Сибирь не понаслышке

Гордость Нерюнгри, первый 114-квартирный жилой дом из панелей, проектировщики "посадили" на скалу, и потому строительство его велось без традиционных для вечной мерзлоты свай. Но вели-вели строители фундамент, довели до середины и потеряли скалу! Зато нашли... уголь. И работы остановились, стройка замерла, точно разморенная жарой и дурманом; комиссия заказчика все где-то заседала, решая судьбу дома, скалы, мерзлоты, а рабочие томились в ожидании гонца с вестью и ругали на чем свет стоит геологов, изыскателей, землю эту, буквально "набитую такой дрянью, как уголь"...

С. Мурадов тоже ругался: "Начали строительство без достаточного геологического обоснования. Была скала. Зимой. Тут зимой все скала, до чего ни дотронься. Но надо же соображать?! Дело свое надо хорошо делать или нет? "Поплыла" скала - кто виноват? Природа? Нет! Люди! Тут все из-за них или благодаря им!"

Деревянные дома показывал С. Мурадов не без удовольствия (все удобства, квартиры разной планировки и размеров, изящные радиаторы, современные утеплители, деревья заглядывают в окна), но, увлекаясь, резко обрывал себя. "Это необходимость, вынужденный маневр освоения. Производительность низкая, результат не масштабный. Закончим микрорайон - и всего на 720 семей. Но мы деревяшки строим последний год, вот-вот начнем переучивать своих плотников на каменщиков, бетонщиков, монтажников. Это же будут совсем другие темпы! Нужно к ним готовить людей, нужно создавать слаженный ансамбль, который сможет все строить - и городок и город! Люди - первая, вторая и третья наши проблемы!"

Тюменцы жалеют о том, что недооценили в свое время деревянное строительство. Нерюнгринец, строящий Деревянные дома, мечтает о каменных. Где истина?

Но почему же все-таки С. Мурадов считает до трех?

Как организатор и руководитель стройки он испытывал большие трудности из-за дефицита рабочей силы.

Как один из первостроителей нового города он болезненно переживал все проявления небрежного, халтурного, рваческого отношения ко всякому делу, тут же прорастающего необходимостью переделок, перестроек, промедлений и т. д.

Как человек хороший, имеющий свои представления о том, как могут и должны жить люди, во имя чего страна осваивает природные богатства Сибири, зачем должно с честью вынести все трудности "нулевого цикла" обустройства, он мечтал об образцовом городе в студеных якутских лесах, городе, в котором людям жилось бы уютно, удобно, радостно.

Люди, люди, люди... Если вам удастся увидеть подряд несколько прибамовских поселков, вы сможете по ним судить о людях, которые их создали.

Поселок Улькан на Западном участке БАМа выделяется среди других продуманностью планировки, основательностью застройки и организации жизни и... какой- то, пожалуй, заласканностью, если можно сказать так о человеческом поселении. Детская площадка с разноцветными теремками и веселыми деревянными фигурками. Широкие чистые улицы с приветливым взглядом уютных окон добротных домов. Яркие щиты с материалами, рассказывающими об истории поселка, задачах и трудовых успехах его жителей. И, что покоряет окончательно, - летний бассейн для детей в центре Улькана. Это уже экзотика - единственное в тот момент, во всяком случае, сооружение подобного рода на всей трассе.

При входе в поселок вас приветствует деревянная "мисс БАМ" - озорная выдумка улькановцев, шутка, легкая улыбка, милая и согревающая. Рядом с "деревянной мисс" - "визитная карточка" ее творцов: "Поезд 571 "Юность Сибири". Дата рождения - 2 ноября 1974 года. Место рождения - поселок Улькан, 209-й км западного БАМа".

От такого несерьезного соседства серьезная "визитка" ничуть не проигрывает, наоборот, те, кто помоложе, сразу проникаются ощущением родства с хозяевами, а люди постарше с добрым снисхождением объясняют себе и другим: "Юность Сибири".

И нет безликого занумерованного "поезда". Нет наспех, кое-как бездумно сделанного поселка. Нет случайного вокзального сборища людей, соединенных на короткое время только для того, чтобы разъехаться; нет равнодушных попутчиков или раздраженных сутолокой и неприкаянностью "ожидальщиков".

Есть "Юность Сибири", отряд из шестисот строителей, русских, украинцев, азербайджанцев. Есть слаженный трудовой коллектив - "наша главная победа", как сказал начальник строительно-монтажного поезда 571 А. Машуров.

Есть хороший поселок Улькан на стройке БАМа, городок, не избавленный, конечно, от всех проблем пионерного поселка (рождение детских садов и яслей отстает от рождения детей, школа на 400 мест при наличии 700 школьников работает в две смены, не все женщины могут "трудоустроиться"), но выгодно отличающийся от других стремлением к постоянству, что уже само по себе прекрасное профилактическое средство против многих болезней "летучего" освоения.

Есть лидеры-энтузиасты, понимающие свою ответственность перед государством и каждым человеком, волею судеб вовлеченным в выполнение важного государственного задания и... преисполненным особой нежности к суровой и беззащитной Сибири. Понятие "временности" ненавистно улькановцам как синоним хищничества, потребительства, корыстной беспечности ("после нас хоть..."), профессиональной, гражданской, человеческой ненадежности.

Заместитель начальника поезда Валентин Ураков именно в этом зле - в микробе временности - склонен видеть причину некоего особого качества человека, приобретаемого, к сожалению, в Сибири и наносящего Сибири немалый урон, как моральный, так и материальный. Как назвать это качество одним словом?

"Ощущение временности стройки, поселка, жизни - это, по-моему, одно из самых губительных сибирских бедствий, потому что именно оно мобилизует в человеке самые плохие свойства, - с тревогой говорил молодой руководитель. - Где-нибудь у себя в Подмосковье или на Кубани трудится человек честно, живет скромно, на цветок не наступит, ветку не обломит, вьет гнездо свое с любовью, терпеливо, с думой о детях, с заглядом вперед, с оглядкой на людей и природу. А приезжает порой тот же самый человек в сибирские дали - его не узнать. Спалит кусок леса - хоть бы что! Дом тяп-ляп поставит где попало, грязь вокруг себя разведет, браконьерствует без зазрения совести - и у него даже сомнений не возникает, что можно бы иначе! Он, герой, в Сибирь приехал, в морозы, в глухомань, и Сибирь ему вроде за одно это всем обязана и даже как будто виновата перед ним за свою нетронутость, необжитость. И он торопится "отметиться" пожарами, рубками неразумными, разбазариванием государственных ценностей и накоплением собственных...

А виновато в этом уродстве отношение к Сибири как к временной выгодной остановке, где денег платят побольше, рыба еще ловится, зверь на шапку на свободе бегает. Вернется такой ухарь домой и снова станет заботливым хозяином, честным тружеником. А тут его будто подменили!"

Так или примерно так говорил В. Ураков, но портрет алчного недальновидного временщика рисовал он с болью и возмущением, с чувством, хорошо знакомым тем, кто любит Сибирь со всеми ее суровостями и проблемами, кто в эпопее освоения ее богатств видит не возможность что-то ловко ухватить для себя, а возможность щедро поделиться с другими лучшим, что имеешь. О первых говорят с отвращением, но как о явлении, - во что верят! - непременно временном. Про вторых, назовем их творцами стиля созидательного освоения, рассказывают со множеством оттенков, могут и посмеяться, могут и ругнуть, но все это при единственно возможной в таких случаях исходной коллективной оценке: хороший человек!

Первым начальником поезда "Юность Сибири" был Анатолий Никитьевич Фролов. Это именно он высадился с десантом 2 ноября 1974 года в деревне Юхта. Сейчас А. Фролов в Тынде, занимает в Главбамстрое более высокую должность. Но в Улькане, да и не только в Улькане, а во всех поселках западного БАМа вы при желании можете составить "житие Анатолия Фролова" из многочисленных рассказов о нем, ссылок на него по разным поводам, частых упоминаний его имени к слову и так, как бы мимоходом. Точно живет среди людей тень хорошего человека А. Фролова... Может быть, тень - это обидно? Тогда скажем - душа хорошего человека! А. Фролов, как писатель в книге, оставил себя в этом поселке, в добрых традициях строительного коллектива, в уроках культуры организации новой жизни...