Страница 47 из 185
Раздался срывающийся голос Йана Виго:
— Он уходит… вроде бы… — Его указующий перст повторял движения тигра, который, судя по всему, вышел из-под частокола в зону видимости наблюдателя. — Стоит на дороге, святой отец! Это самец, старый самец.
— Уходи! Во имя Авраама, уходи!
— У него темное пятно на левом боку, святой отец, как у того, который напал на Ханнаберг в прошлом году… Просто стоит там, и все.
Я совсем забыл о своем задании, но тут из гостиницы вышли Джед с отцом Фэем, и, хотя я что-то пробормотал, ни один из них, казалось, даже не заметил меня. Вайлет стояла у входа, глядя на Джеда, и белые одеяния паломников образовывали за ее спиной колышущееся облако.
— Нет, сын мой, — сказал отец Фэй. — Я не могу позволить это и тем более не могу благословить такой поступок, и вы не должны мешать обязанности моей паствы — молитвам.
И все паломники — Джерри, его отец и мать, бледнолицая девушка, пожилые люди — высыпали на улицу, и думаю, они скорее смели бы меня с дороги, не отступи я в сторону, чем остановились по моей просьбе.
— Отец мой, — сказал Джед, — если вы не сделаете этого, мне придется просить другого служителя Божьего.
И он пошел к воротам, к отцу Дилуну, пройдя мимо Сэма так, будто не знал его.
— Дэви! — крикнула мне Вайлет. — Он не слушает ни слова из того, что я говорю. Не позволяй ему так поступить, Дэви!
Что он собрался сделать, я не знал. Я чувствовал себя так, словно все мы не слышим друг друга — если бы маленький Джерри на крыльце прекратил ухмыляться и сказал мне что-нибудь, я бы увидел, как открывается его рот, но услышал бы лишь тигриный рык и то самое влажное щелканье зубов.
Йан Виго снова закричал сверху:
— Он уходит на запад. Не видно куда — дом Катона заслоняет.
Для мальчишки на церковной крыше это, наверное, был величайший день во всей его скучной жизни: в голосе Йана так и звучало веселье, точно музыка за дверью. Я сам был еще довольно близок к детскому образу мышления, поэтому без труда смог уловить это веселье и прочитать зависть в глазах Джерри, когда тот смотрел на крышу.
Отец Дилун отошел от ворот, слушая Джеда. Несколько минут мы бесцельно бродили по улице — отец Дилун, Сэм, Джед, я и безымянный человек откуда-то с другого конца улицы. Я не видел никого похожего на охотника, не говоря уж о Проводнике.
Я видел всю Майн-стрит до самого конца, где выходили в лес меньшие ворота. Дом Проводника должен был находиться возле тех ворот.
Джед внезапно встал на колени перед отцом Дилуном:
— Так должно случиться, отец мой! Благословите меня выйти за ворота, чтобы спасти деревню и снять с себя бремя греха. Я не стану бояться, если выйду с вашим благословением.
Сэм сказал резко:
— Ты не больший грешник, чем любой из тех, кто здесь находится.
Но отец Дилун остановил его движением сморщенной руки, поднял ее, призывая всех остальных к молчанию,
— Так не годится, — сказал он. — Я никогда не слышал о подобном деянии, это не благоразумно. В этом может присутствовать греховная гордость… Сын мой, кто вы?
— Мое имя — Джед Север. Я — жалкий грешник всю мою жизнь, и кто может поручиться, что этот тигр пришел в деревню не из-за меня? Отец мой, благословите. Я хочу умереть с надеждой на прощение у трона Авраама.
— Нет, но… Мы все грешники от рождения, но я не могу подумать, что вы такой… такой… — и отец Дилун с любопытством и беспокойством взглянул на Сэма и на меня, желая какой-то помощи от нас, но едва ли представляя, чем мы можем помочь, и еще меньше — как ему просить о ней. — Грех, Джед Север… он написан на лице, можно сказать. Вы, чужеземцы, вы — друзья этого человека?
— Он мой кузен по браку, — сказал Сэм, — и доброе сердце, добрейшее, отец мой, но чересчур пылкое. Его совесть…
— Ты не понимаешь, — сказал Джед. — Не слушайте его, отец мой. Он не может видеть греха в моем сердце. Зверь не уйдет до тех пор, пока я не сделаю этого. Я знаю, я чувствую.
— Нет, — сказал отец Дилун, — Может быть, он уже ушел, и нет никакой нужды во всем этом.
— Где ваш Проводник, сэр? — спросил Сэм.
— Ушел. На трехдневную охоту вместе с нашими лучшими людьми.
Тигр зарычал где-то за теснившимися в кучу старыми домишками на западном краю деревни. Потом послышался какой-то всхрап и хруст ломающихся деревьев.
— Он уже в деревне, парень? — крикнул Сэм церковному мальчишке.
— Нет. — Голос Йана Виго стал высоким, как у девчонки. — Думаю, он вцепился когтями в обвязку и что-то сломал, но она не упала.
Виго имел в виду крепления, державшие бревна частокола. Это были кожаные ремни, которые использовали сырыми, дали им высохнуть, и они плотно стянулись. Только богатые города могли позволить себе железные болты или проволоку.
— Он ходит кругами у задних ворот.
— Святой отец, благословите меня и позвольте мне выйти! Я набрался храбрости:
— Святой отец, я ни разу не промахивался из этого лука. Можно я попробую с одной из крыш?
— Нет, сынок, нет. Ранишь его, и тогда он разрушит всю деревню.
Это была неправда, и я знал это. Тигр — всего лишь большая кошка. Если ранить кошку, она убегает, а не нападает — разве лишь ее загнали в угол или она не может бежать. Но я знал также и то, что бесполезно учить священника. Я увидел, как паломники опустились на колени прямо на улице, перед церковью. Несмотря на голос здравого смысла, я все же сделал еще одну попытку:
— Святой отец, я обещаю вам, я могу попасть ему в глаз, я тренировался на глазках от сучков с пятидесяти ярдов.
Это лишь рассердило отца Дилуна.
— Ни в коем случае! А что если тигр — посланник Божий? Я не желаю больше слушать. — Он повернулся к Сэму: — Это ваш сын?
— Мой племянник, он мне вместо сына. Это не пустое бахвальство, святой отец. Я сам видел, как он пригвождал…
— Я сказал, что не желаю больше этого слушать! Заберите у мальчика стрелы, сэр, и держите их у себя до тех пор, пока все не закончится.
Сэму пришлось забрать стрелы, мне пришлось отдать их, мы оба сделали это с ничего не выражающими лицами. Паломники пели.
Гимн назывался «Скала Времен», ничем не примечательный, но переживший века, в то время как беспредельное множество гораздо лучших музыкальных записей погибло. Голос Джерри изумил меня — невероятно чистый и нежный… Что ж, я никогда раньше не слышал поставленного мальчишеского сопрано. И впоследствии не слышал — до тех пор, пока не пришел в Нуин, в Олд-Сити, где их учат в Соборе. На втором куплете я услышал, как кто-то поет позади меня, Вайлет, моя мягкая теплая все еще плачущая Вайлет пела, время от времени хлюпая носом, и более или менее попадала в тон. Я не мог петь, как и Сэм, который стоял рядом со мной, держа в опущенной руке мои стрелы.
В дальнем конце деревни, над восьмифутовыми задними воротами, в переливающейся жаре летнего утра, показалась морда, наблюдающая за нашими человеческими колебаниями. Смуглое и бледное, ужасное и великолепное… Поперек светлого золота — золото темное, как будто между нами существовала некая изгородь, отбрасывающая на него тени своих прутьев.
Мы знали, что он придет; мы все знали, что он найдет нас, неготовых, и каждого на своем человеческом пути. И паломники знали об этой морде в конце улицы, но голоса их даже не дрогнули. Только Вайлет перестала петь. Я видел, как Джед мягко высвободил свою ладонь из ее руки и двинулся на пару шагов вперед.
В этот момент тигриная морда исчезла за воротами.
— Он ушел, — сказала Вайлет. — Видишь, Джед?.. Он ушел, говорю тебе.
Она должна была знать, как и все мы, что тигр не ушел. Джед теперь не выглядел человеком, готовым безумно броситься навстречу опасности. Он улыбался, и в улыбке этой жило какое-то странное удовлетворение. Он сделал еще несколько шагов и прошел мимо коленопреклоненных поющих паломников. Отец Ди-лун тихо молился, его старческие руки сплелись под подбородком. Я думаю, он смотрел на Джеда. Однако ничего не делал для того, чтобы остановить его.