военным быть не могу, потому что война мне отвратительна, а в придворные не гожусь, потому что люблю независимость и говорю то, что думаю. Я вижу свое призвание в разумном управлении имениями и многочисленными землями, заводами. Правильное управление всем – тоже своего рода служба Отечеству. А служу Отечеству – служу Царю!
Лицо царицы покрылось большими красными пятнами.
– А Царь и есть Отечество! – вскричала она.
В этот момент вошел Николай II, и Александра Федоровна заявила ему:
– Феликс – законченный революционер!
В своих многочисленных переиздаваемых воспоминаниях князь Ф.Ф. Юсупов младший писал: «Государь ничего не ответил, да и сама императрица не могла не признать, что кому как не ей знать, что не все мужчины созданы для государственной службы». Даже в этих много раз пересказанных на разный лад вариантах воспоминаний он не удержался и бросил «камень в чужой огород», намекая эзоповым языком на якобы несостоятельность Государя в управлении державой. Правда, при цитировании воспоминаний некоторые издатели, историки и писатели порой искажают его подлинный текст и, очень греша перед историей, вносят в него свой произвольный смысл.
По большому счету Феликс-младший относился к категории так называемой золотой молодежи, т. е. к прожигателям бессмысленно, в свое удовольствие жизни. Его мамаша старалась всячески позитивно повлиять на младшего сына, и часто в ее письмах встречаются строки: «Не играй в карты», «Ограничь веселое времяпрепровождение», «Работай мозгами!». Однако это мало помогало.
В конце концов, чтобы «не дразнить гусей», Феликса отправили в Лондон, где он поступил в Оксфордский университет. Но чтобы не быть связанным с учебной дисциплиной, он предпочел стать вольнослушателем. За границей он подружился с гастролировавшей там труппой «Русского балета» под руководством С.П. Дягилева (1872–1929), в том числе с балеринами Т.П. Карсавиной (1885–1978) и А.П. Павловой (1881–1931). По мемуарам князя Ф.Ф. Юсупова: «В те дни в Лондоне находился Дягилев с балетной труппой. Карсавиной, Павловой, Нижинскому рукоплескали в Ковент-Гардене. Многих артистов я знал лично, а с Анной Павловой я дружил. Я встречался с ней ранее в Петербурге, но тогда мал был еще оценить ее. В Лондоне я увидел ее в “Лебедином озере” и был потрясен. Я забыл Оксфорд, учебу, друзей. День и ночь думал я о бесплотном существе, волновавшем зал, зачарованный белыми перьями и кровавым сверкающим сердцем рубина. Анна Павлова была в моих глазах не только великой балериной и красавицей, а еще и небесной посланницей! Жила она в лондонском пригороде, в красивом доме Айви-Хаус, куда хаживал я часто. Дружба была для нее священна. Из всех человеческих чувств она почитала ее благороднейшим. И доказала это за годы наших с ней частых встреч. Она понимала меня. “У тебя в одном глазу Бог, в другом – черт”, – говорила она мне» [45] .