Страница 2 из 44
...Первые дошедшие до нас письменные упоминания о существовании островов в Восточном секторе Арктики относятся к XVII столетию и первой половине XVIII века - к эпохе активного освоения сибирских земель, когда честь первооткрывательства принадлежала не путешественникам-ученым, а служилым людям, казакам. «...Сибирские воеводы, ободряемые правительством, соревновали один перед другим приведением в ясак большего числа неизвестных сибирских народов, стараясь чрез то приобретать благоволение государя и славу между соотечественниками. Казаки, движимые подобным же славолюбием и, может быть, корыстию, не страшась ни трудов, ни опасностей, летели по первому мановению воевод и в краткое время малым числом людей производили деяния нескольких лет и многочисленных воинов...» Так написано в «Истории плаваний Россиян из рек Сибирских в Ледовитое море», обработанной Григорием Спасским, Императорской санкт-петербургской академии наук корреспондентом, и изданной в 1821 году. Была, однако, еще одна причина, побуждавшая служилых людей идти в неизведанные земли: благородное человеческое стремление к познанию еще не познанного. Автор следовал стилю документов времен казачьих походов, а они писались деловым языком, без лирики. Я читал в Публичной библиотеке «Памяти» отрядам, направляемым на поиски новых островов, говоря по-современному, технические задания экспедициям. В них ставились конкретные вопросы: какие там живут люди, под чьим владением, какой веры, чем питаются, как велики те острова и каково расстояние морем от материка? Недвусмысленно была сформулирована и цель таких походов: «...тех людей призывать под его царского величества самодержавную руку в вечный ясачный платеж».
За успех обещалась милость великого государя. «А буде ты, - говорилось далее, - вышеписанного указу не исправишь, И тебе, и служилым людям за то учинена будет смертная казнь и пожитки ваши все взяты будут в казну...» Возможно, что такое наглядное сочетание материальных и моральных стимулов способствовало эффективности казачьих экспедиций.
Первым знакомым географическим объектом, который встретился мне при чтении самых старых письменных документов, связанных с историей открытия островов, был мыс Святой Нос. Мыс этот, пожалуй, самая приметная точка на всем побережье между Яной и Индигиркой. Испещренная озерами и болотами прибрежная низменность на протяжении сотен километров обрывается в сторону моря невысоким унылым берегом. Берег сложен ископаемым льдом и торфом, он разрушается, тает, оплывает в воду. Трудно найти близ моря сухую площадку, чтобы стать лагерем. И вдруг на фоне этого однообразия возникает горный кряж, хребет высотой без малого в четыре сотни метров, вдающийся в море и отгораживающий, от него Эбеляхскую губу. Это и есть мыс Святой Нос. В его береговых обрывах обнажаются граниты. Полностью окинуть обрывы взглядом можно только издали, с моря.
Это не голова древнего хищника, а торф на тающем ледяном отрыве
...На пляже бухты, под горой, сейчас разместилась полярная станция. Сюда завезли дом типа «Горизонт». «Горизонт» - это даже не дом, а целая система жилых, служебных и вспомогательных помещений, которую собирают, как детский конструктор, присоединяя блоки один к другому по потребности. Получается целый лабиринт коридоров, поднятый над землей на сваях. По таким коридорам можно ходить из одной службы в другую, не открывая дверь на улицу. Зимой это важно.
Поздним августовским вечером, заночевав на Святом Носе, я с другом пилотом Толей Галочкиным играл в биллиард в кают-компании полярки. Потом Анатолий расстелил спальный мешок прямо на зеленом сукне и лег, а я вышел покурить. Ночь была уже темной, но на фоне неба хорошо различалась черная гора, возвышающаяся над домиками полярки, а свободное ото льда штилевое море даже в темноте было голубым, и даже виднелся вдающийся в море мыс. Трудно было представить, что это о нем говорилось в «Истории плаваний Россиян...»: «Святой мыс, который, по северному его положению, от давних лет почитался мореплавателями за самое трудное и опасное место в тамошнем краю, и потому прозван Святым мысом или носом».
...В 1644 году якутский казак Михайло Стадухин вышел на Колыму. 22 апреля 1647 года, ссылаясь на рассказы промышленных людей и колымской «женки» по имени Калиба, он докладывал в Якутском остроге, что, ежели идти морем от Лены к Колыме, то «от Святого Носа на левой руке объявляется остров и горы снежные, и пади, и ручьи знатны все», и тянется тот остров против Енисейского, Тазовского и Ленского устья, называют его Новой Землей, ходят на него с Поморья, с Мезени, а по эту сторону Колымы «чухчи» зимой переезжают на оленях на тот остров одним днем.
Что же здесь правдиво, а что нет? Остров Большой Ляховский с траверза мыса Святой Нос виден лучше, чем Кронштадт - из Лисьего Носа, под Ленинградом. Отчетливо выделяется гора Эмий-Таас высотой триста одиннадцать метров, с пятнами снега даже летом. Видны долины ручьев. Но дальше у Стадухина все смешано, перепутано. Так кто открыл Новосибирские острова - Михайло Стадухин? Но он сам островов не видел. Колымская «женка» Калиба?
В Большой советской энциклопедии сказано: «Первые сведения о Новосибирских островах сообщил в начале XVIII в. казак Я. Пермяков, в 1712 г. о. Б. Ляховского достиг отряд казаков во главе с М. Вагиным».
Криминальное начало
В своей «Сказке» казак Яков Пермяков писал, что, проходя на коче (плоскодонные суда с палубой, длиной двенадцать сажен - около двадцати пяти метров, - ходили под парусами и на веслах) мимо Святого Носа, видел в море остров или землицу, а есть ли на ней люди, про то-де он, Яков, подлинно не ведает. Сообщением заинтересовались. 28 января 1711 года сам сибирский губернатор князь Матвей Петрович Гагарин писал якутскому воеводе Д. А. Траурнихту: «Изволь ни мало медля посылать на тот остров». Осенью 1711 года отряд в количестве одиннадцати казаков под предводительством приказчика Меркурия Вагина вышел из Якутска с заданием «проведывать морских жилых островов против устья Яны». Яков Пермяков был назначен в отряд «вожем», то есть проводником, штурманом. В мае 1712 года отряд покинул Усть-Янск - последнюю базу на материке, предварительно взяв у «ясачных иноземцев» (местных жителей) большое количество собак и продовольствия. Три года спустя другой казак, Алексей Марков, сообщал, что в Усть-Янском зимовье у жителей собак, нарт и корму взять невозможно, ибо «преж сего Меркурей Вагин проходил...».
А осенью 1712 года уже семеро казаков, без Вагина и Пермякова, появились в Усть-Янске и рассказали, что на льду к северу от Святого Носа отряд был застигнут пургой, в которой четверо казаков без вести пропали, а остальные, пролежав неделю в торосах, возвратились назад. А острова-де не видали...
Объяснение показалось властям неправдоподобным, казаки под конвоем были доставлены в Якутск и предстали перед воеводой полковником Елчиным и дьяком Татариновым. До нас дошел уникальный документ - «Розыскное дело», своего рода стенограмма судебного процесса по обвинению семи казаков в убийстве приказчика Меркурия Вагина, его сына Михаила и его товарищей Якова Пермякова и Григория Костромина.
Судебное разбирательство проходило в четыре стадии. Сначала - «роспрос без воздействий». Потом, 11 мая, казаки были по указу великого государя «в застенке у пытки роспрашиваны порознь и пытаны... На пытке кому было 12 ударов, а кому - и 30». Затем обвиняемых пытали «вдругии» и «втретьи». Следствие установило, что в мае 1712 года казаки по льду на собаках перешли на остров (впоследствии названный Большим Ляховским) и обошли его вокруг за девять (по другим показаниям - за двенадцать) дней.
Казак Гаврило Ферапонтов рассказал: «А тот остров пустой, жилых людей и лесу нет, а зверей видели на нем одних оленей. И с того острову виден остров же не мал, и на том острове лес значит...» Алексей Дементьев дополнил: «И на том острову олени, и песцы, и волки есть, а иного зверя никакого нет. И с того-де острова видать была земля...»