Страница 3 из 8
В драматургии среди множества проблем особо выделилась производственная, о чем свидетельствует театральная афиша 70—80-х годов. В репертуаре московских театров этих лет значатся «Протокол одного заседания» А. Гельмана и «Сталевары» Г. Бокарева во МХАТе, «Человек со стороны» И. Дворецкого в театре на Малой Бронной, «Ситуация» В. Розова и «Из жизни деловой женщины» А. Гребнева в театре им. Е. Вахтангова, «Дарю тебе жизнь» Д. Валеева в театре им. Ермоловой, «Мои надежды» М. Шатрова в Ленкоме и многие другие произведения. «Производственная» пьеса вышла со сцены на кино– и телеэкраны, питая искусство, имеющее самого многочисленного зрителя. Заслуга авторов этих пьес в том, что термин «производственная тема» перестал ассоциироваться, как это было прежде с конъюнктурными, бесцветными поделками, где наличествовали персонажи-схемы с нарочито полярными качествами (передовик и ретроград, новатор и консерватор), где за бесконечными разговорами на узко технические темы и за чисто производственным декорумом терялся живой человек. Одним словом, это было не только социально значимое явление, но и художественное открытие, удостоенное высокой оценки даже в отчетном докладе Л. И. Брежнева XXV съезду КПСС («Ныне эта тема обрела подлинно художественную форму…»). Производственная тема возродилась в драматургии застойного времени на новом уровне, в конфликтах сложных и напряженных.
Возрождение началось с «Марии» А. Салынского (1969), о которой много спорили при ее появлении на сцене театра им. Маяковского и потом, после выхода на экран фильма «Сибирячка». Рассказ о секретаре Излучинского райкома партии, ведущийся в романтическом ключе, поднимал животрепещущие вопросы и среди них – главный: что значит «строить коммунизм» – на деле, конкретно, в нашей повседневной жизни? Уже в этой пьесе наметилось русло будущих споров «о старых стенах» и новых, «деловых людях». Мария Одинцова убеждает своего оппонента, начальника строительства крупной электростанции Анатолия Добротина, человека напористого, живущего «в ощущении постоянного штурма», что «жизнь человеческая не согреется огнем даже самых сильных лампионов, если не будет душевного тепла»(7,132)[3], что «люди ждут ответственного понимания их души, внимания и любви ждет от нас природа» (7, 140).
Однако в ткани пьесы эта проблема нашего времени не нашла достаточно глубокого художественно-психологического решения. Согласно замыслу написать романтическую драму-песню о человеке одержимом и самоотверженном, для которого партийная работа – святое дело, «наука о будущем», Салынский укрупнил образ героини, поднял ее на пьедестал и противопоставил ей столь же укрупненный, ортодоксально заостренный образ. Конфликт вследствие этого сделался лобовым, категоричным, утратил жизненную достоверность, психологическую убедительность, превратился, по существу, в непримиримый поединок двух упрямцев с явно надуманным эффектным финалом. В начале пьесы Добротин размышляет: «Станцию надо пускать на год раньше, а не позже на год. Подумать только, все может испортить одна маленькая женщина. Фанатическая преданность родным местам. Скалой стала на пути, мраморной». – В конце Мария, так и не сумевшая убедить Добротина в необходимости вести дорогу в обход скалы, чтобы спасти излучинский розовый мрамор, сама бросается под взрывы… буквально «скалой становится на пути». И все же пьеса волновала самой заявкой на острые социально-нравственные проблемы.
Своеобразным «взрывом» в развитии «производственной темы» явилась пьеса И. Дворецкого «Человек со стороны» (1972). Она приглашала к спору о современном руководителе производства. Каким он должен быть в эпоху НТР? В названии пьесы заключен и драматургический прием, ход: дать свежий взгляд на привычное, примелькавшееся. Инженер Чешков вступает в конфликт с коллективом литейного цеха Нережского завода, где давно сложились домашние, дружеские отношения; доброта «без кулаков», всепрощение и попустительство стали нормой взаимоотношений в производстве. Вот почему этот блестяще технически оснащенный цех уже три года не выполняет план, а победные рапорты создавались здесь ценой лжи, приписок, «накачиваний» в конце кварталов. Чешков вызывает симпатии как человек знающий и любящий технику, чувствующий в себе силы и способности на большее, чем то, чего добился на прежнем месте. А между тем развитие конфликта держит в напряженном ожидании: уживется или нет герой в Нереже? снимут его или не снимут?.. Действительно, уж очень сух он и категоричен, неконтактен на первых порах. Многие специалисты не захотели с ним работать и ушли из родного коллектива, спаянного боевыми днями войны, потому что оскорблены манерой Чешкова работать с инженерно-техническим составом. Здесь отвыкли от требовательного тона, а речь нового инженера – вся из реплик-приказов, афоризмов-команд, нацеленных прежде всего «на дело». «Благотворительность не может являться традицией промышленного производства»; «Я больше не могу допустить, чтобы рапорт превращали в словоговорильню, лишенную смысла»; «Пора нам перестать разговаривать на пальцах. Все считать! Все подвергать анализу!»; «В систему накачек я не верю. План делается другим способом. Нужны – ритм, которого пока у нас нет, график по минутам…». «Ложь неэкономична» – один из главных его девизов. «Обман дезорганизует производство. Наш бич – вранье, нельзя обещать и не выполнять. Лучше вовремя сказать: не могу! не успеваю! Но мужественно сказать. И тогда мы начнем разбираться – почему» (4, 297). По существу в его речи автор с публицистической страстностью заострил самые злободневные требования к руководителю производства нашего времени: «Почему управлять должны те, кто не умеет управлять?» (4, 286). «Человек со стороны» – в хорошем смысле публицистическая драма, отразившая жизненно важные конфликты и проблемы, вызвавшая широкий резонанс. Произведение литературы стало фактом общественной жизни. Достаточно вспомнить, какие жаркие споры вызвал образ Чешкова. Несколько гипертрофированно заостренная в нем одна страсть «делового» человека давала повод к обвинению его в бездушии и черствости, а его восторженным защитникам – материал для таких категоричных выводов, что эпоха НТР – эпоха руководителей не «отцов родных», а техников-интеллигентов, «белых воротничков», узких, как рапира, четких и жестких. Спор этот вышел за рамки пьесы в жизнь и продолжен был в целом ряде последующих пьес.
Столь же повышенный интерес к «производственной теме» был вызван пьесой А. Гельмана «Протокол одного заседания» (1974). Уже в самом названии пьесы (в другом варианте – «Заседание парткома») автором утверждалась жизненная достоверность, документальная точность происходящего, заявлялась публицистическая жанровая форма.
В основе сюжета – ЧП на производстве (бригада строителей отказалась получать премию) и обсуждение этого неординарного случая на внеочередном заседании парткома треста. Драматургическое время практически совпадает с реальным. На сцене не происходит никаких иных событий, кроме заседания, дискутирующего неслыханно дерзкий факт. Частный случай на конкретном строительном объекте становится, однако, поводом для страстного публицистического разговора о современном производстве вообще, о просчетах в его организации и руководстве, о труде как категории нравственной. Не случайно бригадир Потапов определяет случившееся как «научно-техническую революцию», начавшуюся в тресте. Ведь по существу отказ от премии – это протест против многочисленных пороков в руководстве производством, вызванных местническими, узко ведомственными интересами, психологией «группового эгоизма» (А. Гельман).
Достоверность ситуации, узнаваемость персонажей в данном случае – залог действенного влияния пьесы на зрительный зал. Рассуждения рабочего Потапова захватывают всех членов парткома, разгорается диспут, в котором нет равнодушных. Как свидетельствуют отклики на спектакли МХАТа и БДТ, равнодушных не было и в зрительном зале. Кирилл Лавров, исполнитель роли секретаря парткома Соломахина, вспоминал, что на его реплику: «Кто за предложение (Потапова. – М.Г.) – прошу поднять руки. Голосуют члены парткома» – руки поднимались не только на сцене, но и в зале.
3
Здесь и в дальнейшем цифры в скобках означают: 1-я – порядковый номер пьесы в «Списке пьес к теме»; 2-я – страница указанного издания.