Страница 60 из 99
Он запер ворота гаража и через широкий газон прошел к входной двери. Сад выглядел неухоженным. Содержать его становилось дорого, а Элен проявляла к дому мало интереса. Во всех отношениях было бы лучше, если бы они продали усадьбу и купили другую — поменьше. Но Элен и слышать не хотела о продаже. В Сталлинг-Коомбе она была счастлива. Настолько же, насколько могла надеяться на счастье в каком-нибудь другом месте.
Багли задумался, как лучше начать разговор о новостях — об убийстве мисс Болам. Элен встречалась с ней только раз, в клинике, в прошедшую среду, и ему не довелось узнать, о чем они говорили. Но эта короткая встреча установила между женщинами какую-то интимность, или, возможно, они заключили союз, направленный против него. Ведь, конечно, союз не был направлен против самой Болам. Ее отношение к нему никогда не менялось. Ему даже казалось, что администратор относилась к нему гораздо лучше, чем к остальным психиатрам. Всегда была готова работать с ним, помогать, вела себя корректно, в ней он не чувствовал ни злобы, ни мстительности или даже мелкой неприязни, не чувствовал он этого и в том, что она, пригласив Элен в свой кабинет в среду днем, за полчаса беседы разрушила величайшее счастье, когда-либо ему известное.
Элен появилась на верхней площадке лестницы.
— Это ты, Джеймс? — спросила она.
В течение пятнадцати лет этот вопрос, задаваемый каждый вечер, забавлял его.
— Да. Извини, что опоздал. Извини, что не мог сказать тебе большего по телефону. В клинике Стина произошло нечто ужасное, и Этеридж решил, что лучше об этом поменьше болтать. Убита Энид Болам!
Из всего сказанного ее заинтересовало только имя главного врача.
— Генри Этеридж! Ну конечно, он всегда так себя ведет. Живет на Харли-стрит с соответствующей прислугой и доходом вдвое больше нашего. Ему следовало бы подумать обо мне, прежде чем задерживать тебя в клинике так поздно. Свою жену он не держит в одиночестве деревни до тех пор, пока ему вздумается отправиться домой.
— В том, что я задержался, Генри не виноват. Я же сказал тебе. Убита Энид Болам! Большую часть вечера в клинике находилась полиция.
На этот раз Элен услышала. Он почувствовал, как она судорожно вздохнула, и увидел, как сузились ее глаза, когда, кутаясь в халат, она спустилась к нему по ступенькам.
— Мисс Болам убита?
— Да, убита.
Элен стояла без движения, казалось, размышляя, затем спокойно спросила:
— Как?
Пока доктор Багли рассказывал, она молчала. Потом они оказались стоящими лицом друг к другу. Он задумался, должен ли сейчас подойти к ней, сделать какой-нибудь означавший проявление сочувствия жест. Но почему сочувствия? Что, в конце концов, потеряла Элен? Когда она заговорила, ее голос звучал холодно,как металл:
— Никто из вас не терпел ее, не так ли? Ни один из вас!
— Это нелепо, Элен! Большинство едва соприкасались с ней по работе, разве что кратковременно, и то в связи с ее профессиональными обязанностями как администратора.
— Это похоже на внутреннее дело? Не так ли?
Он поморщился от грубого судебно-полицейского жаргона, но кратко сказал:
— С твоей точки зрения, да. А что думает полиция, я не знаю.
Элен горько рассмеялась:
— О, я могу предположить, что думает полиция! — Она снова помолчала, потом спросила: — Где был ты? .
— Я сказал тебе. В гардеробной медицинского персонала.
— А Фредерика Саксон?
Было безнадежным делом ожидать теперь проявлений сострадания или сочувствия. Было бесполезно даже пытаться сохранить контроль над развитием событий.
— Она находилась в своем кабинете. Если тебе это доставит удовлетворение, ни у кого из нас нет алиби. Но если ты хочешь приписать убийство Фредерике или мне, то ты не так умна, как я считал. Старший инспектор, думаю, весьма неохотно выслушает истеричную женщину, истекающую злобой. Он видел таких достаточно много. Но попытайся! Может, тебе повезет! Почему не покопаться в моем грязном белье?
Он резко вытянул руки по направлению к ней, всего его трясло от гнева. В ужасе отшатнувшись, бросив на него негодующий взгляд, Элен повернулась и стала, спотыкаясь, подниматься по лестнице, путаясь в полах халата и рыдая как ребенок. Багли проводил ее злобным взглядом, его знобило от усталости, голода и отвращения. Сейчас необходимо пойти к ней. Надо все как-то уладить. Но не теперь, не в этот раз. Сначала он должен найти что-нибудь выпить.
На мгновение он оперся на перила лестницы и проговорил с бесконечной усталостью:
— Ох, Фредерика, дорогая Фредерика! Почему ты сделала это? Почему? Почему?
Старшая сестра Амброуз жила с подругой, пожилой медсестрой, с которой начала работать около тридцати пяти лет назад и которая недавно оставила должность. Они вдвоем купили домик в Гиди-парке, где проживали вместе последние двадцать лет на совместный доход, в удобном и счастливом согласии. Ни одна из них не была замужем, и ни та ни другая не сожалели об этом. Й молодости они порой подумывали о детях, но наблюдения за семейной жизнью родственников убедили их, что брак, несмотря на общую веру в противоположное, приносил выгоду мужчинам за счет расходов женщин и что даже материнство не делало совместную жизнь счастливой. По общему согласию это утверждение никто из двоих никогда не пробовал подвергнуть проверке, даже получая брачные предложения. Подобно каждому профессиональному работнику психиатрической клиники, старшая сестра Амброуз была хорошо осведомлена об опасности подавления сексуальных потребностей, но ей ни разу не приходило в голову, что это может относиться и к ней самой и что подавлять их действительно трудно. Возможно, она отгоняла от себя большинство психиатрических теорий как опасную бессмыслицу и даже считала их вредными. Но старшая сестра Амброуз приучила себя думать о консультантах, как о стоящих только на ступень ниже Бога. Подобно Богу, они стремятся своим таинственным путем совершать чудеса, и, подобно Богу, они не могут подвергаться непосредственной критике. Некоторые из них были, по общему признанию, более таинственны в своей деятельности, чем другие, но всегда медицинские сестры, служившие этим чуть меньшим божествам, должны были поддерживать доверие пациентов к лечению, особенно когда успех казался сомнительным, и придерживаться главной профессиональной добродетели — полностью соблюдать лояльность.
«Я всегда лояльна к врачам», — часто слышали из ее уст на Акация-роуд в Гиди-парке. Старшая сестра Амброуз считала, что молодые медсестры, иногда работающие в клинике Стина, заменяя ушедших в отпуск, менее Склонны придерживаться традиций, она не отличалась великодушием по отношению к большинству молодых медсестер и очень строго оценивала их профессиональную подготовку.
Как обычно, она добралась по Централ-лейн до Ливерпуль-стрит, пересела на электричку Восточной пригородной линии и двадцать минут спустя входила в опрятный, разделенный на две половины дом, который они купили с мисс Беатрисе Шарп. Сегодня вечером она вставила свой ключ в скважину замка без обычного осмотра сада у дома, без беглого критического взгляда на художественную роспись двери и даже без обычного приятного удовлетворения от вида своих владений и от мысли о превосходном помещении капитала, о чем свидетельствовала эта покупка.
— Это вы, Дот? — крикнула мисс Шарп из кухни. — Вы сегодня чересчур поздно.
— Удивительно, что еще не позже. В клинике произошло убийство, и полиция не оставляла нас в покое большую часть вечера. Насколько я знаю, они находятся там. до сих пор. Мне пришлось дать отпечатки пальцев, другим сотрудникам тоже.
Старшая сестра Амброуз намеренно говорила спокойным голосом, но эффект от новости доставил ей удовольствие. Она, впрочем, не рассчитывала на меньшее. В самом деле, не каждый день рассказывают о таком волнующем' событии, и сейчас в поезде она потратила некоторое время, обдумывая, как наиболее эффектно преподнести новость.