Святой самозванец

Не спрашивая разрешения, Корал нашла кресло и, как он видел тысячу раз, когда это жилье принадлежало Брауну, плюхнулась на него. Ее перья сложились, как у птицы.

— Луис, я не стану работать, пока не узнаю того, на кого, — сказала она.

Он не сумел придумать ответ.

— Закажи нам пару «маргарит» или еще что-нибудь, и давай поговорим.

— Из-за такой наглости ты можешь потерять все, — заметил Луис.

Корал пожала плечами и села прямо.

Он смягчился.

— Один раз я прощу. Поговорим.

Снова появился человек в черных эспадрильях.

— Две «маргариты» со льдом.

Тот поклонился:

— Си, шеф.

Корал посмотрела вслед слуге.

— Кто он?

— Мой двоюродный брат.

— Ты не шутишь? А новый швейцар?

— Мой дядя.

Корал раскинулась в кресле и пытливо смотрела на Луиса. Тело ее лениво расслабилось после удовольствия, доставленного самой себе. На мгновение Луис позавидовал ей: быть такой раскованной, так гармонировать со своим физическим состоянием… Какие это дает ощущения?

— Мы не знаем друг друга, — сказала Корал, — даже после всех этих лет.

Довольный своим успехом, Луис положил ноги на скульптуру ягуара.

— Это ненадолго.

Глава 3

Ариэль Росси не послушалась, когда Мэгги сказала, что хочет побыть одна. Вместо того чтобы покинуть солярий, она села рядом на марокканский коврик, скрестив ноги, держа на коленях серо-белую мягкую лошадку, и нахально уставилась на Мэгги. Какая самонадеянность. Ариэль унаследовала от отца не только смуглую внешность.

Девочке всего восемь лет, но уже ясно, что она избалована и упряма. Этого не произошло бы, если бы Мэгги была здесь и помогала ее воспитывать. Шармина, которая заняла место Мэгги, на все говорила «да». Она не проявляла твердости, необходимой с таким своенравным ребенком. И Аделина, мама Ариэль, тоже; она, очевидно, по-прежнему пыталась быть воплощением любви, тратила на других свое время и деньги, всегда была доброй и мягкой. Как такая женщина могла быть женой Феликса Росси, Мэгги не понимала.

— Милая, я сказала, что хочу побыть одна.

Ариэль сморщила носик, опустила глаза и пустила мягкую лошадку в галоп по коленкам. Лошадка напоминала Твинкл, ее шотландского пони. Он тоже был упрям и избалован.

— Нет, не хочешь, — возразила Ариэль.

Мэгги замерла.

— Хочу, и если надо, я могу вернуться в свою комнату.

— Останься здесь, тетушка Мэгги.

Это не прозвучало как распоряжение, но Мэгги не понравился отказ девочки сделать то, о чем ее попросили. Предполагалось, что Браун организовал ее похищение для того, чтобы выманить Феликса обратно в Нью-Йорк и расчистить путь к убийству Джесса. Но погиб сам Браун. И все равно Джесс умер. Дело рук Сатаны, осуществленное с помощью Феликса, этого ребенка и Сэма. Да и было ли действительно похищение? Мэгги не заметила у Ариэль никаких признаков пережитого стресса.

Мэгги откашлялась и заговорила — на всякий случай — добрым голосом.

— С тобой что-нибудь случилось примерно месяц назад?

Ариэль нахмурилась.

— Нет.

— Совсем ничего? Ничего странного?

Ариэль задумчиво подергала губу, пуская лошадку в галоп по дорогой ткани своего платья. Внезапно она подняла глаза:

— Я летала в Диснейленд на большом самолете.

Мэгги хотелось поднять глаза к небу, но она сдержалась. Какой бы Ариэль ни была избалованной и эгоцентричной, ей всего восемь лет. Мэгги уставилась на орхидеи, которые любила выращивать сестра Феликса; на них сиял солнечный свет, льющийся сквозь стеклянную крышу и стены солярия. Как могут по-прежнему существовать цветы? Как может светить солнце?

— Папа и мама послали женщину в мою школу с запиской, которая позволяла меня забрать, и мы поехали прямо в аэропорт. Мне даже не пришлось укладывать свои вещи. Она купила мне новые. Мы несколько дней жили в Диснейленде! Это было так весело! Но это случилось всего один раз. Мама и папа сказали, что больше никогда так не сделают.

Мэгги замерла.

— Ты разговаривала с мамой по телефону, когда жила там?

Ариэль посмотрела на нее, в глазах сквозила неуверенность.

— Нет. Всякий раз, когда мы ей звонили, она не отвечала.

Мэгги застыла, охваченная раскаянием, и ничего не сказала.

— Ты скучаешь по своему мальчику? — спросила Ариэль.

Скучает? Скучает ли она по нему? Мэгги захотелось кричать от ярости. Она несколько раз глубоко вздохнула, глаза были прикованы к пурпурным лепесткам орхидеи — три внутри, три снаружи, желтая сердцевина, где ждала пыльца. Через какое-то время она осознала, что Ариэль встала и подошла к ней. Одной рукой она прижимала к себе лошадку, другой гладила руку Мэгги.

— Если ты не можешь его найти, может, он не умер. Может, кто-нибудь увез его в Диснейленд.

Мэгги подняла Ариэль и посадила девочку на колени. Они молча обнялись в лучах сияющего солнца.

Сэм остановил угольно-черный «Рейнджровер» у обочины, всего через одну машину после лимузина, за которым следил. В нем сидела дочь той светской дамы, которая поручила детективному агентству Даффи выяснить, не трахается ли ее дочь с шофером. Дочери было девятнадцать лет, и она увлекалась татуировками, но, слава богу, как ему сказали, татуировки на обеих руках — временные. Зеленые пряди в ее волосах скоро смоет вода. Шоферу двадцать три года, он кореец, беден, зарабатывает на учебу в университете Нью-Йорка, чтобы получить степень магистра в области глобальных исследований. Если девушка не одумается, не смоет чернила и краску с волос и не начнет встречаться с достойным парнем, ее отправят в швейцарский интернат. Сэм пытался предостеречь родителей, что если они сошлют дочь в Альпы, татуировки могут стать постоянными, но они не захотели его слушать.

Сегодня семейный лимузин должен был отвезти ее в «Бергдорф», что на Пятой авеню. Но лимузин припарковали у магазина, где продается «одежда для улицы в стиле фанк».

Сэм приготовился ждать, время от времени поглядывая на пустое заднее сиденье «Рейнджровера». Феликс купил его много лет назад, когда Мэгги была беременна. Он держал его в гараже своего дома в Клифс Лэндинг, и теперь, когда она вернулась, отдал ей. Она тогда чуть не родила Джесса в этой машине.

Всякий раз, когда Сэм находился в этом автомобиле, он вспоминал ту давнюю ночь: Мэгги стонет на заднем сиденье, Феликс пытается остановить роды, хотя у него нет нужных лекарств, Сэм в багажном отделении отстреливается от людей Брауна. Он вынес Мэгги из «ровера» в темноту Центрального парка, где попал в перестрелку, после которой пролежал в коме десять лет, одиннадцать месяцев и четырнадцать дней. Он спас Мэгги и ее младенца, но очнулся другим человеком, с необузданным аппетитом и не помнящим себя.

Сэм вышел из комы всего шесть недель назад и обнаружил, что изнасиловал двух женщин, которых любил: Корал, которая отдалась бы ему добровольно в любой день; и доверчивую, любящую Мэгги, почему-то все еще девственницу, хоть она и родила ребенка.

Они обе его простили; по крайней мере он надеялся, что простили.

Сэм не испытывал удовольствия от вождения этой машины из-за всех этих воспоминаний, но Мэгги отдала ее для нового бизнеса, и он не смог отказаться. Какие бы правила она ни устанавливала для их семейной жизни, Сэм знал, что жена и ребенок нуждаются в еде и месте для ночлега.

Он наблюдал, как лимузин мягко раскачивается на рессорах, с дочерью и шофером внутри. Лично у него не было претензий к корейскому мальчику. Он не насиловал девчонку.

Сэм вздохнул, напомнив себе, что должен благодарить Бога за то, что вернулся и может разъезжать по Нью-Йорку. Как только смог оставить ненадолго Мэгги, он начал заново знакомиться с родным городом. Ездил по веткам метро из конца в конец и наблюдал за людьми. Садился в автобусы и ездил по улицам, на которых стало больше машин, наслаждался дующим в лицо ветром, вкусом еды, привыкал к одежде и прическам людей, так не похожим на те, что он видел десять лет назад. Снова он ходил пешком по жилым районам, возвращая силу телу, нюхал все — от тортильяс до круассанов в печи.