Страница 17 из 17
О четвертой «симфонии» «Кубок метелей» Эллис писал так: «В этой симфонии Белому удалось вернуться к органическому, целостному переплетению всех элементов, напрячь до небывалой степени динамику образов, усложнить ритмический узор до неуловимой никаким анализом степени, придать всем этим капризно-уплывающим, чтобы снова и снова вернуться в свое время, образам и видениям стройный, строго предопределенный характер. Хаотическое нагнетание образов, погоня оболочек вещей, лишенных сущностей, за своими астральными телами, сложнейшая координация путем целой сети невидимых нитей каждого с виду капризного движения, каждого изгиба, уклона и расщепления ради будущего соединения, особенно же ритмическое чередование последовательных приливов и отливов великого хаоса, за которым следует вспыхивание рожденной им звезды, – все это лишь внешний покров, еще более пышный, еще более пестрый, прикрывающий еще более безумный и трепетный порыв экстатического ясновидения, брошенный через одну бездну к другой, влекущий все к тому же лучезарному Видению, к тому же исступленному и блаженному созерцанию Вечно-Женственного, но разыгранный самим же самосозерцающим сознанием, как по нотам» [78]. Сложность произведения обусловлена творческой целью: в «Кубке метелей» Белый хотел создать образ высшей, божественной Любви. «Чистый» символизм нуждался в особом сюжете, но в основе произведения лежит тривиальный любовный четырехугольник: юная красавица Светлова, ее муж– инженер, ее идеальный возлюбленный Адам Петрович, а также влюбленный в нее старик генерал Светозаров. Эти символические персонажи вовлечены в космогоническую мистику с элементами и фантасмагории, и реального городского быта. В симфонии есть картины сельского пейзажа, какого-то монастыря, в котором Светлова после смерти идеального возлюбленного (или его безумия после дуэли) становится и игуменьей, и молодой красавицей-ведьмой, носительницей земного и небесного эросов в их антиномичном единстве. Белый привлекает христианскую образность («Синева Господня победила время»), включает элементы фольклора, для того чтобы создать многоплановость бытия: мир реальный, полный пошлости и быта, и мир музыкально-символический, в котором все обыденное оборачивается своей непознаваемой, но прекрасной сутью.»
Организованный Белым в 1903 г. кружок «Аргонавты», куда входили С. Соловьев, Эллис, А. Блок, своим названием подчеркивал пионерский, поисковый характер «плавания» по безбрежному океану идей и образов за «золотым руном» истины. Сборник стихов «Золото в лазури» (1904) отразил характерное для младосимволизма мировоззрение и тип поэтического письма, мистические чаяния и предвестия апокалипсиса, окрашенные романтической автоиронией. Поэт использует возможности образа-символа, чтобы выразить предчувствия близящихся всеобщих изменений, знаками которых являются вспышки «золота» в небесной «лазури», «зори». Мистицизм соединяется с гротеском, романтические воззрения с историческими реалиями. Чрезмерный субъективизм, условность, смешение внутренней и внешней перспектив делают поэзию Белого малодоступной пониманию, необходимо знание контекста его личной жизненной сферы: сложных и подчас драматичных отношений с А. Блоком и его женой Л. Менделеевой, атмосферы Серебряного века в целом, идейно-философских поисков поэта в области оккультизма и теософии.
За видимой простотой некоторых образов-символов раннего Белого скрывались сложные смыслы, обогащаемые за счет придания привычным словам нового расширительного значения. Например, «кольцо» – это и солнце, и жизненный крут, замыкающий все смертью, и купол небосвода, и очерченность ночной звезды крутом света, зовущего в вечность:
Во второй половине 1900-х гг. поэт переживает кризис прежних убеждений, угасание мистических надежд, его творческий интерес обращен на трагизм современной жизни. Сборники «Пепел» (1908), «Урна» (1909) отразили и переживания революции 1905 г., и кризис веры в философию Вл. Соловьева. В лирике появляется урбанистическая тема, окрашенная мотивами оборотничества, двойничества и одиночества. Обращение к теме родины, имеющей для символистов младшего поколения особое значение, у Белого отмечено чувством любви-ненависти, любви-жалости. В стихотворении «Из окна вагона» создается безрадостная картина убогой, нищей, богооставленной жизни:
В сборнике «Урна» Белый прибегает к прозаизмам германского метафизического словаря, выявляя иронический звук философских терминов, в сборнике «Пепел» используется искусная полифония, многоголосие. Белый обращается к традиции Некрасова, своеобразно обыгрывая его темы и используя его ритмы, ставшие знаком поэзии народнического направления, как, например, в стихотворении «Родина» (1908):
Формальная работа Белого над стихом сочеталась с расширением тематики, урбанистические мотивы; переплетались с темами народа и России. Основной тон сборника «Пепел» задается первым стихотворением, названным «Отчаяние». Ощущение конца, провала, исторической неудачи, фатальной обреченности пронизывает весь сборник.
Белый заявляет о себе как о крупнейшем теоретике символизма. Хорошо знакомый с немецким, английским и французским символизмом, о чем свидетельствуют его «Комментарии» к сборнику «Символизм» (1910), Белый сформулировал и создал концепцию символа и русского символизма, привлекая в свои теоретические разработки и философско-эстетические построения, и многообразнейшие линии и традиции мировой культуры, включая Платона и Плотина, Ницше и Штейнера. Значительная часть статей о русском символизме собрана в его книгах «Символизм», «Луг зеленый» (1910), «Арабески» (1911). Он выступил и как литературный критик, большое значение имеют его работы «Ритм как диалектика и «Медный всадник»» (1929), «Мастерство Гоголя» (1934).
В журнале «Весы» Белый опубликовал свой роман «Серебряный голубь», где поставил культурфилософскую проблему положения России между Востоком и Западом. С 1910 г. Белый увлекается теософией, он путешествует по Италии, Тунису, Египту и Палестине.
78
Эллис. Русские символисты. С. 213.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.