Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 17



Смерть в поэзии Сологуба – путь спасения от обмана жизни, она – единственная реальность, которая не предаст человека, а ее близнецами являются сон и мечта. А. Белый назвал Сологуба «певцом смерти» [63]. Однако стихотворение из сборника «Пламенный круг» под названием «Нюренбергский плач» современники отнесли к разряду классических. Художник для Сологуба является единственным существом, «перекраивающим реальный мир по своей воле». Мир для Сологуба распадается на две несопрягаемые сферы: объективную и субъективную; человек находится под тотальной властью Ананки-судьбы, тогда как история, напротив, является результатом «случайности». Художник оказывается на границе этих сил и не может быть по-настоящему свободен, поэтому он стремится выйти из объективного мира случайности и предопределенности и создать свой субъективный мир, который подчиняется только его собственной воле. Эта позиция рождает проблему соотношения автора и произведения. «Я сам творец и сам свое творенье», – утверждает поэт.

Широкую известность Сологубу принес роман «Мелкий бес» (1907), прочитанный всей образованной Россией. Главные действующие лица – учитель Передонов, уездная барышня Людмила Рутилова и гимназист Саша Пыльников. Но действительно действующим (но не живущим) героем является Недотыкомка, она может менять облик, превращаться в живое и неживое, дразнить и совращать Передонова. Недотыкомка заставляет его убить приятеля, сводит с ума, лишает службы. С одной стороны, все, что делает Передонов, делает он сам, а с другой – он лишь орудие Недотыкомки. На маскараде увидел Передонов Недотыкомку и поднес спичку к занавеске, Недотыкомка побежала огненной струей и сожгла весь дом. Сологуб мастерски приоткрыл возможности духовных метаморфоз, «мелкой бесовщины», приводящих к драматичным и кощунственным изменениям жизни. «Мелкий бес» повествует о деградации личности, одержимой идеей жизненного успеха. Давящая повседневность и символизация конкретного зла в человеке передана стилистически тонко, чему способствует искусное сопряжение сюжетных линий.

Трилогию «Навьи чары» (начало публикации 1907 г.), в переработанном виде названную «Творимая легенда», сам Сологуб считал своим главным произведением. Сологуб переосмысливает традиции Гоголя, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, переклички с которыми обнаруживаются в его прозе. Действительный мир и мир иррационально-запредельный переходят друг в друга в «Навьих чарах», создавая солипсическую картину мира. Мистико-символистский план повествования включает и реально сатирические картины современного автору общества. Блок так писал о творчестве Соло: губа: «Разгадка своеобычности произведений Сологуба – не в одном языке. Скорее всего она коренится в его любимом приеме. <…> Этот хаос, исказивший гармонию, требует немедленного оформления, как жгучий металл, грозящий перелиться через край. Опытный мастер сейчас же направляет свои усилия на устройство этого хаоса. Задача показать читателю нечто чудовищно-нелепое, так, однако, чтобы его можно было рассматривать беспрепятственно, как животное в клетке. Животное это – человеческая пошлость, а клетка – прием стилизации, симметрии» [64]. Сологуб создавал также рассказы и пьесы («Победа смерти», 1907).

В 1921 г. Сологуб просил разрешение на выезд за границу, но получил отказ, за которым последовало самоубийство его жены, воспринятое им в трагически-эсхатологическом ключе. «Влияние Сологуба, – утверждал О. Мандельштам, – выразилось чисто отрицательно: доведя до крайней простоты и совершенства путем высокого рационализма приемы старой русской лирики упадочного периода, включая Надсона, Апухтина и Голенищева-Кутузова, очистив эти приемы от мусорной эмоциональной примеси и окрасив их в цвет своеобразного эротического мифа, он сделал невозможными всякие попытки возвращения к прошлому и, кажется, фактически не имел подражателей. Органически сострадая банальности, нежно соболезнуя мертвенному слову, Сологуб создал культ мертвенных и отживших поэтических формул, вдохнув в них чудесную и последнюю жизнь. Ранние стихи Сологуба и «Пламенный круг» – циническая и жестокая расправа над поэтическим трафаретом, не соблазнительный пример, а грозное предостережение смельчаку, который впредь попробует писать подобные стихи» [65].

Сологуб расширил возможности русского стиха в передаче внутренней, глубоко потаенной и сокровенной жизни, которая и оказывается, по Сологубу, высшей реальностью. Заглянув в ее потаенные глубины, поэт обнаружил там страх и тяготение к небытию, жажду невоплощенной Красоты, которую стремился выразить в поэтических образах и мифопоэтических картинах Маир и Ойле.

Сологуб Ф. Стихотворения. М., 1975.

Сологуб Ф. Из неизданного. Л., 1996.

Блок А. Творчество Федора Сологуба // Блок А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 5. М.; Л., 1962. С. 160–163.

Ерофеев В. На грани разрыва – «Мелкий бес» Ф. Сологуба и русский реализм // Ерофеев В. В лабиринте проклятых вопросов. М., 1996. С. 119–140.

Иванов-Разумник Р. О смысле жизни (Федор Сологуб, Леонид Андреев, Лев Шестов). М, 1908.

О Федоре Сологубе / Сост. А. Чеботаревская. СПб., 1911.

Эренбург И. Портреты русских писателей. Берлин, 1922.



Валерий Брюсов

Признанный современниками как мэтр и руководитель московской школы русского символизма, лидером модернистов стал Валерий Яковлевич Брюсов (1873, Москва – 1924, Москва), поэт, прозаик, литературный критик, Начал поэтическую деятельность с издания сборников «Русские символисты» (1894–1895), носивших программный характер с проявлением декадентских мотивов. Эти сборники были предназначены для демонстрации того, что в России есть свои, русские символисты. Брюсов, вдохновленный поэзией французских символистов, включал в сборники как образцы «новой поэзии» переводы из Э. По, П. Верлена, А. Рембо, С. Малларме и М. Метерлинка. Свои переводы П. Верлена – «Романсы без слов» (1894) Брюсов послал старому Верлену, не знающему русского языка, со стихотворным посланием, в котором прочитывалась эстетическая программа:

Сборники «Chefs d'Qeuvre», («Шедевры», 1895), «Ме ешп ессе» («Это Я», 1897), «Tertia vigilia» («Третья стража», 1900) и «Urbi et orbi» («Городу и миру», 1903) свидетельствовали об обращенности Брюсова к духу западноевропейского гуманизма, творческом интересе к опыту чужих культур, универсальным и интернациональным источникам творчества. Его кредо выражено в ставших знаменитыми строках:

Брюсов демонстрирует не только широчайшую эрудицию, но и готовность к познанию-служению, на стезе которого не существует этических запретов и моральных пределов:

63

Белый А. Истлевающие личины // Белый А. Стихотворения и поэмы. М; Л., 1966. С. 96.

64

Блок АЛ. Творчество Федора Сологуба // Блок А.А. Указ. соч. С. 161.

65

Мандельштам О. Слово и культура. С. 208.