Страница 13 из 179
— Ладно, давай забудем об этом, — улыбнулся он и прибавил шаг.
— Ты сразу же возвращаешься?
— Разумеется, нет! Может, в понедельник или во вторник. А до этого побуду с тобой. Во Флориду мне надо не раньше, чем через неделю, да и то если будем держаться первоначального графика.
— Теперь–то Мириам за тобой не последует?
— В следующую пятницу, — сказал Гай, — она уже не сможет предъявлять ко мне никаких требований.
10
Элси Бруно, сидя за туалетным столиком в номере гостиницы «Ла Фонда», Санта–Фе, снимала с лица бумажной салфеткой слой ночного крема для сухой кожи. Время от времени она наклонялась к зеркалу с отсутствующим выражением в широко открытых голубых глазах — рассмотреть сетку морщинок под нижними веками и складки от смеха, что залегли от ноздрей к уголкам губ. Хотя подбородок у нее был несколько срезан, нижняя часть лица все равно выдавалась, так что полные губы выпирали вперед совсем не так, как у Бруно. Только в Санта–Фе, решила она, и больше нигде складки от смеха заметны в зеркале, даже если не наклоняться, а просто сидеть выпрямившись за столиком.
— Ох уж здешнее освещение — прямо рентгеновские лучи, — пожаловалась она сыну.
Бруно, развалившийся в обтянутом сыромятной кожей кресле, покосился на окно из–под опухших век. У него не было сил подняться и задернуть шторы.
— Ты прекрасно выглядишь, мамик, — прокаркал он.
Он потянулся сморщенными губами к стакану с водой, который покоился на его безволосой груди, и задумчиво нахмурился. Как огромный грецкий орех в подрагивающих маленьких беличьих лапках, в его мозгу вот уже несколько дней обкатывался некий замысел, самый большой и заветный из всех, что когда–либо его посещали. После отъезда матери он намеревался извлечь из него ядро и как следует обмозговать. Замысел был — добраться до Мириам и ее прикончить. Сейчас самое время, и только сейчас. Гаю это нужно сейчас. Через несколько дней, даже через неделю с Палм–Бич все может сорваться, и Гай уже не будет в этом нуждаться.
За последние дни в Санта–Фе она пополнела на лицо, решила Элси. Это было заметно, если сопоставить налитые щеки с маленьким аккуратным треугольником носа. Она убрала складки от смеха, улыбнувшись своему отражению, откинула голову в белокурых локонах и прищурилась.
— Чарли, а не купить ли мне сегодня тот серебряный пояс? — бросила она, словно обращаясь к самой себе. — Пояс стоил двести пятьдесят с хвостиком, но Сэм вышлет в Калифорнию еще тысячу. Такой миленький пояс, в Нью–Йорке не найдешь ничего похожего. Да и что еще взять с Санта–Фе, кроме как серебра?
— Что еще с него взять? — пробормотал Бруно.
Элси взяла купальную шапочку, повернулась к сыну, улыбаясь своей неизменной широкой живой улыбкой, и льстивым голосом сказала:
— Миленький.
— М–м?
— Ты ведь не сделаешь ничего такого в мое отсутствие?
— Нет, ма.
Она натянула купальную шапочку на макушку, посмотрела на длинный узкий ноготь под красным маникюром и взяла бумажку для полировки. Конечно, Фред Уайли будет счастлив купить ей этот серебряный пояс — он, вероятно, все равно явится на вокзал с чем–нибудь чудовищным и к тому же раза в два дороже, — но она не желала, чтобы в Калифорнии Фред виснул у нее на шее. Стоит дать ему самую крохотную поблажку, как он не преминет отправиться с ней в Калифорнию. Пусть лучше поклянется ей на вокзале в вечной любви, пустит слезу и возвращается прямиком домой к жене.
— Хотя должна признаться, что вчера вечером было весело, — продолжала Элси. — Фред первым его увидел.
Она рассмеялась, и бумажка слетела на пол, мелькнув в воздухе.
— Я не имел к этому никакого отношения! — сердито заметил Бруно.
— Хорошо, миленький, конечно, ты не имел к этому никакого отношения!
Бруно скривился. Мама разбудила его в четыре утра, вся в истерике, и сказала, что на площади перед отелем мертвый бык. Бык сидит на скамейке в пальто и шляпе и читает газету. Вполне в духе идиотских университетских шуточек Уилсона. Бруно знал, что сегодня Уилсон будет распространяться об этом розыгрыше во всех деталях, пока не придумает чего–нибудь еще тупее. Вчера вечером в баре гостиницы «Ла Пласита» он обдумал убийство — в то время как Уилсон обряжал дохлого быка. Даже расписывая свои подвиги в армии в военное время, Уилсон ни разу не хвалился, что кого–то убил, пусть даже япошку. Бруно прикрыл глаза, с удовлетворением вспоминая вчерашний вечер. Около десяти часов Фред Уайли и компания других старых кляч, уже наполовину заезженные, ввалились в «Ла Пласиту» — ну прямо мальчишник из музыкальной комедии — приглашать маму на вечеринку. Его тоже пригласили, но он сказал маме, что договорился встретиться с Уилсоном: ему требовалось время поразмышлять. И вчера вечером он решил — да. На самом деле он думал еще с прошлой субботы, с того разговора с Гаем, и вот снова суббота, и теперь либо завтра, когда мама уедет в Калифорнию, либо никогда. Он уже осатанел от вопроса — сможет или не сможет? Сколько времени проклятый вопрос не дает ему покоя? Он уже и не помнил сколько. Он чувствовал, что способен, и что–то ему подсказывало, что время, обстоятельства и причина больше никогда не совпадут так удачно. Чистое убийство, без личных мотивов! Он не рассматривал возможную смерть своего отца от руки Гая в качестве мотива, потому что не принимал этого в расчет. То ли ему удастся уломать Гая, то ли нет. Главное заключалось в том, что сейчас пришло время действовать: расклад был идеальным. Вчера он снова позвонил Гаю домой — убедиться, что тот еще не вернулся из Мексики. Как объяснила его мать, Гай улетел еще в воскресенье.
Ощущение, словно кто–то давит большим пальцем ему на горло под кадыком, заставило его схватиться за ворот, но пижамная куртка оказалась расстегнутой на все пуговицы. Бруно мечтательно принялся их застегивать одну за другой.
— Не хочешь передумать и поехать со мной? — спросила Элси, вставая. — Если надумаешь, то я отправлюсь в Рино, там сейчас Хелен, а также Джордж Кеннеди.
— Есть только одно, мамчик, ради чего я бы с удовольствием отправил тебя в Рино.[8]
— Чарли, — укоризненно покачала она головой, — имей терпение. Если б не Сэм, разве мы бы здесь оказались?
— Конечно, оказались.
Она вздохнула.
— Так ты отказываешься передумать?
— Мне и здесь весело, — простонал он.
Она снова осмотрела ногти.
— От тебя только и слышишь, как тебе тут надоело.
— Это из–за Уилсона. Но больше я с ним не встречаюсь.
— Ты не собираешься сбежать назад в Нью–Йорк?
— Что мне там делить?
— Бабушка так огорчится, если у тебя не выйдет и в этом году.
— Когда это у меня выходило? — слабо пошутил Бруно и внезапно почувствовал приступ такой тошноты, что хоть ложись и помирай, такой, что не было сил даже сблевать. Это случалось с ним не впервые, приступ длился с минуту, но, Господи, взмолился он, пусть придется спешить на поезд и не останется времени на завтрак, пусть она не произносит этого слова — «завтрак». Он весь напрягся, застыл каждой мышцей, едва дыша сквозь приоткрытые губы. Прикрыв один глаз, он наблюдал другим, как она приближается к нему в светло–синем шелковом капоте, уперев руку в бок, с самым проницательным видом, какой могла на себя напустить и какой был отнюдь не проницательным, так как глаза у нее были совсем круглые. Кроме того, она улыбалась.
— Какой еще фокус задумали вы с Уилсоном?
— С этим подонком?
Она присела на ручку его кресла.
— И лишь потому, что он тебя обставил, — попеняла она, слегка встряхнув его за плечо. — Миленький, не вытворяй ничего слишком уж страшного, потому что сейчас у меня мало денег, их не хватит покрыть твои шалости.
— Так вытряси из него еще денег. Раздобудь тысчонку и для меня.
— Миленький, — она коснулась его лба прохладными спинками пальцев, — я буду скучать по тебе.
— Я, вероятно, приеду уже послезавтра.
— Давай повеселимся в Калифорнии.
— А то как же!
— Почему ты с утра такой серьезный?